Тесса успешно суетиться по комнате, в качестве ассистентки Медика, надевая перчатки на её руки, после того, как та тщательно их помыла, подавая ей инструменты, пристально наблюдая за процессом, когда от Тессы ничего не требуется. Ей удается избегать Джун. По выражению лица Тессы могу сказать, что она чертовски сильно нервничает, но, тем не менее, ни словом об этом не обмолвилась. Мы с ней вдвоем довольно мило поболтали во время ужина, когда она села на диван рядом со мной, но что-то изменилось между нами. Руку даю на отсечение. Если бы я не знал её лучше, то подумал бы, что она влюбилась в меня. Но это была такая странная мысль, что я быстро отмахнулся от неё. Тесса, почти сестра мне, маленькая сирота из сектора Нима.

За исключением того, что она больше не маленькая сирота. Теперь я различаю признаки взросления на её лице: меньше детской пухлости, высокие скулы, глаза больше не кажутся такими огромными, какими я их помню. Я гадаю, и как это раньше не замечал этих изменений. Потребовалось всего несколько недель разлуки, чтобы они стали очевидными. Должно быть, я слепой, как крот, а?

— Дыши, — говорит Джун рядом со мной. Она вдыхает полной грудью, будто показывая, как это нужно делать.

Я перестаю ломать голову на счет Тессы и понял, что не дышу.

— Не знаешь, сколько это продлиться? — спрашиваю я Джун.

Она успокаивающе гладит мне руку, уловив напряжение в моем голосе, и я чувствую укол вины. Если бы не я, она бы продолжала свой путь к Колониям.

— Несколько часов.

Джун умолкает, когда Рейзор отводит Медика в сторону. С рук на руки передаются деньги — они ударяют по рукам. Тесса помогает Медику надеть маску, затем показывает мне большие пальцы. Джун поворачивается ко мне.

— Почему ты не рассказала мне, что уже встречалась с Электором? — шепотом спрашиваю я. — Ты всегда говорила о нем, как о совершенно незнакомом человеке.

— Он и есть совершенно незнакомый человек, — отвечает Джун. Она пережидает секунду-другую, словно подбирает слова, дважды перепроверив. — И потом, я не видела смысла говорить тебе о нем. Я его не знаю и не испытываю к нему никаких особых чувств.

Я вспоминаю наш поцелуй в ванной. Потом я представляю потрет нового Электора и Джун в более старшем возрасте, стоящую рядом с ним, в качестве будущего Принцепса Сената. Об руку с самым богатым человеком в Республике. Ну, я кто, отброс на какой-то грязной улице с двумя банкнотами в кармане, соображая, что еще я могу предложить девушке, кроме того, как позависать с ней несколько недель? Кроме того, разве я уже забыл, что когда-то Джун принадлежала привилегированной семье — что она тусовалась с такими людьми как молодой Электор на потрясающих вечеринках и банкетах, в то время как я все еще добывал себе пропитание на помойках Озерного сектора? И это впервые, когда я представил её с мужчинами из высшего класс? Неожиданно, я почувствовал себя так подурацки из-за того, что сказал ей о своей любви, как будто я мог заставить её полюбить себя в ответ, как какую-нибудь девчонку с улиц. Да и как бы там ни было, она все равно не сказала этого в ответ.

Почему меня вообще это беспокоит? Это не должно причинять столько боли. Ведь не должно? Разве у меня нет более серьезных проблем, из-за которых стоит переживать?

Ко мне подходит Медик. Джун сжимает мою руку; я неохотно убираю свою руку. Она из другого мира, но делает все это ради меня. Иногда я принимаю это как должное, а потом удивляюсь, как у меня хватает духа сомневаться в ней, когда она, не задумываясь, подвергает себя опасности ради меня. Ей проще было бы оставить меня. Но она так не поступила. «Это мой выбор», — сказала она мне.

— Спасибо, — говорю я ей. Это все, что мне удается выдавить из себя.

Джун изучает меня, а потом едва касается поцелуем моих губ.

— Ты и пикнуть не успеешь, как все закончиться, а потом ты сможешь лазать по зданиям и бегать по стенам с такой скоростью, как никогда прежде. — Она задерживается на мгновение, затем выпрямляется и кивает Медику и Тессе. А потом уходит.

