Наутро третьего дня из города решили выгнать рабов, так как воды в личных запасах было очень мало, а убивать их не решились, так как куда потом девать тела, было неясно. Сколько продлится осада — неизвестно, а если трупы станут разлагаться, то в городе начнётся мор. Даже если их в море выбросить, всё равно прибой большую часть выбросит на берег. К тому же трупов и так хватает. Пусть лучше с рабами возятся враги. Однако, провоцируя подобный поступок, Эрик предусмотрительно и заказал Феодору дополнительный обоз с продовольствием, который подошёл очень вовремя. Барон, правда, предполагал, что рабов могли и перерезать.

В лагере Эрика невольников приняли хорошо и сразу отправили отмываться в реку выше по течению того завала с телами мёртвых коров, что соорудили люди барона, чтобы лишить осаждённых возможности пользоваться речной водой. Масса гниющих тел делала своё дело, то есть устойчиво поддерживала уровень трупного яда в проточной воде. После омовения бывшим рабам дали простую чистую одежду, напоили и накормили. Не очень сытно, но лучше, чем они питались до этого. После этого люди Феодора стали разбираться, кого к ним привела судьба. Возраст, откуда родом, профессия, состояние здоровья и наличие родственников среди остальных освобождённых. Их из города вышло тысяча двести сорок три человека.

Весь третий день продолжался увлекательный тир, в котором баллисты били по зданиям, выгоняя оттуда людей, а стрелки давали залпы, накрывая мечущиеся толпы. Следующей ночью в городе вспыхнуло жуткое и совершенно неудержимое восстание. Бедные люди не спали уже четвёртые сутки, так как даже ночью шёл обстрел города. Бойня была страшная, и у большей части населения ощущение ужаса и паники достигло своего апогея. Из двадцати с лишним тысяч ночь пережили не больше двух. Да и те лишились рассудка. Результат получился даже эффектнее и ужаснее, чем Эрик предполагал. Духовно слабые люди оказались неспособными выдерживать длительное напряжение. На рассвете все выжившие ринулись из города. Но их ждали и встретили. С дистанции ста пятидесяти шагов по ним стали бить из арбалетов. Кто добирался до частокола, лезли на него и гибли, поскальзываясь и вспарывая себе животы о заострённые колья. Бой был очень быстрым и стал финалом осады. Город взят. Хотя можно ли назвать городом то, что от него осталось? Сугдея была уничтожена, и теперь нужно быстро очистить её от разлагающихся трупов. Даже купцов, которые забились на свои корабли, ночью достали и перебили. Удивляло то, что в городе не началось пожара. Только море трупов и крови. Да уж, тяжела ноша победителя, но она намного лучше ноши проигравшего.

— Эрик, я видел этих безумцев. Что ты там такое с ними сделал? Какому богу молитву вознёс?

— Ой, Рудольф, ты уже взрослый человек, откуда такие глупости? Ты хоть раз в жизни видел, чтобы молитвы работали?

— Я слышал о подобном.

— Ну, я и о том, что коровы летают, слышал, но видеть не приходилось.

— Не томи, рассказывай. Я же места себе не нахожу.

— Да всё просто. Через час обстрела я решил разделить лучников на две равные группы. Смена вахты три часа. Пока одна не спеша даёт залпы, вторая отдыхает или спит. Так же были организованы и баллисты. В итоге обстрел шёл круглосуточно и равномерно, не останавливаясь ни на минуту. Ты только представь — четверо суток нигде в городе не было спокойно. Тебе хочется пить, и тебе страшно, жуть как страшно, так как снаряды пробивают даже крыши. Только ты начинаешь засыпать, и тут снова где-то рядом ядро разворотило стену какого-то дома, только закрываются глаза, как ты снова слышишь жуткий свист и удары, сотни ударов, которые окружают тебя и загоняют в угол. Эти бедняги не спали четверо суток, почти не пили последние сутки. Помимо этого они были в сильном нервном напряжении с момента появления кораблей Деметры, то есть уже неделю. Они просто оказались не готовы к подобному и потеряли рассудок. Я всю ночь наблюдал за тем, что они творили в городе. Женщины рвали маленьких детей на куски голыми руками.

