В ящике стола лежала дешевая книжечка карманного формата. «Метаморфозы» Овидия. Разумеется, это ничего не доказывало, но все же. Ведь, вероятно, именно отсюда Клод Лоррен заимствовал сюжет своей картины, а Саббатини, прочитав об этом, вдохновился на ее похищение. Он мертв, и ни о каком судебном процессе речи быть не могло, но Флавия вдруг представила выражение лица судьи, если бы она сказала, что подоплека преступления основана на содержании одного из фрагментов данной книги. Теперь стало окончательно ясно, что она двигается в нужном направлении, и надежда на возвращение денег существует. Ей было трудно отогнать мысль, что оно может ускорить утверждение ее в должности начальника отдела.

Приехав на работу, Флавия сразу вызвала Коррадо. Он впервые побывал в морге. Удовольствия, разумеется, не получил, зато ознакомился с протоколом вскрытия.

Ничего примечательного. В организме обнаружено много алкоголя. Смерть наступила в результате утопления. Никаких признаков насилия. Но свидетельства, исключающие насилие, также отсутствовали.

Флавия рассеянно кивнула, продолжая жевать бутерброд с ветчиной.

— Время смерти зафиксировано? Или они, как обычно, ничего определенного утверждать не могут?

— Самое позднее — утро среды, — ответил Коррадо, — или вечер вторника.

Она перестала жевать.

— Что?

— Вечер вторника — утро среды, — повторил стажер. — А почему вас это удивляет?

Флавия поспешно его отпустила, поблагодарив за помощь. Не станет же она делиться с Коррадо шокирующей новостью. Оказывается, когда выплачивался выкуп, Саббатини был мертв. А скорее всего он был мертв еще до того, как поступило требование о выкупе.

Но если Саббатини в истории с выкупом не участвовал, зачем с ним дальше разбираться? Характер у Флавии был упрямый, и она привыкла все доводить до конца. Флавия потащилась в адвокатскую фирму, которая много лет перечисляла деньги Саббатини, заранее зная, что это ничего не даст. К тому же не прекращались неприятности с желудком. Наверное, там уже образовалось несколько страшных язв.

Развязать язык адвокату было не легко, но ей удалось. Помогли служебное удостоверение и не в меньшей степени плохое настроение, а также отсутствие желания церемониться. То, что Флавия услышала, снова все невероятно усложнило.

— Да… интересно, — задумчиво протянула она. Адвокат промолчал, поскольку был с ней полностью согласен.

Ну что, пора возвращаться в управление? Жаль, Боттандо больше нет под рукой, не с кем посоветоваться. А поддержка ей сейчас очень необходима, ведь на горизонте возник не кто-нибудь, а сам Ди Ланна.

Это был не только самый богатый человек в Италии, но и влиятельный. Последние несколько лет именно его партия формировала правительство. Никто не знал, что означает название «Партия демократического прогресса», левой или правой она ориентации, но ее влияние на политическую жизнь страны было огромно. Ди Ланна контролировал значительную часть итальянской промышленности и финансового капитала через обширную группу холдинговых компаний. О его могуществе ходили легенды.

И вот выясняется: ныне покойный бывший террорист и похититель картины состоял с этим человеком в родстве.

Ди Ланна являлся членом палаты депутатов, и Флавия рискнула направиться туда, хотя обнаружить его в будний день в своем кабинете надежды было мало. В период между сессиями депутаты такого калибра появлялись здесь лишь по особым случаям, чтобы предстать перед телевизионными камерами. Она вошла в приемную. Странно, место секретаря пустовало, никакой охраны, помощников, снующих туда-сюда, посетителей, суматохи, обозначающей присутствие в кабинете важной персоны. На двери — небольшая табличка, прикрепленная поверх другой, более помпезной, объявляющей, что прежде здесь сидел лидер партии христианских демократов. Флавия была убеждена, что в кабинете никого нет, но все же решила постучать, потому что открывать дверь без стука казалось неприличным.

