Работать с церковными книгами было значительно проще, поскольку церковники радовались любой аляповатости, любым узорам — лишь бы было побольше цветов, камней, украшений. Особенно нравились им эмалированные переплёты в стиле XI–XII веков, например, с использованием перегородчатой эмали, в которую заливались драгоценности; не меньшим успехом пользовалась техника ниелло[60] или просто углублённая эмаль.

Владеть множеством техник недостаточно. Жан де Грези тысячу раз повторял Шарлю, что важнейшим в искусстве переплётного дела является умение эти техники сочетать. Но теперь Шарль понял, что игры с различными стилями и элементами не более чем излишни. Переплёт из кожи мадемуазель Атенаис должен быть простым, невероятно простым, даже примитивным — но при этом таящим в себе некую загадку, тайну, изящество. Шарль закрыл глаза. Портрет Атенаис он видел на передней доске, но не по центру, а в правом верхнему углу, в изящной рамке, занимающей не более четверти общей площади переплёта; портрет должен быть выполнен обычным блинтовым тиснением, и лишь по четырём углам рамки — четыре красных рубина, оттеняющих (с одной стороны) и затмевающих (с другой) изображение девушки. На оборотной стороне — схематическое изображение восхода; края солнечного полукруга, упирающиеся в землю, обозначены бриллиантами. И опять же — ничего более, лишь аккуратная рамка в стиле Тори. Сапфиры и топазы — на корешке; тут к блинтовому тиснению примешивается золотое, но также очень скромное, всего несколько поперечных линий и окантовок инкрустированных в кожу драгоценных камней.

Потому что главное — внутри, хочет сказать Шарль, смотрите, главное — внутри, снаружи — лишь девушка по имени Атенаис и восходящее солнце. А внутри, когда владелец открывает книгу, он попадает в царство цветов — лилии и астры, розы и настурции, хризантемы и годеции, гвоздики и гладиолусы, левкой, тюльпаны и циннии — красивые, великолепные, беспредельные, переплетающиеся и покрытые сверху уродливыми ниспадающими листами обыкновенной полыни. Аналогичным видел Шарль и нахзац.

Параллельно с мыслями о переплёте молодой человек сформулировал и собственную теорию относительно таинственного заказчика. Атенаис, предположил он, могла быть дочерью, любовницей или женой некоего богатого дворянина. Если судить по юному возрасту девушки на портрете и явным признакам чахотки, неумело скрытым художником, она могла быть скорее дочерью, чем женой: любить чахоточную супругу и тем более иметь чахоточную любовницу слишком опасно и не очень-то приятно. Тем не менее указанный в письме возраст дамы (несколько за тридцать) намекал на то, что Атенаис была скорее супругой или, скажем, сестрой заказчика. Развивая свою теорию дальше, Шарль предположил, что некоторое время назад Атенаис скончалась, и её убитый горем родственник решил сохранить память о дочери или возлюбленной таким своеобразным способом.

Правда, эта теория нисколько не объясняла скрытности заказчика: если смерть девушки была засвидетельствована эскулапами как естественная, то участок её кожи, достаточный для изготовления переплёта, нетрудно получить легальным путём. Церковь ничего не имела против подобного использования останков покойного — особенно если Церкви хорошо приплачивали. Может быть, девушку убили? Может быть, её естественный конец каким-либо образом приблизили?

Шарль принялся изучать кожу. Ровные, гладкие участки. Вот этот, видимо, со спины. Этот, судя по наличию круглого дефекта, с живота (дефект, соответственно, это пупок). Третий и четвёртый участки, видимо, сняты с бёдер или с ляжек.

В этот момент теория Шарля начала постепенно рассыпаться. Судя по количеству участков, с девушки сняли всю кожу, вообще всю — а такого церковь не позволит. Единственным способом скрыть подобное кощунство являются тайные похороны, поскольку первый же священник, увидевший столь чудовищно изуродованный труп, сообщит о надругательстве над телом вышестоящим органам — а там недалеко и до подозрений в колдовстве.

