Чего я точно делать не собиралась, так это повторять свою ошибку в «Параисо».

– Потребуется мешок для трупов и несколько часов.

– Можете не торопиться.

– Постараюсь быстрее, – попыталась оправдаться я.

– У вас есть столько времени, сколько понадобится.

По его тону я почувствовала, что Диас на сей раз беспокоить меня не будет.

Достав из рюкзака хирургические перчатки, я подошла к краю плато, опустилась на четвереньки и поползла вдоль канавы, просеивая пальцами листья и землю. Как и в «Параисо», за мной следовал Хикай со своим «никоном».

Череп лежал в шести футах от шеи трупа, – видимо, падальщики таскали, пока не утратили интерес. Рядом виднелась копна волос. В двух футах за волосами валялись разбросанные фаланги пальцев и кости кисти.

Хикай сделал фотографии. Я записала точное местоположение костей, а после вернула их туда, где лежал сам труп, закончила осмотр канавы и прочесала плато сперва в одном, потом в другом направлении.

Ничего.

Вернувшись к скелету, достала фонарик и провела лучом по костям. Эрнандес был прав. Я сомневалась, что десять месяцев спустя смогу найти следы улик, но надеялась, что пластик, возможно, хоть как-то защитил тело, пока его не порвали звери.

Но ничего не нашла.

Поиски казались безнадежными, но я как можно тщательнее осмотрела пластик. Если там остались какие-то фрагменты, волосы или волокна, мы могли обнаружить их в лаборатории.

Отложив фонарик, я перевернула скелет на спину. Запах усилился. Во все стороны разбежались жуки и многоножки. Надо мной щелкнул затвор фотоаппарата Хикая.

В таком климате, как в горах Гватемалы, тело может превратиться в скелет за месяцы или даже недели – в зависимости от доступа к нему насекомых и падальщиков. Если труп плотно завернут, разложение может существенно замедлиться. Мышцы и соединительная ткань могут даже мумифицироваться. Так и произошло здесь – кости достаточно надежно держались вместе.

Я рассматривала иссохший труп, вспоминая фотографии восемнадцатилетней Клаудии де ла Альды, и скрежетала зубами.

Не в этот раз, Диас. Не в этот раз.

Начав с того, что когда-то было головой, я стала перемещаться в сторону ног, полностью сосредоточившись на своей задаче. Шло время. Кто-то приходил, кто-то уходил. Болели спина и колени. Глаза и кожу жгло от пыли и летающих насекомых.

В какой-то момент я заметила, что Галиано ушел. Хикай и Колон отправились на поиски дальше в овраг. Я продолжала трудиться в одиночестве, то и дело слыша приглушенные разговоры, пение птиц и громкие вопросы сверху.

Два часа спустя останки, пластиковая «обертка», волосы и одежда лежали в мешке для трупов, а распятие запечатали в полиэтиленовый пакетик. Судя по составленному мной списку, не хватало лишь пяти фаланг и двух зубов.

На этот раз я не просто идентифицировала все кости, но и пристально осмотрела каждый фрагмент скелета.

Останки принадлежали женщине в возрасте около двадцати лет, судя по черепно-лицевым чертам – монголоидного происхождения. На правой лучевой кости – следы хорошо зажившего перелома, а на четырех коренных зубах – пломбы.

Я не могла понять лишь одного: что с ней случилось? Предварительный осмотр не показал ни огнестрельных ран, ни свежих переломов, ни травм от тупого или острого орудия.

– Де ла Альда?

Вернулся Галиано.

– Под описание подходит.

– Что с ней случилось?

– Нет следов ни от ударов, ни от порезов, ни от пуль – ничего. Так что я знаю не больше вас.

– Подъязычная кость?

Галиано имел в виду подковообразную кость, плавающую в мягких тканях в передней части горла. У немолодых жертв эта кость может сломаться при удушении.

– Не повреждена. Но для столь молодого тела это ничего не значит.

Столь молодого… Как и та девушка в отстойнике. Что-то промелькнуло в глазах полицейского, и я поняла: он думает о том же.

Попыталась встать. Колени взбунтовались, и я едва не упала, но Галиано успел меня подхватить. На мгновение мы оба замерли, и я почувствовала, как пылает прижавшаяся к груди мужчины щека.