И тут свершилось чудо: дверь ей открыл сам Ди Ланна. Немыслимо. Назовите хотя бы одного серьезного итальянского политика, который способен на подобное. В том-то и дело, что таких нет. Не может серьезный политик вдруг вот так подняться со своего кресла и открыть посетителю дверь. Ведь это будет означать, что он не такой уж серьезный. А вот Ди Ланна, кажется, не испугался упасть в ее глазах. Он улыбнулся Флавии и вежливо кивнул на кресло. Ясно, изображает простого человека, обозначает свою левизну, подумала она. Или это так называемая американская простота свободного раскованного бизнесмена. Не может такое поведение быть искренним.

— Что-то вы рано, — промолвил он.

— Вы так считаете? — удивилась Флавия.

— Да. Ведь я назначил вам после четырех. Впрочем, если пришли, давайте займемся делом. Но не ожидайте, что я расскажу что-нибудь интересное.

— А я как раз на это надеялась, — сказала она. Ди Ланна откинул голову и рассмеялся:

— Садитесь, садитесь. Как вас зовут?

Он занял свое место за столом и внимательно посмотрел на Флавию. Его глаза озорно блеснули. Позднее, размышляя об этой встрече, Флавия решила, что именно озорным блеском Ди Ланна ей сразу очень понравился. Ни у кого из «нормальных» политиков таких глаз просто быть не может. Преобладание твида в одежде предполагало намек на английский стиль, однако все остальное — прическа, манера сидеть, двигать руками — свидетельствовало о простоте и демократичности, что необыкновенно подкупало любого собеседника.

— И кто же я, по-вашему? — спросила Флавия.

— Журналистка? Пришли выпытывать, когда я собираюсь сменить кабинет министров?

Флавия протянула ему удостоверение. Ди Ланна не выказал удивления.

— Я хочу уточнить, — произнесла Флавия, — в вашем кабинете можно вести конфиденциальные разговоры?

Он взглянул ей в лицо.

— По средам утром я обнаруживаю здесь «жучок» или два и сразу убираю. Они это знают, но продолжают ставить. Не потому, что ожидают услышать что-либо интересное, просто извещают, что я под наблюдением. Но в данный момент здесь чисто.

— А кто они?

Ди Ланна пожал плечами:

— Понятия не имею. Видимо, какие-то темные государственные структуры. Ладно, лучше расскажите, почему мной заинтересовалось управление по борьбе с кражами произведений искусства?

— Вы можете иметь отношение к одной из краж. Я предполагаю, что это вы на прошлой неделе прислали мне три миллиона долларов для выплаты выкупа.

Ди Ланна усмехнулся, давая понять, что прислать кому-то три миллиона долларов — дело для него пустяковое. Что скорее всего так и есть.

— Странно. Меня заверили, что никакого расследования не будет.

— Можете быть спокойны, официально расследование не ведется. Я пришла сюда, поскольку возникли определенные проблемы, связанные с гибелью вашего родственника.

Упоминание Саббатини не вызвало на лице Ди Ланны ни смятения, ни печали.

— А мне казалось, — сказал он, — это снимает все проблемы.

— Наоборот. Дело в том, что, когда позвонили насчет выкупа, он скорее всего был уже мертв. Это означает, что у Саббатини был сообщник, у которого сейчас эти деньги, или кто-нибудь другой намеренно использовал его стиль игры, чтобы сбить нас с толку.

Ди Ланна внимательно слушал.

— Предположим, я не единственная, кто знает о вашей родственной связи, — продолжила Флавия. — В таком случае следует предположить и вероятность того, что трюк был нацелен на вас.

Он качнулся несколько раз в кресле. Очередной американизм, подумала Флавия.

— Думаю, вы правы. Если об этом станет известно, то моей репутации будет нанесен ущерб.

— Да, — согласилась Флавия. — Человек, получивший ваши деньги, знает все о похищении картины и выкупе. И у него есть доказательства. Вы бы желали, чтобы средства массовой информации раструбили, что из музея похищена картина, сохранность которой гарантировал сам премьер-министр Италии, и которая была возвращена незаконным способом при вашем содействии?