Здесь нам, уважаемый читатель, стоит прервать диалог Анны-Франсуазы и Шарля, поскольку он становится скучен. Вам будет достаточно знать, что беседовали они в течение столь длительного времени, что Анна совершенно забыла о портном (к которому так и не заехала) и о служанке (которая чуть не окочурилась от скуки, хотя успела за время беседы обыскать все более или менее доступные комнаты в надежде чем-нибудь поживиться — и в итоге стащила небольшую книжечку в переплёте, украшенном драгоценными с виду камнями, впоследствии оказавшимися простыми стекляшками).

Анна поняла, что нужно уходить, когда стало темнеть. Она не ела, не ходила в туалет, не отрывала взгляда от Шарля и его книг в течение более чем шести часов, и он тоже, как ни странно, ни разу за это время не выказал никакого желания прекратить беседу. В ходе разговора они совершенно забыли о предлоге, под которым Анна вообще посетила переплётную мастерскую — выбор книги для переплетения. И вдруг всё оборвалось — Анна поняла, что время позднее, и теперь придётся объяснять мужу, почему она была в городе так долго и при этом не побывала у портного, и хотя де Торрон совершенно спокойно воспримет любое объяснение, сам факт необходимости последнего казался Анне неприятным. Кроме того, следовало как-то оправдаться перед Жанной, видимо, заснувшей уже в одной из нижних комнат, впрочем, такова её работа, быть служанкой не так и просто, никто не обещает лёгкой жизни.

«Нужно уходить», — сказала Анна и тут же почувствовала голод вкупе с желанием посетить уборную комнату, но она не могла сказать о последнем Шарлю, да и упоминание о первом звучало бы как упрёк, причём вполне заслуженный, и потому Анна-Франсуаза более ничего не произнесла вслух. «Я подарю вам книгу», — сказал Шарль. «Какую?» — «„Любовные стихи к Кассандре“ Ронсара[96], вы, видимо, читали их». — «Я не помню уже, право слово, я так много читала». — «Ничего, даже если читали, это прекрасная книга, её можно читать снова и снова, но главное здесь — не книга, а переплёт, он сделан вот этими руками, вот в этой мастерской». — «Тогда этот подарок вдвойне ценен для меня». — «Примите эту книгу — и не забудьте подумать о том, какую книгу я мог бы переплести лично для вас».

Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ, и когда он передавал ей книгу, их руки на секунду соприкоснулись, и она подумала, что это электричество, разряд проскочил между ними, а он ничего не подумал, так как не знал, что такое электричество, но почувствовал, в общем, то же самое, хотя и не мог описать это правильным словом. «Я должна дать вам что-нибудь взамен». — «Не стоит, вы и так наградили меня своим присутствием». — «Но всё же, примите в знак моего расположения эту перчатку», — и она стянула бежевую ткань с правой руки, обнажив белую, в веснушках руку, и подала перчатку ему. Он принял её благоговейно и спросил: «Как же вы в одной перчатке?» — «Скажу, что порвала или испачкала, да никто и не заметит, что я потеряла перчатку, муж мой совершенно не обращает на меня внимания, по крайней мере, когда я не требую этого от него, а требую я весьма нечасто». Шарль улыбнулся, пряча перчатку в карман, а Анна стянула вторую — для симметрии, но ему не отдала, а спрятала где-то в складках пышного платья. Он открыл ей дверь, и она стала спускаться вниз по лестнице, и крикнула по дороге: «Жанна! — Служанка появилась, несколько растрёпанная и с отпечатком структуры дерева на левой щеке, так как она заснула, чего и следовало ожидать, уронив голову на кухонный стол. — Мы едем, — сказала Анна, — иди буди кучера или ищи его, если он за время ожидания куда-нибудь ушёл». Служанка исчезла за дверью, Анна пошла следом и обернулась к Шарлю.

«Я заеду к вам ещё раз, — сказала она, — мне кажется, мы не завершили наш разговор». — «Да, конечно». — «И я напомню о вас моему отцу». — «Да, мадам». Она подала ему руку, и он склонился над ней, задержав губы чуть дольше положенного. Кучер уже открыл дверь для Анны, Жанна стояла рядом в ожидании, и герцогиня, с трудом оторвав взгляд от переплётчика, исчезла в карете. Шарль провожал взглядом удаляющийся экипаж и думал о том, что эта женщина отличается от других. Другие предназначены лишь для того, чтобы после смерти снять с них кожу и использовать её для переплёта. Эту женщину он хотел живой и хотел — любить.