Следующим артефактом был скальп. Шарль снимал скальпы и сам, когда занимался сравнением кожи с разных частей человеческого тела. Он пришёл к выводу, что кожа под волосами значительно более хрупкая, тонкая и не слишком пригодна для обработки, после чего отказался от работы с ней. По крайней мере, для переплётов гораздо более подходили участки с живота или спины. Но теперь он видел аккуратно снятый скальп, очищенный, подсушенный и вытравленный в растворе. Волос на нём не было, но Шарль, имея определённый опыт, ни за что не перепутал бы кожу головы с какой-либо другой.

Теория Шарля начала не просто рассыпаться, а деформироваться, обретая новые стороны и краски. Снятие всей кожи с тела, да ещё и столь качественная её обработка, требует, во-первых, предварительного замысла, а во-вторых, мгновенной посмертной работы мастера. Если бы девушка умерла, а кожевенник взялся бы за неё на второй день, едва ли получилось бы спасти такие обширные пласты материала. По всем качествам кожи выходило, что свежевать тело начали практически сразу после смерти, не прошло и нескольких минут. Мастер, по сути, дежурил у постели умирающей, чтобы сразу наброситься на неё с ножом для снятия шкур. Знала ли она о своей посмертной судьбе? Вот этого Шарль угадать не мог. Он допускал даже возможность, что создание книжного переплёта из её кожи было одобрено самой мадемуазель Атенаис. Возможно, она попросила об этом своего отца (мужа, любовника), чтобы сохранить память о себе.

В любом случае все версии Шарля были шиты белыми нитками. Вводных явно не хватало для создания стройной теории, да и молодой человек был не слишком силён в логических конструкциях. Каждому своё: Шарль мог сделать переплёт великолепного качества, проявив чудеса воображения и продемонстрировав высочайший уровень мастерства. Но порой даже объяснить, почему та или иная деталь должна располагаться на том или ином месте, он не мог — не хватало слов. Впрочем, заказчики всё понимали и без объяснений. Шарль умел рассказывать без использования речи.

В пакете была вся кожа, которую только можно снять с человека. Не все детали были применимы, но, похоже, заказчик просто решил дать переплётчику карт-бланш, позволить пользоваться любыми элементами для создания шедевра. Шарль не чувствовал необходимости в подобных излишествах. Ему хватило бы кожи со спины и живота, да даже бедра вполне хватило бы! Впрочем, запас карман не тянет, как говаривал иногда старый Жан де Грези.

Шарль изучал участки кожи медленно, раскладывая их по группам в зависимости от размеров и качества. Он понимал, почему его предшественник разделил кожу на достаточно мелкие участки, а не представил её целиком. Сложно сказать, каким образом он её снимал, но участки явно были подготовлены для изготовления из них каких-либо изделий, в частности переплётов. В работе Шарля с человеческой кожей самым скучным и долгим процессом было именно свежевание и приведение кожи в должное для последующей обработки состояние. Теперь же у него имелось не гольё, а подготовленный материал, работая с которым, можно было чувствовать себя художником, а не мясником.

Шарль провёл рукой по одному из участков кожи — самому крупному, со спины. Такого хватило бы не на один переплёт. Присмотрелся к нему. Расположение родинок показалось переплётчику знакомым. Он соединил пальцем самую большую родинку с другой, поменьше, потом ещё и ещё, и вдруг понял, что портрет девушки скорее всего придётся поместить на внутреннюю сторону передней доски, потому что солнцу на обратной стороне книги должна быть противопоставлена ночь.

Человек в сером появился ровно через две недели, день в день. В десять часов утра (или около того — солнце скрылось за тучами, часы на фасаде напротив ничего не показывали) он постучал в дверь второго дома Шарля. Переплётчик был готов и ждал посланца. Человек в сером вошёл без приветствия и сразу же поднялся на второй этаж. «Как успехи?» — спросил он, уже стоя наверху. «Покажу», — ответил Шарль. Переплётчик понял, что разговаривать с серым стоит сухо, без излишних расшаркиваний. Дело превыше всего.