Похоже, Эрденко-старший все же решил навестить сына, вот только тон разговора был, мягко говоря, напряженным.

— … Ник, он твой отец, — проговорил еще один спокойный голос, который я узнала сразу же. Уж очень часто я слышала этот голос, который то и дело делал мне выговоры — Толок! Ему-то что тут надо?!

— Да неужели? — Злая насмешка, прозвучавшая в голосе Ника, заставила меня напрячься.

Ой-ой… Что же происходит?! Может, лучше убраться от греха, то есть гостиной подальше и тихонько отсидеться в комнате наверху. Навряд ли мне сейчас стоит спускаться, дабы обрадовать своим появлением всех присутствующих.

— Да, — отозвался Леван, — и требую…

— Требуешь? — Опасно тихим голосом переспросил Ник. — Ты потерял право что-то требовать от меня!

— Я имею на это право! — Непререкаемым тоном возразил Эрденко-старший. — Твоя глупость, вкупе с гордыней — что ты добился этим? Хочешь ей жизнь искалечить?! — Спокойно, но твердо проговорил Леван.

— Это тебя не касается! — Рявкнул в ответ Ник. — Ты для нее никто!

— Ирина — моя дочь! И не тебе диктовать мне условия!

Чья, простите, дочь? Точнее, эм…

— А меня ты зовешь своим сыном, только количество вранья не внушает….

Я, уже не вслушиваясь в запальчивую речь Ника, осторожно на деревянных ногах спустилась вниз.

— Это правда? — Тихо спросила я, но при этом меня услышали все.

Кроме Ника, его (моего?!) отца тут был Толок, и… тетя Валя?

Что здесь, блин, происходит?!

— Ирина… — неуверенно начал Ник, растерянно смотря на меня.

Я перевела взгляд с непроницаемого лица Левана Эрденко на тетку.

— Он мой отец? — Едва слышно спросила я, звенящим от напряжения голосом.

Гробовое безмолвие, установившееся после моего появления, нарушалось только стуком собственного сердца в ушах, которое с каждой секундой молчания билось все быстрее. Меня кинуло в жар, и я сжала руки в кулаки, впившись ногтями в ладони, не в силах выдерживать эту страшную, уже в принципе ответившую на мой вопрос тишину.

— Говори! — Закричала я.

— Да, — тихо ответила она.

Если Вы думаете, что обморок — это то, о чем Вы читали в любовных романах, то смею Вас заверить, что там нагло и безбожно врут. Во-первых, в глазах темнеет в доли секунд, и ты не успеваешь не то чтобы охнуть, даже вздохнуть. И ты совсем не опадаешь изящно на пол, а грохаешься с силой земного притяжения. И как только голова со всей известной дури шмякается об пол, темнота перед глазами сразу же развеивается, и ты возвращаешься в этот грешный мир. В итоге бессознательное состояние длится буквально несколько секунд. Появившаяся боль упорно возвращает тебя в мир света с целью, чтобы к ударенной части тела приложили что-нибудь холодное.

Так вот — в обморок я свалилась, но как только моя голова соприкоснулась с твердой поверхностью, сразу же и очнулась.

— Ирина! — закричал Ник, подбегая ко мне.

— Отвали, — простонала я, отталкивая его руку и медленно поднимаясь. — Все отвалите, — держась за голову, прокричала я.

— Ирина, послушай…

— Послушать?! Послушать! Сам себя слушай, — на ультразвуке заорала я и выскочила из квартиры.

Не успела я спуститься по лестнице и выйти из этого проклятого дома, как сильные руки схватили меня за плечи.

— Уйди! — заорала я, что было сил.

— Ирина!

— Пусти меня! — закричала я, вырываясь. — Ты… ты, знал! Ты знал и молчал! Теперь понятно… друзьями останемся… нам нельзя… Да ты хоть понимаешь, что мы натворили?! Ты добился своего — я ненавижу тебя! — орала я во всю мощь своих легких.

Тело скручивало болезненными судорогами, руки тряслись так, что пришлось сжать пальцы в кулаки, меня прошиб озноб, и на лбу выступил мелкий бисер пота.

