Ксения Куприна снялась у него в пяти или шести фильмах. Карьера в кино успешно продолжалась. Но заработки актрисы надо было тратить на соответствующий образ жизни звезды экрана. Кто-то из русских эмигрантов заметил, что деньги на пошив ее платья обеспечили бы семье Куприных пару месяцев безбедного существования.
Но у кинозвезд — свои правила жизни. Дочь все дальше уходила от семьи. Мир парижской богемы отстранил молодую актрису от родителей, с их заботами и проблемами.
Александр Иванович тяжело переживал это.
В десять — двенадцать лет Ксения читала все произведения отца. Любила их, гордилась ими, пересказывала подругам.
С приходом славы и популярности, ее отношение к творчеству Александра Ивановича изменилось. Снисходительные отзывы, пренебрежительный тон дочери обижали писателя.
Особенно покоробил Куприна один эпизод. Как-то раз его подвез на такси редактор «Иллюстрированной России». Шофер оказался соотечественником.
Услышав фамилию одного из пассажиров, водитель поинтересовался у Александра Ивановича:
— Так вы отец замечательной Ксении Куприной?..
Водитель, очевидно, не читал произведений Александра Ивановича.
Этот случай потряс Куприна. Конечно, он гордился успехами дочери. Но все же…
Поделился с Еленой Морицовной:
— Представляешь, кто я теперь в Париже?.. Всего лишь — отец знаменитой дочери…
Колесо времени
И все же в непростые для Куприна годы эмиграции появились его замечательные творения: «Ольга Сур», «Дурной каламбур», «Блондель», «Светлана», «Ночь в лесу», «Вальдшнепы» и другие.
Именно в Париже Александр Иванович задумал написать большую книгу о животных. Однако удалось для этого цикла создать лишь один рассказ — «Ральф».
— Кажется, катится колесо времени, а куда повернет в следующее мгновение, что сметет на своем пути, — никто толком не знает… — говорил близким Александр Иванович.
О повести Куприна «Колесо времени» критики отозвались весьма сдержанно. Большинство соотечественников в Париже не читали ее.
В 30-х годах прошлого века русская эмиграция чаще говорила не о творчестве Куприна, а о его судьбе и поступках. Даже не любивший сплетен и дурно отзываться о своих знакомых Владимир Набоков писал: «В тридцатых годах помню Куприна, под дождем и желтыми листьями поднимающего издали в виде приветствия бутылку красного вина…».
Действительно, «колесо времени» совершило роковой оборот. Те из русской эмиграции, кто недавно восторгались его повестями и рассказами, стали больше судачить о неприятных эпизодах из жизни Александра Ивановича.
А может, во всех бедах виноваты эмигрантская среда и чужая страна?..
Слабая надежда — найти причины собственных ошибок не в себе самом… Но она все же накрепко засела в сознании Куприна.
— А что если сменить Париж на Москву?.. Вдруг снова заиграет вовсю творческая силушка?.. Кто бы ни топтался по родимой земле, а она все равно остается родной. Вон Алешка Толстой — пересилил гордыню и страх и возвратился. Да как сумел развернуться!..
Робкая надежда подпитывалась невзгодами и обещаниями из СССР.
Сталин прекрасно понимал: одолеть врага — это лишь видимая форма победы. Заставить врага воспевать тебя и публично каяться в былой ненависти — вот истинный триумф!..
Знаменитый писатель Куприн, который ненавидел советскую власть, ругал и проклинал ее вождей, и вдруг — возвращается в СССР!
Это ли не урок недоброжелателям нового строя, не понимающим, куда повернуло колесо времени?..
Возвращение, похожее на бегство
Подготовка к отъезду Куприна в Советский Союз шла тихо, — словно проводилась секретная военная операция. Тайные встречи в Советском посольстве, рассказы о счастливой жизни писателей на родине, обещания дипломатов от имени кремлевских вождей…
Сработало.
