– Я мог поискать клетки эпителия на стволах волос из образца «Параисо», но, учитывая ситуацию, вряд ли многое нашел бы, – продолжал Ганье.

– У кошек есть полиморфные регионы в митохондриальной ДНК? – спросила я.

– Как и у людей. Один специалист по генетике кошачьих из американского Института рака исследует эту тему. У него есть прекрасная статистика по разнообразию популяции.

Райан приставил палец к голове, делая вид, будто нажимает на спусковой крючок. Да, он явно не Лайнус Полинг[66].

– И что совпадает, мсье Ганье?

Зашелестела бумага. Я затаила дыхание.

– Образец с пометкой «Параисо» имеет те же характеристики, что и образец с пометкой «Спектер».

Райан перестал «испускать дым из пальца» и уставился на телефон.

– Имеется в виду, что они подобны?

– Имеется в виду, что они идентичны.

– Спасибо.

Я положила трубку.

– Можешь убрать оружие.

Детектив прекратил пантомиму с пистолетом и упер руки в бока.

– Откуда такая уверенность в совпадении?

– Это его работа.

– Волосы побывали в чертовом отстойнике. – Голос Райана сочился скептицизмом.

– Ты что-нибудь знаешь про ДНК?

– Если я чего-то не знаю, то готов услышать. – Он протянул руку ладонью вверх. – В пятиминутной версии. Пожалуйста.

– Представляешь, как выглядит молекула ДНК? – спросила я.

– Спиральная лестница.

– Очень хорошо. Сахара и фосфаты образуют перила, основания – ступени. Как бы это объяснить на твоем уровне?

Мужчина открыл рот, собираясь возразить, но я его оборвала:

– Представь основания как кубики «лего», которые бывают только четырех цветов. Если на одной половинке ступени красный «лего», то на другой – всегда синий. Зеленые сочетаются с желтыми.

– И ни у кого нет одного и того же сочетания цветов в каком-то конкретном месте.

– Ты не настолько глуп, как кажешься. Множественные вариации в какой-то последовательности ступенек называются полиморфизмом. Если в какой-то позиции число вариантов крайне велико, до сотен, это называется сверхизменчивым регионом.

– Вроде Манхэттена.

– Ты же хотел все узнать за пять минут!

Райан поднял обе руки.

– Вариации, или полиморфизмы, могут встречаться в последовательности цветов или в числе повторений цветов между любыми двумя конкретными ступенями. Соображаешь?

– Каждый фрагмент может варьироваться в узоре или по длине.

– Первая методика, приспособленная для судебно-медицинского анализа ДНК, называлась ПДРФ, полиморфизм длин рестрикционных фрагментов. ПДРФ-анализ определяет вариацию длины конкретного фрагмента ДНК.

– И получается нечто вроде штрих-кода из магазина.

– Это называется «авторадиография». К несчастью, ПДРФ требует более качественной ДНК, чем можно получить со многих мест преступлений. Вот почему прорывом стал ПЦР-анализ.

– Усиление.

– Именно. Не вдаваясь в подробности…

– Но мне нравится, когда ты говоришь столько умных слов!

Райан протянул руку и дотронулся до моего носа. Я оттолкнула ее.

– Полимеразная цепная реакция – методика увеличения количества ДНК, доступной для анализа. Определенная последовательность ступенек-«лего» копируется миллионы раз.

– Генетический ксерокс.

– Кроме того, что каждый раз количество копий удваивается, так что ДНК увеличивается в геометрической прогрессии. Недостаток ПЦР-анализа: идентифицируется меньше изменчивых регионов, и каждый из них демонстрирует меньшее разнообразие.

– То есть ты можешь использовать ПЦР с некачественной ДНК, но различия при этом определить сложнее.

– Исторически это так и было.

– А что там насчет митохондрий?

– ПДРФ и ПЦР – а есть и другие процедуры – используют геномную ДНК, из ядра клетки. Дополнительные частицы генетического материала находятся в митохондриях, маленьких отделениях в клетке, которые отвечают за дыхание. Митохондриальный геном меньше – чуть больше шестнадцати тысяч оснований – и имеет форму кольца, а не лестницы. В этом кольце есть два крайне ценных участка.