Кошмар сделанного с новой силой накатывал на мои нервы, сминал разум, рвал привычный мир на куски, разбивал на осколки, опрокидывал все принципы, вгоняя меня в состояние сумасшествия. Потому что, несмотря на все, что я узнала, несмотря на то, что незыблемы были моральные устои, я любила человека, стоявшего напротив меня, любила больше собственной жизни. Душа — изломанная, сгорающая в агонии уже случившегося, и мысли — каплями яда разъедающие сознание, я не в силах была вынести того, что чувствовала. И я как никогда поняла, что бы ни случилось, я не смогу разлюбить его. Не смогу смириться. Ради Ника я пойду на большее, чем просто отрицать существующие для кого-то правила, просто потому что не смогу жить без него, не смогу дышать, мыслить, чувствовать. Только он дает мне толчок и смысл двигаться вперед.

Он единственный, ради кого стоит перевернуть этот мир.

— Ирина…

— Что ты наделал… что мы наделали… — зашептала я.

— Все не так…

— Не так? — я засмеялась и сама вздрогнула от того безумия, которое сквозило в моем смехе. — Я переспала со своим братом! Как еще это надо понимать?! Я ненавижу тебя!

Не знаю, кто в меня вселился, но я, уже особо не соображая, что творю, накинулась на парня. Ник схватил меня в плотное кольцо рук, не давая пошевелиться. Затем перехватил мои запястья одной рукой и завел их за спину, заставляя посмотреть на него.

— Пусти меня! Я ненавижу тебя… ненавижу!

Ник со всей силы залепил мне пощечину. Голова дернулась, но боли я не почувствовала. Совершенно. О силе удара говорили только брызнувшие из глаз слезы.

— Ирина! — встряхнул он меня как куклу. — Мы не родственники!!! — рявкнул он так, что у меня в голове зазвенело.

— Что…

— Мы неродные брат и сестра, и даже не сводные! Понимаешь?!

— Нет… — выдохнула я.

Я сидела в кресле, глядя на собравшихся здесь людей с каким-то подозрительным безразличием. Выпитая ударная доза успокоительного сделала свое черное дело. Но даже несмотря на меланхолию, которая упорно пыталась завладеть мной, я все равно нервничала. И как это ни странно не из-за вдруг объявившегося импозантного мужчины, который с какого-то пока еще неведомого пуга называет меня своей дочерью. Нет, я больше переживала за наши отношения с Ником. Он сказал, что мы неродные, но… тогда как?! Почему неродные, если все тут присутствующие, я так поняла, уверены в обратном.

Тетя Валя протянула мне чуть дрожащей рукой стакан с водой. На диване расположился Толок, с абсолютно безмятежным выражением лица попивая чай. Ник, облокотившись о стену возле окна, безразличным взглядом скользил по улице, старательно избегая моего взгляда. Единственный, кто смотрел мне прямо в глаза, был Леван Эрденко.

— Ирина… — осторожно позвала меня тетя.

— Я хочу знать, что происходит, и почему этот человек, — кивнула я в сторону Левана, — называет меня своей дочерью? — проговорила я, стараясь, чтобы голос при этом не сильно дрожал.

— Потому что ты и есть его дочь, — ответил Юрий Анатольевич.

Я метнула взгляд на Ника. Он, словно бы почувствовав это, проговорил:

— Я не его родной сын.

— Почему? — быстро спросила я, пока он опять не начал изображать из себя мрачную статую с отсутствующим взглядом.

— Потому что приемный…

— Ничего не понимаю, — тряхнула я головой.

— Что тут непонятного? — философски спросил Толок. — Ника усыновили.

— А меня… — я непроизвольно посмотрела на тетку. — Я… мы… родные? В смысле…

— Нет, я неродная твоя тетя. У твоей мамы не было сестер и братьев, — проговорила она.

— Так дело не пойдет, — наконец-то подал голос Леван.

Затем наклонил голову, словно собираясь с мыслями.

— Твою маму звали Наталья Савельева, — ровным голосом начал рассказывать Эрденко-старший. Называть его отцом я даже в мыслях не могла. — Она была сиротой и в то же время наследницей довольно крупной компании. Мы познакомились еще в школе, а после окончания поженились. Впоследствии приняв решение объединить компании, а если быть точнее, сделать Эвелкон, совет директоров которого и возглавляла твоя мать, частью NRG-group. Дабы обеспечить шаги отступления в случае финансовой потери, и для обеспечения стабильности на рынке NRG-group, Эвелкон становилась независимой частью под эгидой корпорации и могла быть наследована прямыми потомками.