Русская эмиграция изумилась: непримиримый враг большевиков отправился в СССР!..
Александр Ремизов отозвался на это событие:
«…Что ж, — поехал и Бог с ним! Я его не осуждаю. А голодал он и нуждался очень. Но разве не испытывают и другие писатели в эмиграции постоянную и острую нужду».
Зинаида Гиппиус писала более резко:
«Очень нехорошо это для нас. Как вопрос ни ставь, политически или неполитически, поступок Куприна — все-таки измена эмиграции.
Конечно, большевики постараются использовать Куприна как могут. Будут несомненно опубликованы всяческие интервью с ним. Может быть, даже появятся в печати его покаянные письма и статьи. Но верить этому или придавать какую-нибудь ценность этому эмиграция не должна. Это будут не слова живого Куприна, а те слова, которые захотят вложить в уста старого и усталого писателя московские власти».
Гиппиус вторил ее супруг Дмитрий Мережковский: «…особенно жаль бывает, когда один из наших, а тем более таких твердых и непримиримых противников советской власти — уходит в тот лагерь. Отъезду Куприна не надо, конечно, придавать никакого политического значения. Это — явление чисто бытовое, бегство от бедности, от голода.
И добавлю — бесконечно жаль, что Куприн, проживший большую, честную жизнь, заканчивает ее так грустно».
То ли хотел сказать?..
В мае 1937 года Куприн с супругой покинули Париж.
Немало написано воспоминаний, еще больше — порождено слухов и домыслов в связи с возвращением Александра Ивановича на родину.
Ксения не уехала вместе с отцом. Тут же русский Париж отреагировал: «Это она подбила Куприна вернуться. Здесь старик ей мешал…».
В чем?.. Сниматься в кино?.. «Деспот», который уже не имел никакого влияния на жизнь актрисы?..
В ход шло добавление: Ксения собиралась подписать выгодный контракт с Мосфильмом, и возвращение Александра Ивановича в Россию было тайным условием договора. Актрисе якобы пообещали несколько главных ролей в советских кинофильмах. Почему же она тогда не поехала в Советский Союз? Объяснений не было.
«Куприна увезли, воспользовавшись его болезнью… Писатель даже не понимал, куда он отправляется…». И этот слух не получил должного подтверждения. Хотя Куприн и в самом деле сильно болел, страдал временными провалами в памяти.
1 июня 1937 года газета «Правда» писала: «31 мая в Москву прибыл вернувшийся из эмиграции на Родину известный русский дореволюционный писатель Александр Иванович Куприн. На Белорусском вокзале А. И. Куприна встречали представители писательской общественности и советской печати».
Так начался короткий период жизни Александра Ивановича на родной земле.
Его старый друг писатель Николай Телешев вспоминал: «Это был уже не тот Куприн, человек яркого таланта, каковым мы привыкли его считать. Чувствовалось, что в душе у него великий разлад с самим собою. Хочется откликнуться на что-то и нет на это сил».
Чуть больше года прожил Куприн на родине. Последние четырнадцать месяцев его жизни были наполнены встречами с читателями и литераторами, поездками в воинские части и на предприятия, беседами с журналистами и… болезнью. Писать он уже не мог…
Во всех интервью Александра Ивановича советской прессе — схожие фразы: «Я счастлив, что вернулся на родину…»; «…я сам лишил себя возможности деятельно участвовать в работе по возрождению моей родины…»; «…я давно уже рвался в Советскую Россию, так как, находясь среди эмигрантов, не испытывал других чувств, кроме тоски и тягостной оторванности…»; «Я остро чувствую и осознаю свою тяжкую вину перед русским народом…»; «Даже цветы на родине пахнут по-иному…».
Кажется, все интервью с Куприным в последний год его жизни отредактированы одной и той же рукой.
Читал ли их он сам?.. То ли хотел сказать в конце пути?..
Дать правдивый ответ уже некому.
