Она посмотрела на меня, открыв рот.

Полицейский повел меня по другому желтому коридору и привел в каменную камеру.

Там над дверью висела петля.

— Входи.

Я сделал, как мне велели.

На полу камеры стояли бумажный стаканчик с чаем и бумажная тарелка с четвертиной мясного пирога.

Он закрыл дверь.

Все почернело.

Я сел на пол, перевернув чай.

Я нащупал пирог и стал жевать его.

Я закрыл глаза.

Некоторое время спустя два полицейских открыли дверь и швырнули в камеру сверток с одеждой и пару ботинок.

— Одевайся.

Я сделал как мне велели.

Это были мои собственные вещи, они воняли мочой и были покрыты грязью.

— Руки за спину.

Я сделал как мне велели.

Один из полицейских вошел в камеру и надел на меня наручники.

— Сделай ему темную.

Полицейский набросил мне на голову одеяло.

— Вперед.

Полицейский толкнул меня в спину.

Я пошел.

Внезапно меня схватили под обе руки и повели. Через одеяло я видел один только желтый свет.

— Пусти-ка меня, а то я до него еще ни разу не дотронулся.

— Выведи его отсюда.

Потом я ударился головой о дверь и оказался на улице.

Я упал.

Они подняли меня.

Мне показалось, что я в фургоне.

Я услышал, как захлопнулись двери и заработал двигатель.

Все еще накрытый одеялом, я сидел в кузове фургона вместе с двумя или тремя мужчинами.

— Ублюдок сраный.

— Ты там смотри не засни.

Меня ударили по голове.

— Не волнуйся, я уж постараюсь, чтобы он не заснул.

— Ублюдок сраный.

Еще один удар.

— Держи голову прямо, мать твою.

— Ублюдок сраный.

Я почувствовал запах сигарет.

— Сам же раскололся, прямо не верится.

— Я знаю. Ублюдок сраный.

Меня пнули по голени.

— Оттянуть бы ему яйца, на хер.

— Насильник …баный, мать его.

Я замер.

— Давай сделаем ему, как тому, другому.

— Ага, пара вонючих ублюдков, смотри-ка ты. Мой затылок ударился о стенку фургона.

— Ублюдок сраный!

— Может, здесь?

Я услышал стук внутри фургона.

— Сними одеяло с этого чертова ублюдка.

— Здесь?

Мне показалось, что в фургоне вдруг стало холоднее.

Они сняли с меня одеяло.

Я был наедине с усатым, седым и брюнетом. Задняя дверь фургона была открыта.

На улице, похоже, был рассвет.

— Сними с этого вонючего ублюдка наручники.

Усатый потянул меня за волосы вперед и снял наручники.

Я видел, как мимо пролетали плоские бурые поля.

— Поставьте его на колени вот здесь, — сказал брюнет.

Усатый и седой подтащили меня к двери фургона и поставили на колени спиной к бескрайним бурым полям.

Брюнет сел передо мной на корточки.

— Ну вот и все.

Он достал револьвер.

— Открой рот.

Я увидел Полу, лежащую лицом вниз на своей кровати, голую, с кровоточащими анусом и влагалищем, без волос.

— Открой рот!

Я открыл рот.

Он сунул мне в рот дуло.

— Я тебе сейчас отстрелю твою чертову башку.

Я закрыл глаза.

Щелчок.

Я открыл глаза.

Он достал пистолет из моего рта.

— С этим прямо беда какая-то, — засмеялся он.

— Везет ведь ублюдку, мать его, — сказал усатый.

— Давай заканчивай, — сказал седой.

— Попробую-ка я еще раз.

Я чувствовал воздух, холод, поля за спиной.

— Открой рот.

Я увидел Полу, лежащую лицом вниз на своей кровати, голую, с кровоточащими анусом и влагалищем, без волос.

Я открыл рот.

Брюнет снова сунул мне в рот дуло.

Я закрыл глаза.

Щелчок.

— У этого засранца, наверное, со смертью уговор.

Я открыл глаза.

Он достал пистолет из моего рта.

— Что, и в третий раз повезло, а?

— Да хер с ним, — сказал усатый, хватая револьвер и отталкивая брюнета в сторону.

Он взял пистолет за дуло и занес его над своей головой.

Я увидел Полу, лежащую лицом вниз на своей кровати, голую, с кровоточащими анусом и влагалищем, без волос.

