Небольшой караван шёл по дороге на юго-запад от Вены. Всего три всадника и четыре заводных коня с поклажей. Первым ехал Эрик в чёрном готическом доспехе, поверх которого была надета котта василькового цвета с серебряным крестом на груди, следом за ним двигалась Морриган в аккуратном, неброском зелёном шерстяном платье с небольшими аксессуарами из алого шёлка, такими как пояс и окантовка подола и рукавов. Замыкал процессию Остронег в полном кольчужном доспехе — хаубек, поверх которого была надета котта такого же цвета, что и платье дамы. У женщины и замыкающего воина к седлу были привязаны по две заводных лошади. Помимо доспехов было и оружие. Лидер колонны был при изящном клинке и арбалете, воин в кольчуге имел копьё, круглый щит, надетый на спину, и топор на поясе. Даже у женщины к седлу был прикреплён солидный нож таким образом, чтобы его можно было легко выхватить. Из имущества они везли шесть добротных хаубеков и столько же шлемов типа «пилотка», пару сотен болтов для арбалета, десятилитровую бочку вина «Коммандария», несколько отрезов качественной шерстяной ткани, запас провизии на неделю, кузнечные инструменты, часть которых была из нефрита, и ещё много всякой мелочи. Из наличных средств у них имелось восемнадцать марок венского стандарта, шесть из которых были в денариях и оболах. Но эта богатая добыча совершенно не прельщала разбойников. Пару раз они даже открыто встречались на дороге, но не нападали, а вежливо здоровались, желали доброго пути и ехали дальше. Лесных братьев совершенно смущал и пугал доспех, что был надет на Эрике, а сам барон казался им ожившей статуей, вызывая страх вперемешку с уважением. Путешествие проходило тихо, спокойно, я бы даже сказал — умиротворённо. Но такая идиллия не может быть вечной, и на третий день пути они доехали до странной деревни, где наших героев ждали-таки приключения.

Путников заметили ещё издали, а потому у ворот их уже ждали староста, священник местной церквушки и десяток мужиков. Пообщались. Оказалось, что деревня вот уже неделю как находится в положении открытого противостояния кузнеца со всеми остальными жителями. Всё началось с того, что Валентино подковал коня старосты, а тот спустя несколько дней сломал ногу из-за того, что часть гвоздей из подковы вывалилась. Само собой, на коваля стали наезжать, требуя возместить ущерб. А тот пошёл в отказ. Собрали мировой сход, решили усовестить бракодела. Так он на собрании открыто заявил, что староста, дескать, сам виноват, так как торопил его и стоял над душой, вот оно ему и аукнулось. Начались, как и полагается, прения. Но, увы, Валентино народ не любил и боялся, так как он пришлый человек, жил на отшибе, с людьми особо не общался. Даже жену себе брать не хотел. Так что чаша весов склонялась в пользу старосты. Лишь брат кузнеца, Винценто, выступил за него. Поняв, что справедливости не добьются, послали они весь мир в непечатные дали и забаррикадировались в кузнице, где уже неделю держат оборону. Поначалу решили мужики взять их приступом да избить для вразумления. Но брат кузнеца был охотником, и неплохим, а потому, увидев, что мужики толпой идут к кузне, не дожидаясь беседы, пострелял из лука многих. Кого ранил, а кого и убил. Озлобились на них. Жену Винценто с детишками вытащили да на пригорке перед кузницей головы им порубили. За семью его никто вступаться не стал, так как жена пришла в деревню вместе с ним. Так что, не боясь мести, тела их бросили там же, на пригорке. Решили подождать и выманить затворщиков на захоронение родни, но ничего не вышло. Уже и смердеть стало по округе, а эти двое сидят — держатся. Тогда решили ночью подойти и спалить кузню с братьями. Но и тут ждала неудача — двадцать мужиков погибли, кто от стрел младшего брата, кто от копья старшего. Вот теперь и не суются деревенские, лишь обложили со всех сторон и ждут, когда те умрут с голода.

Посмотрел Эрик на бегающие глазки старосты, подумал с минуту и, ни слова не говоря, повёл свой караван дальше, минуя деревню. Но, отъехав на пару миль, чтобы скрыться с глаз деревенских жителей, он остановился и, обернувшись к спутникам, посмотрел на их лица. Остронег и Морриган были разозлены до крайней степени. Их лица были совершенно серы, а зрачки столь малы, что казалось, будто отсутствовали вовсе! Но перечить ему не смели — оба молчали.

— Что притихли? Или сказать нечего?

— Господин, наша судьба в твоих руках, — отозвался Остронег.

— Да не хмурьтесь вы. Вытащим мы ребят. Сам хочу им помочь да в команду взять, ибо не жить им тут. А мне такие крепкие волей люди нужны. А что уехали — не переживайте. Ночью вернёмся и тихо обговорим всё с братьями.

— Мстить этой собаке-старосте надо.

— Верно, мстить нужно. Но надо подумать как. Или ты весь люд в деревне под нож пускать собрался?

— Я бы всех порубил, но решать тебе.

