В мыслях вновь возникла Шанталь: застывшая от ужаса, щеки залиты слезами. Я вздрогнула, представив, как запросто нас обеих могли ранить или убить. Как бы я рассказала это ее матери?

Представила, как бы чувствовала себя Кэти, получив известие о моей смерти. К счастью, в том не было необходимости.

Вспомнила Нордстерна в Гватемале и в баре ресторана «Джиллианс» за несколько минут до смерти; нахлынула волна жалости. Мне не нравился этот человек, я не была с ним любезна. Но я никогда не могла представить его мертвым.

Мертвым.

Господи! Что такого обнаружил этот писака, что его в итоге пристрелили посреди улицы в Монреале?

Мысли мои снова вернулись к Шанталь. Как повлияет на нее случившееся? Какой путь выберет девочка-подросток после такой травмы? Раскаяние? Бегство? Наркотики?

Я подозревала, что Шанталь, несмотря на все ее стремление казаться крутой, внутри хрупкая, как крыло бабочки. Поклявшись защищать ее, как бы она к этому ни относилась, я откинула одеяло и пошла в душ.

Лето, начавшееся неожиданно, закончилось за одну ночь. Я выехала из гаража под непрекращающийся дождь, температура упала до сорока с небольшим по Фаренгейту. C’est la vie québécoise[70].

Утреннее совещание, к счастью, оказалось коротким, новых антропологических экспертиз не предполагалось. Следующий час я нарезала ластик на кусочки соответствующей длины и приклеивала их к модели черепа из «Параисо», что сделала Сюзанна. Не считая блеска и едва заметных слоев, модель выглядела в точности как настоящий череп.

В десять утра я сидела за монитором в отделе фотографии и компьютерной обработки изображений. Люсьен, наш гуру по графике, устанавливал модель черепа перед видеокамерой, когда вошел Райан.

– Что это торчит по всему черепу?

– Отметки толщины тканей.

– Понятно.

– Каждая отметка показывает толщину плоти в каждой конкретной точке лицевой части черепа, – вмешался Люсьен. – Доктор Бреннан вырезала их, используя стандартные данные для женщины монголоидной расы. Верно?

Я кивнула.

– Мы уже много раз воспроизводили лица подобным образом. – Он поправил освещение. – Правда, с черепом из пластмассы имеем дело впервые.

Много раз?

– Дайте догадаюсь. Камера сохраняет картинку, передает ее в компьютер, а вы соединяете точки.

Райан умел объяснить сложные вещи на уровне детского сада.

– На самом деле все не так просто. Но да, нарисовав контуры лица с помощью отметок, я выбираю черты из базы данных, нахожу самые подходящие и накладываю их.

– Эту методику ты использовала, чтобы опознать одну из жертв «Внутренней жизненной силы»?

Райан имел в виду дело, над которым мы работали несколько лет назад. Студенты Университета Макгилла оказались вовлечены в секту, которую возглавлял некий веривший в бессмертие психопат. Когда возле их общины в Южной Каролине обнаружился скелет в неглубокой могиле, мы с Люсьеном сумели установить, что останки принадлежат без вести пропавшему студенту.

– Да. Что с Шанталь?

– Судья согласился дать ей еще один шанс побыть под домашним арестом.

Вчера вечером, пока Райан объяснялся в полиции насчет стрельбы, я отвезла Шанталь домой. Утром он заехал к ним, чтобы убедиться, что девушка все еще там.

– Думаешь, мамочка теперь лучше будет за ней следить? – спросила я.

– Подозреваю, у Мануэля Норьеги[71] больше свободы, чем у Шанталь в ближайшем будущем.

– Вчера вечером она сильно переживала, – сказала я.

– Манер типа «отвали и оставь меня в покое» у девочки явно поубавилось.

– У тебя-то как дела? – спросила я, заметив напряженность в его взгляде.

В Монреале после каждого случая стрельбы полицейского обязательно проводится внутреннее расследование. Чтобы соблюсти объективность, отдел убийств полиции КУМ рассматривает случаи стрельбы офицеров СК, и наоборот. Уходя вместе с Шанталь, я видела, как Райан отдал свой пистолет офицеру полиции КУМ.

