— Мы попробуем. Я уже чувствую себя более живой. Проснувшейся. А вы?

Энн улыбается.

— Когда во мне магия, у меня возникает чувство, что я могу абсолютно все.

— Все… — бормочет Фелисити.

Она поворачивается на бок, опирается на локоть и превращается в прекрасную букву S.

— А как насчет Пиппы? Что мы можем сделать для нее?

Я вспоминаю Пиппу в воде, бьющуюся в отчаянии, неспособную перейти на другую сторону бытия.

— Я не знаю. Я не знаю, может ли магия изменить ее судьбу. Они говорят…

— Они говорят, — насмешливо фыркает Фелисити. — Мы говорим! Ты теперь владеешь всей магией, Джемма! Конечно, мы можем что-то изменить и в сферах тоже. И для Пиппы.

У меня в голове звучат слова горгоны: «Она не должна снова ошибиться».

Рядом со мной в траве барахтается божья коровка, упавшая на спину. Я переворачиваю ее кончиком пальца, и она ползет между травинками, а потом снова застревает.

— Я слишком мало знаю о сферах, о магии и об Ордене, — говорю я, — только то, что мне рассказали разные люди. И пришла пора самим разобраться, что возможно, а что нет.

Фелисити кивает.

— Разумно.

Мы лежим в траве, солнце согревает уставшие за зиму лица, и это уже само по себе — волшебство.

— Мне хотелось бы, чтобы так было всегда, — вздыхает Энн.

— Может, и будет, — говорю я.

Мы лежим рядом, держимся за руки и следим за облаками, счастливыми леди, плывущими в небе в развевающихся юбках, они словно танцуют и приседают в реверансах, постепенно превращаясь во что-то совершенно новое.

После полудня деловая активность на ярмарке начинает спадать, некоторые торговцы закрывают палатки. Пришло время для танцев и развлечений. Жонглеры приводят детей в благоговейный восторг, как будто отрицая закон притяжения. Мужчины заигрывают с девушками-служанками, наслаждаясь редким отдыхом от повседневного тяжелого труда. Труппа мимов дает представление — это история святого Георгия. Поскольку близится Пасха, в дальнем конце ярмарочной территории, на лужайке рядом с тем местом, где нанимают рабочих, дают какую-то нравоучительную пьесу. Миссис Найтуинг тащит нас туда, чтобы мы посмотрели, и мы стоим в толпе, наблюдая, как паломники на сцене сражаются с тьмой в своих душах, пробираясь к свету.

Я краем глаза вдруг замечаю Картика, подошедшего к капитану, и у меня внутри все обрывается.

— Фелисити, — шепчу я, дергая подругу за рукав. — Я только что видела Картика. Я должна с ним поговорить. Если меня станут искать Найтуинг или Лефарж, скажи, что я пошла посмотреть петушиные бои.

— Но…

— Пожалуйста!

— Только не задерживайся.

Я стремительно, как заяц, бросаюсь сквозь толпу и застаю Картика, когда он обменивается рукопожатием со шкипером, закрепляя сделку. У меня падает сердце.

— Извините, сэр. Могу я с вами поговорить?

Мое близкое знакомство с индийцем привлекает внимание фермерш, которые, судя по всему, принимаются гадать: что общего может быть у хорошо одетой девушки с каким-то язычником?

Я бросаю косой взгляд на капитана.

— Вы отправляетесь в плавание?

Картик кивает.

— Корабль британских военно-морских сил «Орландо». Он выходит из Бристоля через шесть недель, и я буду на нем.

— Но… матрос? Ты же говорил, что тебе не нравится море, — говорю я.

При воспоминании о той ночи, когда я впервые встретилась с Картиком в церкви, в горле встает ком.

— Если море — это все, что придется вытерпеть, меня это устроит.

Картик достает из кармана потрепанный красный платок, тот самый, который мы использовали как сигнальный флажок. Когда мне было необходимо поговорить с Картиком, я пристраивала этот платок на окне спальни, а он привязывал его к ветке ивы под окном, если я была нужна ему. Картик прижимает платок к щеке.

— Картик, что произошло? — шепчу я. — Когда мы расстались в Лондоне, ты клялся в преданности мне и союзу!

— Того человека больше нет, — отвечает Картик, и его глаза темнеют.