— Давайте спросим тех, кому это охлаждённое блюдо есть.

— ?..

— Да не делай ты такое умное лицо. Всё просто. Спросим Валентино с Винценто. Нам с тобой порубить этих гадов — лишь размяться. Но уж слишком много там крови проливать придётся. Тем более крестьян. Это же бойня будет. Как курей ножом резать.

— Пусть бойня! Пусть! А детишек с женой рубить — не бойня?

— Морриган, а ты что думаешь?

— Я не думаю, а жажду их крови. Всей своей душой жажду. Чтобы никого в живых не осталось.

— Хорошо. Я понял вас. Значит, так, ночью мы с Остронегом идём к братьям, и если они не против бойни, то вчетвером будем мстить. А ты, моя прелесть, останешься в лагере при конях и обозе. Так что спешиваемся, ребята, разбиваем лагерь и ждём вечера. Всем всё ясно?

Всем всё было ясно, так что, как только стало смеркаться, наша бронированная парочка вышла в сторону кузницы. Особенно не спешили, шли, укрываясь в лесных зарослях. Совсем в темноте вышли на небольшую полянку, с которой виднелись огоньки кузницы. В округе они обнаружили десяток костерков, у которых и ночевало оцепление. Аккуратно обойдя спящую стражу, они тихонько прокрались к кузнице. Там их уже ждали, каким-то чудом заметив издали.

— Не подходи ближе! Стреляю! — раздался раскатистый бас.

— Тише ты! Ты ещё громче начни орать, чтобы всех разбудить.

— Кто ты? Почему ты тайно пришёл?

— Я барон Эрик фон Ленцбург. А тайно пришёл потому, что хотел поговорить с вами.

— Зачем тебе, благородный человек, вообще во всё это ввязываться?

— Мне нужны вы и ваша служба. Взамен я помогу вам с местью.

— Неужто, господин, два полуживых крестьянина стоят ваших усилий? — Тот же самый бас горько усмехнулся.

— Вы крепки духом — выступили против всех. И не только выступили, но и смогли выстоять, выдержать. Мне нужна ваша клятва верности, хоть в жизни, хоть в смерти, а взамен я за неё плачу тем, что помогаю вам в вашей праведной мести. Даже если вы возжелаете всех тут под нож пустить.

— А что, Винценто, дельное предложение. Всё равно ничего иного, кроме смерти, нас не ждёт, — сказал другой бас из-за стены.

— Хорошо, господин, входи.

Дверь в кузницу аккуратно открылась, и ребята прошмыгнули туда. Там братья по очереди поклялись своими бессмертными душами, присягая на верность Эрику. После коротко обговорили, что именно они хотят от мести, и план действий. У Валентино в кузнице не было никаких доспехов, кроме двух стёганых акетонов, так что пришлось надевать их. Какая-никакая, а защита.

Наступило утро. В ворота деревни въезжали Морриган с Остронегом, ведя обоз. Эрик сидел на лавочке у колодца, а братья хоронили погибшую семью Винценто. Ни один житель этого населённого пункта не увидел рассвета, все были мертвы. Братья так разошлись, что вмешиваться практически не было нужды.

Рассвет принёс тяжёлые мысли. Наш герой думал о том, сколько ещё жизней ему придётся отнять на своём нелёгком жизненном пути. Ночью он наблюдал за впавшими в боевую ярость братьями. Они бегали от хаты к хате и несли смерть тем, с кем раньше жили рука об руку несколько лет. Вместе с ними этим делом увлечённо занимался Остронег. Бедняга, вспомнив судьбу своей жены, жутко разошёлся. Иногда казалось, что он мстит за неё, да с таким энтузиазмом, что братьям и не снилось. Эрику оставалось лишь страховать их, сидя на коне со взведённым арбалетом в руках. Пришлось даже пару раз выстрелить, добивая наиболее проворных жителей, что смогли-таки убежать от тех, кто находился практически в безумии от злобы и ярости. Их сознание было полностью охвачено жаждой крови, которая буквально застила им глаза. Крови… Так много крови и смерти стало кружиться вокруг него. Она словно притягивалась им как магнитом. Конечно, Эрик отдавал себе отчёт в том, куда попал, и был готов к тому, что ему придётся убивать, возможно даже многих, так как эта эпоха с её жестокими нравами не обошла бы его стороной. Но теперь смерть окружала его слишком органично, так, будто и не было ничего особенного в ней. Как будто они ели жареную курицу и все перепачкались жиром. Жутковатая аллегория, но реальность была не лучше — по всей деревне в лужах крови и собственных испражнениях лежали тела, а вокруг них — отрубленные куски, вывалившиеся кишки и прочие прелести. Пусть не его руками было содеяно всё это, но по его воле. И он отдаёт себе в этом отчёт. Неужели вот это — плата за истинную верность? Некая печать крови, скрепляющая души людей. Да, все эти люди виновны, но как тяжела ноша ответственности за смерть другого, особенно когда их много, этих смертей. Как она выжигает молодость, остужает искорки во взгляде, наполняя его тяжестью и грустью. Тяжко.