— Страшная осада. Неужели там все потеряли рассудок?

— Да нет, но огромная толпа обезумевших смела крохи тех немногих, что держались.

— Жутко даже подумать, что кто-то применит подобное против нас. Откуда ты узнал о таких приёмах в осадном деле?

— Да ниоткуда. Я импровизировал.

— Что означает слово «импровизировать»?

— Ну, сочинял. Как сочиняют музыку. Пришло вдохновение, и я им воспользовался.

У Рудольфа лицо вдруг сделалось совершенно белым.

— Так ты что, когда рассказывал этой греческой девушке байки про Ареса, не шутил?

— При чём тут боги? Люди создают и разрушают этот мир. Неужели ты не можешь допустить, что я обычный человек, имеющий определённые таланты?

— Мне проще принять, что ты — уже давно не ты. Эрик, ведь изменения, коснувшиеся тебя в ту ночь, невозможно объяснить ударом о камень. В тот склеп вбежал несмышлёный мальчик, а вышел взрослый и крайне опасный мужчина. Мне страшно. Я через столько прошёл, но мне страшно, как ребёнку. Впервые я чувствую, что столкнулся с чем-то таинственным, жутко опасным и совершенно непонятным. Эрик, кто ты?

— Дорогой Рудольф, я понимаю, что подобный разговор давно назрел, но он будет долгим, а потому нужно закончить дело, которое не терпит отлагательств. Город полон трупов. Если мы хотим взять с него приз, нужно действовать как можно быстрее — многим телам уже больше четырёх суток. Они уже начали разлагаться. Я обещаю, после мы поговорим.

— Хорошо.

В очистке города были задействованы все возможные силы. Меньше чем за сутки предстояло похоронить больше двадцати тысяч человек. Все освобождённые рабы были организованы в бригады и отправились рыть ударными темпами котлованы. Лопат на всех не хватало, поэтому многие работали подручными средствами — кто досками, кто шлемами. Слуги и воины барона вошли в город и стали спешно грузить тела на тележки и вывозить их к копаемым котлованам. Тела предварительно раздевали, так как Эрик нуждался в большом количестве старого тряпья, чтобы наладить-таки небольшое кустарное производство бумаги, а не выписывать её за огромные деньги из Китая.

Помимо людей в городе была масса мёртвой домашней живности — от кур до лошадей и коров. Полторы тысячи человек работали не покладая рук не только до самого заката, но и ночью. И под утро город был очищен от гниющей плоти, а братские могилы закопаны. Осталось сделать последний рывок — и можно отдыхать. Барон загнал всех в реку и заставил, раздевшись догола, отмываться. Женщины и мужчины из числа бывших рабов были непривычны к подобному, но так устали, что не сопротивлялись. Те, кто помылся, подходили к подводам, брали чистый кусок ткани и, используя его как простыню, шли спать в лагерь. Было уже прохладно, но на это было наплевать, так как все уже валились с ног. Обходя лагерь, барон улыбался, глядя на то, как эти люди спали вповалку, практически без одежды, прижавшись друг к другу, как маленькие котята. Совсем без охраны оставаться было нельзя, но будить этих измотанных людей он не стал и лично обходил периметр и поддерживал огонь в кострах.

На вечерней заре люди потихоньку стали просыпаться. Чтобы разогнать продрогшее тело, Эрик заставил их попрыгать и немного побегать. Когда набралось человек сто, отправил их стирать белье, которое побросали прямо на берегу во время купания.

Утро 14 октября выдалось довольно тёплым, хотя примечательным было другое: вокруг укреплённого полевого лагеря неспешно бегала толпа голых людей обоего пола. Хорошо разогревшись, они надели уже просушенное над кострами бельё и приступили к завтраку.

— Почему ты не позвал на помощь людей с кораблей торговой компании?

— Понимаешь, Рудольф, в этом деле их и так было задействовано слишком много. Когда в местах, где такое количество загнивающих трупов, собираются толпы, то жди беды. Нам ещё повезло, что мы живы, ведь вполне могли спровоцировать какой-нибудь мор. Гниющая плоть очень опасна для всего живого. Кстати, нужно послать людей для разбора завала на реке. Трупы коров нужно тоже закопать.