Если для Шарля ситуация во многом была нейтральна — или даже в определённой степени благополучна, то Анна-Франсуаза попала в пренеприятнейшее положение. Шарль мог воспылать страстью к женщине, стоящей гораздо выше его на социальной лестнице, и, в общем, не пострадать от этого, поскольку сердце можно затолкать в самый угол, чувства не слишком трудно придавить разумом. Так или иначе он просто не мог себе позволить навещать Анну или навязываться её отцу — и тем более мужу. Анна же спокойно могла навещать переплётчика, а если возможность и желание сплетаются в единое целое, ничто уже не может остановить влюблённую женщину. Анна сознавала, что уже первый её визит на улицу Утраты вызвал бы справедливые подозрения у более внимательного мужа, что уж говорить о последующих, если таковые состоятся. Но Анна отгоняла подобные опасения прочь. Она хотела ещё раз увидеться с Шарлем, и ещё раз, и ещё, и так — пока не надоест. Никогда, никогда не надоест, говорила она себе.

А за спиной Анны-Франсуазы имели место некоторые события, способные нарушить её планы относительно переплётчика. Господин Дорнье, выходивший из кареты, чтобы направиться к герцогу с финансовым докладом, краем глаза заметил фиакр, остановившийся чуть поодаль, и человека, садившегося в упомянутый экипаж. Человек обернулся всего на несколько секунд, но идеальная зрительная память управляющего тут же включилась в работу и вычленила из тысяч хранящихся в её недрах лиц худое, наивное лицо юного переплётчика с улицы Утраты, специалиста по работе с человеческой кожей. В тридцатипятилетнем мужчине, покидавшем дворец, Дорнье узнал де Грези.

Последнее событие вызвало сразу несколько вопросов. Во-первых, что переплётчик делал во дворце? Во-вторых, знает ли он, что именно герцог стал заказчиком той самой, первой книги? И знает ли, чья кожа пошла на её переплёт? Вопросов было больше, чем ответов, и Дорнье вознамерился отправиться к переплётчику, чтобы узнать чуть больше и при необходимости припугнуть его: тайна должна оставаться тайной.

Но на следующий день у Дорнье возникли более срочные и важные дела, и потому он решил отложить визит в переплётную мастерскую ещё на день. Это спасло Анну-Франсуазу, целиком проведшую тот день у де Грези. Зато у Дорнье появилось некоторое время подумать о том, чем обосновать свой визит и как себя вести: он не сомневался, что переплётчик тоже его узнал, и теперь из таинственного незнакомца он, Дорнье, превратился во вполне земную и осязаемую фигуру. После некоторых раздумий он решил пойти само собой разумеющимся путём: посетить де Грези под собственным именем и быть максимально честным. Переплётчик и сам должен понимать всю щекотливость ситуации.

Впрочем, какую щекотливость, раздумывал Дорнье, минуло шестнадцать лет, всё поросло быльём, да и в самом деянии — изготовлении переплёта из кожи Альфонсы — нет ничего преступного, это же не убийство. Тем не менее хотелось бы, чтобы никакие досужие сплетни и слухи не беспокоили герцога, ведь у столь обеспеченного и заметного в обществе (причём славящегося определённой таинственностью и эксцентричностью нрава) человека наверняка есть враги, а они не преминут использовать в своих подлых целях любую, сколь угодно малую зацепку. Слух мог быть, например, следующим: де Грези переплёл книгу в кожу жены герцога, соответственно, герцог жену убил, а то и вовсе приказал снять с неё кожу заживо. Таким образом, стоило заткнуть даже самую крошечную щель в информационной стене, защищавшей де Жюсси от окружающего мира.

И потому утром следующего дня после визита Анны-Франсуазы в дверь де Грези снова постучали. Несмотря на то, что за эти годы Дорнье рекомендовал переплётчика некоторым своим знакомым, сам он с тех пор на улице Утраты не бывал и не знал, что Шарль владеет двумя домами с двумя независимыми входами. Увидев вывеску не над тем зданием, над которым она висела при первом заказе, управляющий предположил, что переплётчик переехал, — и постучал. Ему не повезло: Шарль в это время работал в мастерской и потому стука не слышал. Дверь была заперта, но Дорнье, обладатель ряда уникальных и нехарактерных для человека его положения навыков, извлёк набор отмычек и в считаные секунды оказался внутри. Кучеру было наказано ждать у дверей.