Он обрушил пистолет мне на голову:

— ЭТО — СЕВЕР. ЧТО ХОТИМ, ТО И ВОРОТИМ!

Я увидел Полу, лежащую лицом вниз на дороге, голую, с кровоточащими анусом и влагалищем, без волос.

Мы прыгали в реку, держась за руки.

Вода была холодная.

Я отпустил ее руку.

Я открыл глаза.

Мне показалось, что было утро.

Я лежал на обочине под дождем, и Пола была мертва.

Я сел, голова раскалывалась от боли, тело занемело.

Из машины, стоявшей на дороге чуть поодаль, выходил мужчина.

Я посмотрел на пустые бурые поля и попытался встать.

Мужчина подбежал ко мне.

— Я вас чуть не угробил к чертовой бабушке!

— Где я?

— Что с вами случилось?

У пассажирской двери машины стояла женщина и смотрела на нас.

— Меня сбили. Где я?

— На Донкастер-роуд. Хотите, мы вызовем скорую?

— Нет.

— Полицию?

— Нет.

— Выглядите вы совсем не важно.

— А вы не могли бы меня подвезти?

Мужчина обернулся на женщину, стоявшую у машины.

— Куда?

— Отель «Редбек» по дороге в Уэйкфилд знаете?

— Да, — ответил он, переводя взгляд с меня на машину и обратно на меня. — Ладно.

— Спасибо.

Мы медленно пошли по дороге к машине.

Я сел назад.

Женщина сидела впереди и смотрела прямо перед собой. У нее были светлые волосы, такого же оттенка, как у Полы, только длиннее.

— Он попал в аварию. Подбросим его по пути, — сказал мужчина женщине, заводя двигатель.

Часы впереди показывали шесть.

— Извините, — сказал я. — Какой сегодня день недели?

— Понедельник, — ответила женщина не оборачиваясь.

Я смотрел в окно на пустые бурые поля.

Понедельник, 23 декабря 1974 года.

— Значит, завтра — сочельник?

— Да, — сказала она.

Мужчина смотрел на меня в зеркало заднего обзора.

Я снова повернулся к пустым полям.

— Тут — нормально? — спросил мужчина, подъезжая к «Редбеку».

— Да. Спасибо.

— Вы уверены, что вам не нужно в больницу, а?

— Уверен, спасибо, — ответил я, выходя из машины.

— Ну тогда до свидания, — сказал мужчина.

— До свидания, и большое вам спасибо, — сказал я, закрывая дверь.

Они уехали. Женщина все так же смотрела прямо перед собой.

Я прошел через стоянку по лужам с грязной дождевой водой и машинным маслом и, обогнув здание, оказался у входа в мотель.

Дверь в комнату 27 была приоткрыта.

Я встал перед ней и прислушался.

Тишина.

Я толкнул дверь — она открылась.

На куче бумаг и папок, пленок и фотографий лежал сержант Фрейзер в униформе и спал.

Я закрыл дверь.

Он открыл глаза, посмотрел вверх, потом встал.

— Черт, — сказал он, глядя на часы.

— Ага.

Он уставился на меня.

— Ни хрена себе.

— Ага.

Он подошел к раковине и открыл кран.

— Ты бы лучше присел, — сказал он. Вода начала переливаться через край раковины. Я прошел прямо по бумагам, папкам, фотографиям, картам и сел на голую раму кровати.

— Что ты здесь делаешь?

— Меня отстранят от дела.

— Что же ты такого натворил-то, мать твою?

— Познакомился с тобой.

— Ну и что?

— Ну и то, что я не хочу, чтобы меня отстранили.

Я слышал шум ливня, звуки приезжающих и паркующихся грузовиков, водителей, бегущих от дождя под крышу.

— Как ты нашел это место?

— Я — полицейский.

— Правда? — сказал я, обхватив голову руками.

— Правда, — сказал сержант Фрейзер, снимая куртку и закатывая рукава.

— Ты когда-нибудь раньше здесь бывал?

— Нет. А что?

— Да так, ничего, — ответил я. Фрейзер намочил в раковине единственное полотенце, выжал его и бросил мне. Я приложил его к лицу, провел им по волосам. Оно стало цвета ржавчины.

— Я тут ни при чем.

— Я не спрашиваю.