Застигнутая врасплох, я отступила на шаг и сосредоточилась на процессе снятия перчаток, чувствуя на лице взгляд его коровьих глаз.

– Эрнандес что-нибудь еще выяснил? – спросила я.

– Никто ничего не видел и не слышал.

– У вас есть стоматологические данные де ла Альды?

– Да.

– Возможно, по ним удастся ее опознать.

Я посмотрела на Галиано, потом снова на перчатки. Длились ли наши объятия чуть дольше необходимого, когда я уже надежно стояла на ногах, или мне просто показалось?

– Вы закончили? – спросил он.

– Осталось лишь провести раскопки и отсортировать находки.

Детектив посмотрел на часы. Словно повинуясь безусловному рефлексу, я взглянула на свои. Десять минут шестого.

– Хотите начать прямо сейчас? – спросил он.

– Хочу прямо сейчас закончить. Если какой-нибудь больной на голову урод охотится на молодых девушек, он может уже выбирать очередную жертву.

– Да.

– И чем больше народу тут топчется, тем больше шансов лишиться ценных улик.

Имени Диаса можно было не упоминать.

– К тому же вы видели ту толпу наверху. Похоже, эта история будет подобна грому среди ясного неба. – Я сунула перчатки в мешок для трупов. – Тело можно забирать. Только пусть привяжут его хорошенько ремнями.

– Да, мэм.

Этот нахал улыбался или мне показалось?

Следующий час мы с Колоном и Хикаем раскапывали и просеивали шестидюймовый слой почвы в той части оврага, где были найдены останки. В итоге удалось найти оба отсутствовавших зуба, три фаланги, несколько ногтей с рук и ног да золотую серьгу.

Когда вернулся Галиано, я показала серьгу ему.

– Что это?

– То, что мы называем уликой. – Я выразилась почти как Фреди Минос.

– Ее? Де ла Альды?

– Это вопрос к ее семье.

– Ни на одной фотографии у девушки не было украшений.

– Верно.

Полисмен бросил пакетик в карман.

Уже наступала ночь, когда мы поднялись по склону на дорогу. Фургоны прессы уехали, засняв обязательную сцену с мешком для трупов. Несколько репортеров задержались, надеясь на интервью.

– Сколько, Галиано?

– Кто это?

– Женщина? Ее изнасиловали?

– Без комментариев.

Когда я садилась в полицейскую машину Галиано, какая-то женщина щелкнула меня одной из трех висевших у нее на шее камер.

Вдавив кнопку замка, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Детектив сел с другой стороны и завел двигатель. В мое окно постучали, но я сделала вид, будто не услышала.

Полицейский переключил передачу, затем закинул руку на сиденье, повернул голову и, резко сдав назад, развернул машину. Его пальцы коснулись моей шеи.

Почувствовав покалывание на коже, я широко раскрыла глаза.

Господи, Бреннан. Умерла молодая женщина. Ее семья будет вне себя от горя. Ты расследуешь это дело. Ты не на свидании.

Я бросила взгляд на Галиано. По лицу мужчины скользили отблески фар, странным образом искажая черты.

Я вспомнила анютины глазки на резиновой ленте. Почему я вздрогнула, когда моя щека прижалась к груди Галиано? В самом ли деле он держал меня в объятиях дольше, чем требовалось?

Я вспомнила букет размером с «фольксваген» в моем номере.

Господи.

– Чертовы акулы, – вывел меня из оцепенения голос детектива. – Нет, даже хуже акул. Они словно гиены, кружащие вокруг трупа.

Он приоткрыл окно со своей стороны. Не из-за того ли, что от меня воняло землей и гниющей плотью?

– Выяснили, что хотели?

– Провела предварительный осмотр, но требуется подтверждение.

– Ее отправили в морг.

– Значит ли это, что тело я больше не увижу?

– Если мне будет что сказать – не значит.

– На четырех коренных зубах пломбы, нужно свериться с ее стоматологической карточкой. Еще одно подтверждение – старый перелом на руке.

Какое-то время мы ехали молча.

– Почему на сей раз Диас не питает к ней нежных чувств?