— Это как-то связано с братством Ракшана? А как насчет твоих разговоров о судьбе и…

— Я больше не верю в судьбу, — перебивает меня Картик, его голос дрожит. — И если ты припоминаешь, я больше не состою в братстве Ракшана. Я человек без места в жизни, и море отлично мне подойдет.

— Но почему бы тебе не отправиться со мной в сферы?

Голос Картика превращается в едва слышный шепот:

— Я никогда не увижу сферы. Никогда.

— Но почему?

Картик прячет глаза.

— У меня есть причины.

— Так объясни, какие именно?

— Это мои причины, и только мои.

Он разрывает платок на две части и одну кладет мне в ладонь.

— Вот, возьми это. Чтобы напоминал обо мне.

Я смотрю на комок старой ткани. Мне хочется швырнуть его в лицо Картику и гордо уйти прочь. Но вместо того я крепко сжимаю обрывок, ненавидя себя за слабость.

— Ты станешь отличным моряком, — резко говорю я.

Солнце клонится к закату, когда мы возвращаемся в школу Спенс, нагруженные покупками с ярмарки. Рабочих мистера Миллера уже отпустили после дневных трудов. Грязные и насквозь пропотевшие, они складывают инструменты на телегу и умываются из ведер с водой, которые принесли судомойки. Бригид предлагает им холодный лимонад, и мужчины пьют его жадными глотками. Миссис Найтуинг вместе с мастером отправляется проверить результаты дня.

— Ох, мистер Миллер, сэр, — кричит рабочий, — смотрите, тот старый камень в земле! Он раскололся точно пополам!

Мистер Миллер подходит к камню и приседает на корточки, чтобы рассмотреть его как следует.

— Ай-ай, — говорит он, хлопая себя грязной ладонью по крепкому бедру, — вот не понимаю, как это случилось? Он же выглядел таким здоровенным, крепким!

Мастер поворачивается к миссис Найтуинг:

— Он тут как бельмо на глазу, миссус. Может, нам лучше его убрать?

— Очень хорошо, — соглашается миссис Найтуинг, небрежно взмахивая рукой.

Мужчины хватаются за лопаты и кирки и погружают их во влажную землю вокруг камня. Я сдерживаю дыхание, гадая, не откроется ли от их усилий тайная дверь и не повлияет ли все это на возможность войти в нее. Но я ничего не могу поделать, только надеяться. Мужчины высвобождают обломки камня, чтобы погрузить их на телегу.

— Может, удастся продать его где-нибудь, — задумчиво бормочет мистер Миллер.

Из леса к ним спешит, спотыкаясь, мать Елена.

— Вы не должны этого делать! — кричит она, и я догадываюсь, что она пряталась за деревьями и наблюдала.

От ее крика меня пробирает дрожь, хотя я и не понимаю толком, почему. Мать Елена безумна; она постоянно говорит что-нибудь странное.

Но на мужчин ее слова подействовали. Они перестают копать.

— Эй, ну-ка за дело! — прикрикивает на них мистер Миллер. — А ты, цыганка… нам уже тут надоели эти твои суеверия!

— Уходи отсюда, матушка! — говорит Бригид, направляясь к старой женщине.

Но мать Елена не ждет ее. Она поворачивает назад.

— Два пути, — бормочет цыганка. — Два пути. Ты навлечешь проклятие на всех нас.

Нам не приходится ждать полуночи, чтобы сбежать из школы Спенс. Все настолько устали после ярмарки, что я слышу храп и громкое сопение даже в коридоре. Но мы трое чувствуем себя куда бодрее обычного, мы в предвкушении. Мы собираемся в большом холле. Я снова пытаюсь вызвать дверь света, но, похоже, у меня опять ничего не получится. Я чувствую, как радостное ожидание Фелисити и Энн переходит в отчаяние, поэтому решаю выбрать другой путь.

— Идемте, — говорю я и веду своих подопечных на лужайку перед школой.

Ночь кажется живой, дышащей, полной возможностей. Безоблачное небо подмигивает тысячами звезд, они как будто подстрекают нас. Луна устроилась среди них, толстая и довольная.

Я протягиваю руку и мысленно вызываю дверь. От бурлящей во мне энергии рука дрожит. Тайный портал появляется перед нами, светясь, такой же, как прежде, и я вздыхаю с облегчением.