В ту же секунду дверь в комнату распахнулась. На пороге стояла Джованна с лампой, за её спиной — два пажа, а за ними — могучий помощник конюха. «Вали его!» — заорала Джованна, и детина растолкал пажей, выскочил вперёд и, схватив Арсени за волосы, резко дёрнул его голову назад, а потом ударил кулаком прямо по вздыбленному кадыку, вгоняя его в горло. Арсени захрипел, как несколько секунд тому назад хрипела Анна, и упал, пытаясь поймать воздух. Помощь пажей не потребовалось.
Анна лежала на кровати без сознания. Простыня покрылась кровью — буквально от пары движений Арсени внутри девушки. Джованна побелела: она чувствовала собственную вину. Нужно было врываться раньше, предупреждая чудовищное происшествие, а не расхлёбывая его последствия. Она обернулась к одному из пажей: «Беги за Жарне. — Паж исчез. — Этого оттащи в сторону, — сказала она конюху; тот схватил корчащегося Арсени за руку и оттянул прочь. Джованна боялась что-либо предпринимать до прихода врача, потому что совсем не разбиралась в травмах. — Беги вдогонку, — обратилась она ко второму пажу, — пусть Шако тоже приходит». — Тот кивнул и убежал.
Джованне стало по-настоящему страшно. Она понимала, что если с юной хозяйкой что-либо случится, герцог в гневе устроит настоящую кровавую баню. Из неё, Джованны, правду вытянут раскалёнными клещами, а потом её уже ничего не спасёт. Её содомируют булавой с гвоздями, не иначе.
Жарне появился через минуту, не более. Он нёсся по коридору в ночной рубашке, не надев даже штанов; в руках у него была сумка с докторскими принадлежностями. Ворвавшись в комнату, Жарне тут же бросился к Анне. Он упал на колени и заглянул в её промежность, потом извлёк белую тряпочку, промокая кровь. Дальше Джованна не смотрела — её начало выворачивать. Служанка отвернулась, её взгляд упал на Арсени. Судя по всему, он должен был выжить. Горло его потемнело, но он всё-таки дышал, грудь его мелко и часто вздымалась, а здоровяк-конюх стоял над ним. Джованна подошла к Арсени, взялась за его огромный член, присела и увидела сбоку застёжку. Она оттянула металлическую застёжку и вытянула кожаный ремешок. Фаллос остался у неё в руках. Джованна осветила то, что пряталось под ним, — и вот тут её вырвало прямо на брюхо Арсени.
В этот момент в комнате объявились одновременно Шако и герцог. Последний был в походной одежде, в пыли, он только что приехал, неожиданно для всех, и планировал смыть с себя пыль и отправиться спать, потому что очень устал с дороги. Но происшествие нарушило все его планы. Он увидел Жарне, склонившегося над дочерью, и голого Арсени, хрипящего на полу, и растерянную Джованну со следами рвоты на платье. Герцог умел мгновенно оценивать ситуацию. Не мешая врачу, он схватил служанку за руку и потащил прочь из комнаты.
«Что тут произошло?» — прошипел он. Пажи и слуги, прибежавшие на переполох, старались держаться подальше от хозяина. В дальнем конце коридора появился заспанный Дорнье. «Арсени, — промямлила Джованна, — пытался изнасиловать Анну-Франсуазу, сказал, что урок нужно провести, она пришла, и он…» — «Она что, в ночной рубашке к нему пришла?» — злобно спросил герцог. Джованна поняла, что легенда, сгодившаяся бы для какого-либо чрезмерно наблюдательного слуги, герцогу явно не понравилась. «Нет… то есть да…» — Джованна не знала, что ответить. «Запомни сейчас, — сказал герцог, — если с ней что-либо случится, ответит не только Арсени, — прошипел герцог, — он-то в любом случае уже мёртв; но ты ещё трепыхаешься, и если что, ответишь ты, и тебе будет очень больно». Джованна кивнула. Герцог отпустил её руку. На коже остались тёмные пятна.
Герцог вернулся в комнату. Над Анной-Франсуазой, помимо Жарне, нависали две служанки со свечами и Шако. Последний, увидев хозяина, сказал: «Всё будет хорошо. Небольшое кровотечение, но ничего жизненно важного, кажется, не повреждено. Мы справимся». — Герцог кивнул и обратил своё внимание на Арсени. «Это ты его?» — спросил он у конюха. «Да», — кивнул тот. «Ты какого чёрта тут делал? — Конюх что-то промычал. — Отвечай», — тихо, но властно сказал герцог. «Сказали ждать и, если что, врываться», — почти шёпотом ответил тот. «Хорошо, что ворвался, — констатировал герцог, — бери его и тащи за мной».
