Увы, в центре эти канцелярские принадлежности, похоже, прятали. Но стоило мне взглянуть на учительский стол, за которым восседала Эддисон, я нашла нечто гораздо более эффективное.

– Жвачка! Теперь мне и карточка не понадобится!.. Можно просто налепить кусок на запор, верно?

Дункан невольно хохотнул.

– Школьный фокус… а ты соображаешь!

– Проконсультируйся с ней, – предложила я воодушевленно. – Уболтай ее, а я стащу резинку.

– Сидни! – Он с укоризной указал сперва на мою миску, а потом – на собственную. – Как думаешь, кому из нас совет будет нужнее?

Я сравнила наши изделия, убеждаясь, что творение его рук прямо сейчас можно отправлять на обжиг, а край моей миски вот-вот отвалится.

– Ты мою идею не одобряешь. Я не могу просить тебя украсть жвачку.

– Я не одобряю нелогичные идеи, – возразил Дункан. – А просить о помощи у преподавателя логичнее тебе, Сидни. Кроме того, мне надо заменить гончарную иглу. Моя затупилась.

– Они все тупые, – напомнила я Дункану. Даже на реабилитационных занятиях изобразительного искусства алхимики не выкладывали ничего такого, что можно было бы использовать в качестве оружия. – Ладно, я пошла.

Эддисон всегда выглядела раздраженной, когда ей задавали вопросы и отвлекали от слежки за «подопечными», но выбора у меня не оставалось. А я была из тех, кто предпочитает долго страдать, прежде чем обратиться к начальству за содействием. Мне казалось, что некоторые алхимики рассматривали нашу готовность на них положиться как признак того, что мы перестаем сопротивляться. Поэтому, хотя Эддисон и продолжала с угрюмым видом чавкать своей жвачкой, она доходчиво объяснила мне, почему моя миска упорно разваливается, – и у меня создалось впечатление, что в моем личном деле сегодня появится новый плюсик. Пока я с ней разговаривала, я краем глаза наблюдала за Дунканом, который направлялся к учительскому столу. Я затаила дыхание, испугавшись, что она обернется и увидит его.

Однако опасность миновала. Спустя пять минут, когда я уже вертела свою миску в руках, Дункан тайком передал мне две полоски жвачки.

– Используй их с умом, – предупредил он меня. – Или хотя бы не делай сегодня ночью откровенной глупости. Я бы хотел услышать, что ты еще придумала, Сидни. Ты же выберешься в коридор, а там повсюду понатыканы камеры.

– У меня есть кое-какие наметки, – пробормотала я. – Но я лучше помолчу.

– Ясно!.. Меня это устроит.

Несмотря на то что предстоящее мероприятие меня очень тревожило, очередная победа принесла мне радость. Я мысленно ликовала, поэтому неприятный сюрприз, произошедший через час, практически вверг меня в состояние шока.

Во время исповедания Шеридан повернулась ко мне.

– Сидни, ты не желаешь с нами чем-нибудь поделиться? – спросила она.

Я замерла и могла поклясться, что мое сердце пропустило пару ударов. Быстро обвела взглядом сидящих в кругу и принялась гадать, кто из них меня выдал.

– Извините, мэм?

– Ты уже не новичок, Сидни, – пояснила она. – Но ты почти никогда не рассказываешь нам о своем прошлом. Каждый день окружающие говорят о себе откровенно, а ты до сих пор замкнута. Это ведь не честно, правда?

Я бы с удовольствием заявила, что моя прежняя жизнь на свободе вовсе не касается Шеридан, но понимала, что надо сдержаться. Мне явно улыбнулась удача, раз сейчас меня не обвинили в более серьезных проступках.

– Что бы вы хотели услышать, мэм?

– Почему бы тебе не рассказать нам о том, по какой причине ты очутилась в центре?

– Я…

Моя недавняя самоуверенность испарилась. Хитроумный план побега из спальни с помощью испорченного замка и создание магического раствора для татуировок пугали меня гораздо меньше, чем пристальные взгляды окружающих. И неважно было, что с некоторыми заключенными у меня уже завязалась дружба. Я не могла выкладывать перед ними всю подноготную о себе.

«Ты должна принять их правила игры, Сидни, – напомнила я себе. – Постарайся, и в итоге ты победишь».

Я посмотрела на Шеридан.

– Я нарушила базовые правила алхимиков. Я действовала вразрез с нашими глубинными убеждениями.