– И в чем преимущество?

– Митохондриальная ДНК присутствует в сотнях и тысячах копий в каждой клетке, так что ее можно выделить из небольших или разложившихся образцов, где геномной ДНК давно нет. Исследователи нашли митохондриальную ДНК даже в египетских мумиях.

– Сомневаюсь, что твой отстойник построили фараоны.

– Я пытаюсь объяснить так, чтобы ты понял.

Мне пришел в голову пример получше.

– Митохондриальная ДНК использовалась для подтверждения того, что недавно эксгумированные в России скелеты принадлежат царю Николаю и его семье.

– Каким образом?

– Эта ДНК передается только по материнской линии.

– То есть все идет от мамочки?

– Прости, что пришлось открыть тебе эту тайну, Райан.

– Мужчина может чувствовать себя оскорбленным.

– Исследователи сравнили ДНК из русских костей с ДНК живых родственников, в частности британского принца Филиппа.

– Мужа королевы Елизаветы?

– Бабушка принца Филиппа со стороны матери была сестрой царицы Александры, так что Александра и ее дети, как и Филипп, унаследовали митохондриальную ДНК от матери Александры и ее сестры.

– Давай вернемся к нашим кошкам.

– В клетках волос нет ядер, соответственно, нет и геномной ДНК. А вот в стволах волос присутствует митохондриальная ДНК.

– Ганье упоминал клетки эпителия.

– Слюна, кожа, слизистая рта и вагины. На кошачьей шерсти можно найти слюну после вылизывания – клетки эпителия встречаются даже в моче и кале. Так что в данном случае я ценю пессимизм Ганье.

– То есть почти никаких шансов?

– Судя по его словам, митохондриальная последовательность в шерсти кошки Спектеров идентична той, что нашли в отстойнике.

– И это означает, что жертва из «Параисо» общалась с кошкой Спектеров.

– Угу.

– Но мы знаем, что в отстойнике была не Шанталь.

– Ты прав, Райан. Вы, копы, хорошо соображаете.

– Жертва бывала у Спектеров или по крайней мере общалась с их кошкой.

– До прошлого Рождества.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Именно тогда Гимов, их кот, утонул в бассейне.

Райан ненадолго задумался.

– Похоже, девчонка знает больше, чем говорит.

– Кто-то точно знает, – согласилась я.

– Миссис Спектер?

Я пожала плечами.

Мы уставились друг на друга, пораженные одной и той же мыслью.

– Я ни разу не встречалась с послом, – сказала я.

– Где он?

– Обсуждает урожай соевых бобов в Мехико.

– Странно, учитывая недавние похождения его дочери.

– Галиано говорил, что Спектер не сразу сообщил об исчезновении Шанталь. А когда делом занялась полиция, не особо рвался помогать.

– Что ж, благодаря котику все предстает совсем в ином свете.

Расположившийся к западу от центра города район Уэстмаунт спускается вниз по склону горы рядами тенистых улиц. Проклятие для квебекских сепаратистов, он известен высокой концентрацией англоязычных жителей и их яростной преданностью федеральному правительству. До реорганизации Монреальского острова, когда многие пригороды и отдаленные районы были включены в состав городского округа Монреаль, Уэстмаунт гордился своей независимостью, низкими налогами, эффективным управлением и аристократическими манерами.

Уэстмаунт тяжко сражался против поглощения мегаполисом. Проиграв битву, его жители надели норковые и кашемировые пальто, презрительно шмыгнули носами и стали ждать, уверенные, что какой-нибудь местный адвокат добьется отмены нового закона.

Они ждут до сих пор.

Райан выехал из туннеля у Этуотера, свернул налево на бульвар, потом направо и начал подниматься по склону. Я смотрела, как дома становятся все больше, представляя себе широкую панораму реки и города, что открывается из выходящих на юг двориков и веранд.

Уэстмаунт чем-то похож на Гонконг: чем выше находится дом, тем престижнее считается адрес. Резиденция Спектеров оказалась одной из самых больших в верхнем Уэстмаунте – высокая каменная крепость с башенкой, решеткой и массивной дубовой дверью. Фасад полностью заслоняла кипарисовая живая изгородь. Сзади наверняка открывался впечатляющий вид.