Он развернулся и пошёл прочь. У дверей стоял с понурым видом Дорнье. «Ты не виноват», — сказал герцог, проходя мимо. Управляющий не решился ответить.
У конюха хватало сил взвалить тушу Арсени на плечи, но по дворцовым коридорам передвигаться таким образом было неудобно, и потому детина просто тащил учителя за ноги. Тот продолжал часто и мелко дышать. Герцог знал, как нужно снимать стресс. Он сдерживал в себе зверя, пока рядом находилась его дочь и неплохие, в общем, люди — Жарне, Дорнье, полезные слуги, которые всегда старательно исполняли свои обязанности. Но по мере того, как он шёл по коридорам, и за ним пыхтел конюх, тянущий Арсени, герцог наполнялся ненавистью. Поймав какого-то пажа, герцог приказал: разбуди Жюля — и вниз. Паж испарился, герцог же дошёл до самого края дальнего крыла дворца, открыл собственным ключом боковую дверь и вышел наружу. Конюх едва поспевал за хозяином.
Шёл дождь. Конюх волок Арсени по траве и грязи. Герцог шёл к небольшому строению примерно в полусотне ярдов от дворца. Когда они были уже на подходе, в домике зажёгся свет, дверь открылась. На пороге стоял невысокий мужчина лет пятидесяти с добрым, по-детски пухлым лицом. Он отступил в сторону, пропуская герцога и конюха с его волоком.
Мужчину звали Жюль, а фамилии его толком никто и не знал. Он жил в этом домике уже лет двадцать и почти никогда не бывал в основном здании. В свою очередь, к домику никто и никогда не подходил по собственной воле. Несколько раз Анна-Франсуаза пыталась забраться внутрь во время детских игр, но все двери и окна Жюлева обиталища были плотно закрыты. Жюль никому и ничего о себе не рассказывал, и лишь герцог знал подноготную этого человека — иначе бы вряд ли взял его на работу.
Если бы двор был королевским, месье Жюля смело можно было бы называть заплечных дел мастером. Герцог не имел права держать собственного палача — и потому месье Жюль числился при дворце как цирюльник. И в самом деле, по части кровопусканий он был мастер почище доктора Жарне. Только облегчения эти кровопускания обыкновенно не приносили. Месье Жюль выполнял много чёрной работы. По приказу герцога он пытал, выбивая из жертвы информацию, или просто для хозяйского удовольствия; при необходимости он мог убить кого-либо тайно, а затем ликвидировать тело. В частности, именно он некогда пытал, убил и выбросил на помойку Анри Сара, неудачливого любовника Анны-Франсуазы. Теперь же пришла очередь другого её любовника — не столь желанного, но насолившего герцогу значительно сильнее.
Они спустились в подвал. Конюх с удивлением рассматривал странные приспособления, развешанные по стенам. «Подними его на стол и разведи огонь», — тихо сказал Жюль, и конюх понял, что ослушаться нельзя. Он взгромоздил тело Арсени на деревянный верстак посреди подвала и пошёл к камину. Через несколько секунд вспыхнул огонь: сухие дрова и солома были заведомо разложены для скорейшего возгорания. «А теперь иди, тебе воздастся», — сказал палач. «Да, — кивнул герцог, — ты молодец». Конюх поднялся наверх и вышел. Он боялся, потому что не знал, чего ожидать от герцога. Возможно, «воздаяние» будет не столь приятным, как, казалось бы, следовало ожидать.
В это время Жюль изучил горло толстяка. «Плохо, — сказал он, — может умереть в любую минуту. Когда начинаешь пытать, они задыхаются даже при здоровом горле, а этот вон кровью сейчас харкать пойдёт безо всяких пыток». — «Лечить его, — ответил герцог, — чтобы потом убивать, я не буду. Я верю в ваше мастерство, господин Жюль. Проявите его прямо сейчас, при мне». — «Хорошо, — ответил палач, — но я ничего не могу обещать». Он извлёк из-под верстака прикреплённые к нему верёвки с петлями и привязал сначала ноги, а затем и руки Арсени. «Он без сознания», — сказал герцог. «Сначала привяжу, затем разбужу», — точно поговорку произнёс Жюль. Он стянул верёвки на руках и ногах практически насмерть — уже через несколько секунд конечности учителя начали синеть.