Я закрываю глаза и судорожно вздыхаю, когда приближается Медик. С этой точки обзора, я совсем не вижу Тессу. Чего уж там, какие бы ощущения операция не принесет, хуже, чем выстрел в ногу не будет. Правда?

Медик накрывает мне рот влажной тканью, и я отправляюсь в полет по длинному темному туннелю.

Искры. Воспоминания откуда-то издалека.

Я сижу вместе с Джоном за нашим маленьким столом. Нас обоих освещает зыбкий свет трех свечей. Мне девять. Ему четырнадцать. Стол более шаткий, чем когда-либо — одна из ножек сгнила, и каждый месяц, или около того, мы стараемся продлить её жизнь с помощью гвоздей, да картона. Джон держит перед собой открытую книгу. Его брови сведены. Он сосредоточен. Он читает очередное предложение, запинается на двух словах, а потом терпеливо переходит к следующему предложению.

— Ты очень уставший, — говорю я. — Наверное, тебе бы лучше отправиться в кровать. Мама сойдет с ума, если увидит, что ты еще не спишь.

— Мы закончим страницу, — бормочет Джон, слушая вполуха. — Если тебе не нужно ложиться спать.

Это заставляет меня сидеть прямее.

— Я не устал, — настаиваю я.

И мы опять горбимся над страницами, и Джон читает вслух следующее предложение.

— В Денвере, — говорит он медленно, — после...завершения северной Стены, Электор Примо...официально...официально...

— Считает, — говорю я, помогая ему.

— Считает...это преступлением... — Джон замолкает на несколько секунд, затем мотает головой и вздыхает.

— Против, — говорю я.

Джон хмурится, глядя на страницу.

— Уверен? Разве это правильное слово. Ну ладно. Против. Против государственной власти ввести… — Джон умолкает, отклоняясь на спинку стула, потирая себе глаза. — Ты прав, Дэни, — шепчет он. — Может мне лучше лечь спать.

— В чем дело?

— На страницах какие-то пятна. — Джон вздыхает и стучит пальцем по бумаге. — У меня от них голова кругом.

— Еще немного. Закончим после вот этой строчки. — Я указываю на строку, на которой он остановился, а затем читаю вслух слово, которое доставило ему немало неприятностей. — Столица, — говорю я. — Появление в столице без получения официального разрешения считается преступлением против государства.

Джон слегка улыбается, когда я читаю предложение без единой ошибки.

— Ты совершенно точно пройдешь Испытание, — говорит он. — Ты и Иден. Я провалился, но уверен, что вы блестяще сдадите экзамен. Вы оба очень умные.

Я отмахиваюсь от его похвалы.

— Меня не волнует средняя школа.

— А должна. По крайней мере, у тебя будет шанс попасть туда. А если будешь хорошо учиться, Республика может отправить тебя в колледж, а затем в армию. Есть о чем поволноваться, верно?

Неожиданно раздается стук в нашу дверь. Я поднимаюсь. Джон отодвигает меня себе за спину.

— Кто там? — спрашивает он.

Стук становится громче, и я закрываю уши, чтобы не слышать этого шума. Мама заходит в гостиную, держа на руках спящего Идена, и спрашивает нас, что происходит. Джон делает шаг к двери, готовый открыть ее, но до того, как он успевает это сделать, кто-то снаружи выбивает дверь и в комнату врывается вооруженный патруль. Впереди стоит девушка с длинными черными волосами, собранными в хвост, а глаза у нее блестят золотым блеском. Это Джун.

— Вы арестованы, — говорит она, — за убийство нашего славного Электора.

Она поднимает пистолет и стреляет в Джона. Затем в Маму. Я кричу изо всех сил, так громко, что начинают болеть голосовые связки. И все погружается в темноту.

Все тело пронзает резкая боль. Мне десять. Я снова в лаборатории Лос-анджелесской Центральной Больницы, запертый, как и многие другие, привязанный ремнями к больничной каталке, ослепленный светом флюоресцентных ламп. Надо мной склоняются врачи с масками на лицах. Прищурившись, я смотрю на них. Почему они держат меня в сознании? Свет такой яркий — все...происходит так медленно, как будто, я пробираюсь сквозь густой туман.