Ничего предосудительного в творениях Михаила Матвеевича ни ревнители веры, ни государевы служащие не находили до той поры, пока они не зазвучали в Париже, в домах, где собирались русские масоны, и на Лоншане.

Прибывшие из Москвы и Петербурга «вольные каменщики» прекрасно владели французским, но стихи и песни Хераскова исполняли на родном языке:

Парижане, прогуливающиеся по Лоншану, спокойно слушали непонятные им стихи и песнопения. Почтенные господа из России не буянили, не приставали к отдыхающей публике, не швыряли в прохожих пустые бутылки… Так что претензий у парижской полиции к русским масонам, исполняющим творения Хераскова, не было.

Зато агентам Никиты Панина такое времяпрепровождение соотечественников показалось подозрительным. А в некоторых строках Михаила Матвеевича они усмотрели критику на царедворцев.

Кто-то из недоброжелателей Хераскова посчитал, будто эти строки направлены против самой государыни Екатерины II.

Конечно, слова «самолюбие вовек неизлечимо» отнести можно к любому правителю. Но добросовестный «государев слуга», верный присяге, Херасков хоть и позволял изредка покритиковать сильных мира сего, не собирался направлять острие сатиры на государыню.

Возможно, спасло Михаила Матвеевича от серьезных неприятностей чрезмерное желание недругов расправиться с ним. Злое намерение часто приводит к глупым действиям. В доносах на поэта было указано, что он лично участвовал в парижских встречах русских масонов, сам якобы читал вслух свои сатирические стихи во время прогулок по Лоншану. Враги Хераскова перестарались.

— Помилуйте, господа, но я никогда не был в Париже!.. А значит, не мог читать свои вирши во французской столице!.. — доказывал Херасков.

Проверили. Действительно, Михаил Матвеевич не объявлялся на берегах Сены. Тут же отпало и обвинение в «мартинизме», являвшемся одним из направлений в деятельности «вольных каменщиков».

— Чудно мне, что некто — враг мой — вздумал оклеветать меня какою-то «мартинизмою», о чем я, по совести, ни малого сведения не имею… — заявил, защищаясь, Херасков. — Когда мне думать о «мартинистиках» и подобных тому вздорах? Когда? Будучи вседневно заняту моей должностию — моими музами — чтением стихотворцев, моих руководителей. Взведена на меня убийственная ложь, лишающая меня чести!..

Оправдание, как и обвинение, порой имеет лавинный характер. За оправданием в одном случае следует снятие и других обвинений.

В то же время известным соратникам Михаила Матвеевича по масонскому ордену не удалось избежать наказания. Николай Новиков угодил в Шлиссельбургскую крепость, князя Николая Трубецкого сослали в слободу Никитовку, также оказался в ссылке Иван Лопухин.

Неизвестно, был ли наказан сотрудник Тайной экспедиции, доносивший из Парижа, будто Херасков инкогнито пребывал во Франции.

Один из придворных покровителей Михаила Матвеевича сказал по этому поводу:

— Не пострадал — и будь доволен. Не пытайся найти виновного в недрах Тайной канцелярии. Радуйся, что легко отделался. Вот если бы тебе в те годы приписали встречи в Париже с самозванкой Таракановой, тогда… Сам понимаешь… Немало наших соотечественников, кто лишь мельком виделся с ней, до сих пор скрываются во Франции. Твой случай на этот раз — удача!..

Хераскову не понадобились дальнейшие объяснения. Он вздохнул, поспешно перекрестился и, как истинный поэт, ответил стихами:

«…сперва в Париже и немецких владениях, а потом в Венеции действительно объявилась некая, называвшая себя «всероссийской княжной Елисаветой».

Претендентка, по слухам, собиралась в ту пору к султану, искать защиты своих прав в его армии, воевавшей с нами на Дунае.

… меня поразил вид княжны. Я увидел перед собою в полном смысле обворожительную красавицу — лет двадцати трех, роста выше среднего, статную, из себя стройную, сухощавую, с пышными светло-русыми волосами, белолицую, с ярким румянцем и в веснушках, которые так к ней шли. Глаза у нее были карие, открытые и большие, а один слегка, чуть заметно косил, что придавало ее оживленному лицу особое, лукавое выражение. Но что главное, я в детстве и в возрасте хорошо насмотрелся на портреты покойной императрицы Елисаветы Петровны и, взглянув теперь на княжну, нашел, что она с покойницей значительно схожа».

Так обрисовал в своем романе легендарную княжну Тараканову Григорий Петрович Данилевский. Роман вышел спустя век после описываемых событий. Но Данилевский отличался скрупулезностью и точностью и нашел в архивах немало воспоминаний современников Таракановой с ее словесными портретами.

Однако сотни опубликованных исследований так и не дали основательного ответа: кто же на самом деле она — одна из самых загадочных женщин в истории?..

«Русская Звезда Парижа» — так в 1772 году ее называли восторженные французы.

Госпожа Тремуйль, девица Франк, Алина, Али-Эмете, баронесса Эшби, принцесса Владимирская, княжна Тараканова… — у нее было много имен.

Не меньше — и адресов, где она проживала в Европе: Киль, Прага, Берлин, Краков, Мюнхен, Гент, Лондон, Париж, — это лишь известные агентам Тайной экспедиции города, в которых жила таинственная княжна Тараканова.

Менялись имена и адреса, но неизменным оставалось ее заявление: «Я дочь императрицы Елизаветы, внучка Петра I».

В Париже она появилась летом 1772 года и поселилась в особняке, снятом ее поклонниками.

В Записках Императорского Московского общества истории и древностей, изданных в середине XIX века, отмечалось, что появление русской самозванки Таракановой в Париже произошло в период раздела Польши и восстания Пугачева. «Близкие сношения ее с поляками, уехавшими за границу (в том числе и в Париж), особенно же с знаменитым князем Карлом Радзивилом… с этим магнатом, обладавшим несметными богатствами, идолом шляхты, не составляют сомнения, что эта женщина была орудием польской интриги против императрицы Екатерины II…».

О тайном браке императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Разумовского, о их детях существует немало слухов, преданий, исследований.

Публицист Евгений Поселянин отмечал, что сын императрицы и графа жил в одном из монастырей Переяславля-Залесского и умер в самом начале XIX века. А дочь стала известна под именем княжны Таракановой. «…это имя представляет собой измененную фамилию Дараган. Казачья фамилия Дараган… была в близком родстве с Разумовскими, и одна из членов этой семьи сопровождала за границу дочь графа Разумовского».