Детектив пожал плечами:

– Два трупа. Один на мне.

– Хороший выстрел, Райан. И они это знают.

– Я превратил Сент-Катрин в кораль О-Кей[72].

– Парень убил Нордстерна и собирался взять заложницу.

– Тебе звонили?

– Пока нет.

– Жди.

– Я в точности опишу им, что произошло. Ты выяснил, как звали стрелявшего?

– Карлос Висенте. При нем был гватемальский паспорт.

– Этот придурок взял с собой паспорт, идя убивать?

Райан покачал головой:

– У него был ключ от отеля «Дэйз инн» на Ги. Мы обыскали номер и нашли паспорт в сумке.

– Как-то не слишком профессионально.

– Мы также нашли две тысячи американских долларов и авиабилет до Феникса.

– Что-нибудь еще?

– Грязные трусы.

Я укоризненно взглянула на копа.

– Я звонил Галиано. Имя Висенте нигде не всплыло, но Бэт собирается копнуть глубже.

– Что насчет Нордстерна?

– Пулицеровская премия ему уже точно не светит.

Еще один укоризненный взгляд.

– Сейчас поеду в отель «Сен-Мало». Раз Нордстерн твой парень, подумал: может, присоединишься?

– Нужно закончить обработку лица.

– Я могу и сам, доктор Бреннан, – сказал Люсьен голосом игрока второго состава школьной футбольной команды.

Я скептически посмотрела на него.

– Дайте попробую.

«Ну пожалуйста, тренер, разрешите!»

Почему бы и нет? Если набросок Люсьена меня не устроит, всегда можно сделать свой.

– Ладно. Полный фронтальный образ. Не усиливай черты. Убедись, что они соответствуют строению костей.

– Allons-y, – сказал Райан.

– Allons-y. Идем.

«Сен-Мало» оказался крошечным отелем на улице дю Фор, примерно в шести кварталах к востоку от «Пепси-Форума».

Владелец, похожий на скелет мужчина с «блуждающим» левым глазом и кожей цвета спитого чая, отнесся к нашему визиту без особого энтузиазма, но удостоверение Райана сразу же привело его в чувство.

Номер Нордстерна размерами и обстановкой почти не отличался от тюремной камеры – чистый, функциональный, без излишеств. Чтобы его осмотреть, мне хватило три секунды.

Железная кровать. Потрепанный шкаф. Потрепанный комод. Потрепанная тумбочка. Бесплатный экземпляр Библии. Никаких личных вещей. В ящиках и шкафу – тоже ничего.

Ванная выглядела чуть более обжитой. Зубная щетка. Расческа. Одноразовая бритва. Крем «Жиллет» для чувствительной кожи. Гель для душа «Диппити-Ду». Гостиничное мыло.

– Шампуня нет, – заметила я, когда Райан отодвинул шариковой ручкой занавеску душа.

– Зачем шампунь, если есть «Диппити-Ду»?

Мы вернулись в спальню.

– Парень путешествовал налегке, – сказал Райан, вытаскивая из-под кровати хоккейную сумку.

– Однако он был хитер. Знал, как смешаться с местными.

– Это всего лишь спортивная сумка.

– Это хоккейная сумка.

– У НХЛ к югу от границы двадцать четыре клуба.

– В Америке хоккей давно не в моде.

– Да у вас вообще сырные головы на плечах.

– Ты собираешься открывать сумку?

Райан достал оттуда несколько рубашек и штаны цвета хаки.

– Похоже, любитель широких трусов.

Вытащив двумя пальцами трусы, он снова полез в сумку и выудил паспорт.

– Американский.

– Дай посмотреть.

Коп раскрыл документ и протянул мне.

На фотографии Нордстерн был растрепанный и невыспавшийся: лицо бледное, под глазами набухли синяки. Вновь нахлынула жалость. Хоть Олли мне и не нравился, никогда не желала его жизни подобного конца. Глядя на его имущество – свидетельство прервавшегося существования, – я подумала: была ли у него жена, подружка. Дети. Кто сообщит им о его смерти?

– Похоже, парень подавал на паспорт еще до того, как ему открылись чудеса «Диппити-Ду», – сказал Райан.

– Удостоверение личности выдано в прошлом году.

Я продолжила читать.