– Каких именно? – упорствовала она.

Я глубоко вздохнула:

– Я сблизилась с мороем.

Я продолжала смотреть на Шеридан и почему-то не могла перевести взгляд на кого-то другого. Хоть все мы и являлись в той или иной степени бунтарями, степень прегрешений у нас была разная… а моя оказалась весьма высока.

– Почему? – спросила Шеридан.

Я нахмурилась и недоуменно переспросила:

– Мэм?..

– Почему ты закрутила роман со столь мерзкой тварью? Это не просто нарушает убеждения алхимиков, а противоречит законам природы. Зачем ты так поступила, Сидни?

Мое сердце прекрасно знало ответ, но я не позволила словам сорваться с моих губ. «Потому что он чудесный, чуткий и забавный. Наша любовь усиливает в нас все лучшее и помогает избавиться от худшего. Когда мы вместе, у меня появляется чувство, что я нашла свое место в жизни».

– Точно не знаю, – протянула я, стараясь найти убедительный ответ, который бы удовлетворил Шеридан. – Мне показалось, что я влюбилась.

– В одного из них? – едко переспросила она.

Мне безумно захотелось влепить Шеридан оплеуху.

– Он был не похож на них, – произнесла я, подавив свой гнев. – Он казался очень добрым и славным. Он… ему хорошо давалось принуждение. И я тогда, наверное… запуталась. Вероятно, я просто была слабой.

– Тебе стыдно? – продолжала допытываться она. – Разве ты не чувствуешь себя замаранной и никчемной? Если ты отсюда выйдешь, разве ты можешь надеяться, что кто-то из людей захочет к тебе прикасаться после твоих прегрешений, Сидни? Ведь ты позволила исчадию зла себя использовать!

Я была ошеломлена. Речь Шеридан тесно перекликалась с тем, что однажды сказала мне Карли, объясняя, почему не может никому признаться в том, что с ней сделал Кит. Мне следовало потупить глаза и пробормотать, что я чувствую себя виноватой, но я выпалила несколько видоизмененный вариант ответа Карли:

– Я надеюсь, что тот, с кем я буду встречаться, увидит мою душу и оценит то, что у меня внутри. А остальное – не имеет значения.

На лице Шеридан появилась жалость:

– Вряд ли тебе когда-нибудь встретится такой человек.

«Я его уже встретила, – подумала я. – Он заберет меня отсюда и увезет подальше от всех вас».

– Вы правы, мэм, – произнесла я вслух.

Признаваться в собственном невежестве здесь было всегда в почете.

– Ладно, – подытожила Шеридан. – Надеюсь, что твои заблуждения относительно вампиров не столь глубоки, сколь твоя оценка собственной недостойности. Как ты относишься к нему сейчас?

Я напряглась. Теперь главное – не проколоться.

– Он меня предал, – ответила я. – В тот вечер, когда меня сюда привезли, он должен был со мной увидеться, однако он так и не явился. Меня обманывали.

Это вранье опровергнуть никто, конечно, не мог. В принципе, никто из алхимиков не знал точно, что именно я делала в тот момент, когда меня схватили. Пусть торжествуют и тешат свое самолюбие, думая, что помешали нашему свиданию и поспособствовали тому, что я на него ополчилась.

– Да, Сидни, – заявила Шеридан и улыбнулась. – Они обманывают людей.

Когда нас отпустили, я заметила, что некоторые из моих товарищей – из тех, с кем я вроде бы наладила отношения, – отстраняются от меня, как в первые дни.

– Почему она устроила мне допрос? – обратилась я к Эмме, которая шла рядом со мной.

– Шеридан помогла им вспомнить, насколько ты запятнана, – объяснила она.

Я приуныла, глядя им вслед.

– Они и впрямь так считают? Я думала, что некоторые из них…

Я оборвала себя на полуслове – Эмме не требовалось пояснений.

– Просто притворяются, чтобы выжить в центре? Кое-кто действительно играет свои роли, но даже если их не перепрограммировали, они успели понять здешние правила. И часть стратегии состоит в том, чтобы не приближаться к тому, кто втянет тебя в неприятности. Ты пересекла границу… нет, ты ее взломала. Возможно, они про себя решили, что в твоем поступке нет ничего страшного, но они отлично понимают, что нельзя демонстрировать свое отношение Шеридан и окружающим.