Однажды вечером, несколько недель спустя, я автобусом приехал на противоположный конец города. Просидев два часа в кино, я зашел в пивную выпить пару кружек и завершил вечер роскошным ужином в тихом китайском ресторане. К часу ночи я бродил по улицам в поисках запоздалого прохожего. Мне не пришлось долго ждать.

Я стоял в тени у входа в какой-то магазин, когда мимо прошла миниатюрная блондинка лет восемнадцати. Выглядела она весьма привлекательно, была модно одета и очень нервничала, о чем говорила ее быстрая походка, характерная для большинства женщин, оказавшихся поздно ночью на пустынной улице. Ее каблучки выбивали по мостовой быструю легкую дробь. Я стоял, перебирая пальцами лежавший в кармане поясок от пижамы.

Затем я вышел из своего убежища и, держась на достаточном удалении, заковылял следом за ней. Увидев, что она свернула в боковую аллею, которая шла через железнодорожный мост к дальней улице, я прибавил ходу. Удача сама плыла мне в руки.

На подходе к мосту я почти настиг девушку. Должно быть, она что-то почувствовала, потому что, когда я преодолевал последние разделявшие нас несколько шагов, начала оборачиваться и, безусловно, поняла, что я собираюсь на нее напасть. Не напади я первым, она бы обязательно закричала. Поясок мягко обвил горло и затянулся узлом, так что ее прелестный, широко раскрытый ротик смог лишь обозначить крик. Единственный газовый фонарь на Мосту струил на нас мерцающий бледно-жёлтый свет. Пока ткань пояска глубоко врезалась в нежную кожу шеи, я смог разглядеть, насколько привлекательна ее красота, таявшая прямо на глазах. Нежно-голубые глаза вылезли из орбит, раздулись в умоляющем, неестественном, гибельном взгляде; язык вывалился наружу, и тысячи лопнувших капилляров образовали багровую паутину, покрывшую ее нежно-розовое лицо. Медленно стекленели ее глаза, все тело била дрожь, и наконец последний булькающий звук затих в горле, а каблуки процарапали на земле слабый узор. И вот она тяжело обмякла в моих руках.

Я сложил и убрал поясок, затем поднял тело, перевалил через низкое ограждение и сбросил к подножию железнодорожной насыпи. Мне потребовалось почти два часа, чтобы добраться до дома.

Я уже сказал вначале, что продолжается это уже почти полтора года. Четыре или пять раз я совершал убийства в своем городе, но время от времени выбирался и за его пределы. Как-то раз, когда я ехал на велосипеде, просто ударил тростью прохожего; потом отравил кого-то в ресторане. Случилось это среди бела дня, и я выбрал первую попавшуюся чашку. Однажды я совершенно импульсивно столкнул пожилого мужчину под приближающийся поезд метро в час пик, а сам исчез в толпе. Вы даже не поверите, насколько просто все это сделать.

Хочу вам сказать, что я послал этот рассказ в издательство анонимно. Все в нем, вплоть до мельчайших деталей, чистая правда, и, поскольку я не оставил своего адреса, то и не смогу узнать, будет ли этот рассказ опубликован, пока не увижу его напечатанным. Если тот, кому я послал рукопись, рискнет опубликовать ее, он заслужит мое восхищение и глубокую признательность.

Поймите, мне просто необходимо было объяснить кому-нибудь, как все было на самом деле. И вот что я хочу сказать: если нам с вами придется однажды встретиться поздней ночью, знайте, что в моих действиях нет ничего личного по отношению к вам. Просто мне хочется, чтобы меня замечали.

С Юстасом мы дружим давно. По сути дела, он мой единственный друг. Правда, он совершенно лысый, если не считать волос, которые растут у него между пальцами; говорит он глухим, немного рыкающим голосом, а при ходьбе иногда неожиданно заваливается на спину.

Но я не обращаю на это внимания, потому что он единственный, кто старается не замечать, что у меня три ноги.

Когда жена Гарри Добсона предложила провести последнюю (перед его поездкой) ночь в нью-йоркском отеле; он согласился. Это чем-то походило на мгновенный повтор медового месяца, и всю дорогу из Уэстпорта Гарри испытывал волнение, ощущая рядом с собой трепет сердца супруги. Ему вспомнилось далекое прошлое, когда и дети, и дом, да и они сами были совсем юными. С тех пор дети успели вырасти и разъехаться кто куда, а дом в Уэстпорте с возросшими расходами по его содержанию и налогами все больше казался Гарри гирей, привязанной к его ногам. Именно поэтому ему так понравилась идея провести ночь в одном из нью-йоркских отелей, а кроме того, он не мог не испытывать радости от того, что все еще способен возбуждать в Маргарет сексуальные чувства.

Не понравилось же Гарри совсем другое, а именно то, что где-то в шесть часов утра жена разбудила его настойчивыми толчками в бедро.

— В чем дело? — пробормотал он.

— Там, за стенкой, — прошептала Маргарет, прижимаясь к нему всем телом. — Какой-то человек — он стонет. Даже разбудил меня.

— Ну, нездоровится ему или просто перепил. Тебе-то что до этого?

— А то, что послушал бы ты, о чем он бормочет, — сказала жена. — Нет-нет, ты послушай. Это просто какой-то маньяк.

— Ну ладно, ладно, — пробурчал Гарри, после чего прильнул ухом к тонкой стенке, разделявшей номера.

— Я убил, — простонал человек, — я убил, я убил.

— Он беспрестанно повторяет одну и ту же фразу, — прошептала жена. — Надо что-то предпринять.

— Что предпринять? — спросил Гарри, откидываясь на подушку и нащупывая рукой сигареты. — А вдруг это просто дурной сон?

— Но он повторяет одно и то же, и мне страшно. Откуда ты знаешь, а вдруг мы поселились по-соседству с убийцей?

— Ну и что ты предлагаешь?

Она моргнула, машинально поглаживая свою левую грудь:

— Позвони портье, попроси проверить, что там происходит.

Гарри вздохнул, откинул одеяло, босиком прошел к стоявшему в углу телефону, снял трубку и дождался ответа.

— Говорит Гарри Добсон из двести третьего номера. У нас за стеной стонет какой-то тип и постоянно повторяет, что он кого-то убил. Даже разбудил нас. Да… он в двести втором номере, да, рядом с нами.

Гарри стоял, держа трубку одной рукой, а другой медленно постукивая сигаретой о пепельницу.

— Ну, в чем там дело? — спросила жена.

— Проверяют, кто живет в двести втором.

— Он перестал стонать.

— Нет, нет, — проговорил Гарри в трубку. — Это, я, я, живу в двести третьем. Ну ладно, ладно, довольно.

Он швырнул трубку на рычаг.

— Что они сказали?

— Этот идиот портье утверждает, что двести второй номер тоже зарегистрирован на мое имя. Получается, что я снимаю оба номера!

— Может, это совпадение? — предположила Маргарет. — Наша фамилия не такая уж редкая. Так ли уж мало живет Гарри Добсонов в Нью-Йорке?

— Но ведь не в двух же соседних номерах в одном и том же чертовом отеле, — проговорил он. — Во всяком случае, они говорят, что не могут ничего поделать — вот если он станет очень шуметь, тогда они вмешаются. — Он покачал головой. — Вот он, твой Нью-Йорк…

— Знаешь, я думаю, что нам лучше съехать, — проговорила жена и направилась в ванную.

Гарри еще раз чертыхнулся и тоже встал с кровати, начиная натягивать брюки. В любом случае ему надо было сегодня утром возвращаться в Лос-Анджелес, что ж, приедет в аэропорт пораньше. Позавтракать можно будет и в ресторане.

Они с женой вышли из номера.

В лифте она сказала, что будет писать ему минимум раз в неделю. Он был просто великолепен, и если бы не этот чудик в двести втором, ночь прошла бы прекрасно.

— Ну да, конечно, — кивнул Гарри.

Распрощались они в вестибюле. Выписываясь, он выговорил портье все, что о нем думает.

— Я представляю крупную фирму, — сказал он изумленному клерку, — я солидный человек, черт бы вас побрал! А вдруг кому-то вздумалось убить меня? И те сведения, которые предназначались мне, попали бы в руки этого человека из двести второго. Вы понимаете?

Парень за стойкой сказал, что очень сожалеет о случившемся.