Наконец я уселась, решив полностью сосредоточиться на работе, и повернулась к компьютеру. Я сказала Саше, что сама разберусь с кожаным сундуком, и теперь надеялась, что он поможет мне отвлечься от ненужных мыслей, отнимающих силы и время.
Необходимую информацию я нашла довольно быстро. Ее было много. Мягкая и шелковистая кожа обнаруженного в подвале сундука говорила о его качестве, необычайно большие размеры и хорошее состояние заметно выделяли его среди собратьев. По моим подсчетам, его должны были продать за 1750–2000 долларов.
Эрик приехал, когда я заканчивала описание. Он крикнул: «Привет!» — обращаясь ко всем, кто мог бы находиться в этот час на складе. В ответ я прокричала, что сейчас спущусь.
— Привет, Эрик, — сказала я, торопливо сбегая по ступенькам. — Кажется, я не видела тебя целую вечность.
— Ага, и если мы и дальше так будем заняты, тебе придется специально запланировать встречи сотрудников, чтобы мы могли хоть иногда видеться друг с другом.
— Твои слова да Богу в ухо! — рассмеялась я. — Ты готов?
— Да. Осталось только взять деньги и бумаги.
— Я сейчас принесу деньги. Подожди.
Я сходила к сейфу и отсчитала возле него дюжину стодолларовых банкнот. Скоро нам придется заново пополнить запас наличных. Вернувшись в офис, я протянула парню деньги. Он уже хотел запихнуть их в конверт, в котором лежали опись и квитанция, приготовленные Гретчен, но я его остановила:
— Пересчитай, Эрик.
— Да ладно, Джози. Я же знаю, что ты меня не обманешь.
— Верно, но каждый может ошибиться. В том числе и я.
— Ты? Этого не может быть.
— Я польщена, но не откажи мне в одолжении. Всегда пересчитывай деньги. И всегда читай бумаги прежде, чем их подписывать. Я не должна повторять тебе это каждый раз. Когда деньги оказываются у тебя в руках, ответственность за них полностью ложится на тебя. Поэтому относись к этому серьезно.
— Я все понял, — чуть ли не прохныкал Эрик.
— Конечно, но только на словах. А мне важно, чтобы ты усвоил это на деле. Помнишь пословицу «Доверяй, но проверяй»? Вот и следуй ей постоянно. Всегда… даже со мной. Доверяй, но проверяй.
— Хорошо, хорошо. — Преодолев желание закатить глаза, он пересчитал деньги и растянул губы в ухмылке: — Видишь, я знал, что все тип-топ.
— На этот раз да.
— Ну ладно, я понял.
— Тогда отправляйся, — с улыбкой покачала я головой. — Увидимся позже. И не забудь пересчитать проклятых уток!
Из-за того, что мне не терпелось поговорить с Альваресом, все, чем я занималась, казалось мне рутиной. Мне хотелось услышать последние новости. Хотелось узнать детали произошедшего. А вместо этого я оставалась в неведении, дожидаясь ответов и задаваясь новыми вопросами. Меня сжигали любопытство и тревога, и в результате я ни на чем не могла сосредоточиться.
Фред приехал в тот момент, когда я пыталась решить, чем заняться. На нем был серый жилет и черные джинсы. Внешне он выглядел как человек, готовый ко всему, что ему могут поручить, — от бумажной работы в офисе до ползанья на полу, чтобы изучить нижнюю часть шкафа.
— А Саша здесь? — спросил он.
— Еще нет, но думаю, она приедет с минуты на минуту.
Он уселся за выделенный ему стол, и я решила, что сегодня можно съездить поработать в дом Гранта. Саша скоро приедет и сможет поработать за секретаря, а если нет, то у нас есть голосовая почта. Я сказала Фреду, чтобы он не беспокоился о телефоне, дала ему на всякий случай номер своего мобильного и спросила, с какой комнаты мне начать.
Он долго сверялся со своими записями и наконец посоветовал начать с маленькой комнаты наверху, которая использовалась как швейная мастерская. Схватив блокнот и сумку, я уехала.
Макс позвонил, когда я была в дороге.
— Я оставил Альваресу сообщение и спросил, можешь ли ты сказать миссис Кэбот о том, что картины найдены. Он только что мне перезвонил и единственное, что он сказал: «Да». И все.
Я поблагодарила его, и мы сошлись на том, что нам до смерти любопытно, чем занимается Альварес, и главное — с кем.
Подъехав к дому Гранта, я увидела полицейского О'Хару, который несколько дней назад так мужественно сдерживал натиск рассвирепевшей Энди. Он сидел на ступеньке крыльца и курил. Завидев меня, он поднялся, и мы поздоровались.
Через десять минут я уже сидела в швейной мастерской и разглядывала выцветшие фотографии, сложенные в нижнем ящике высокого комода. Среди них мне попалась карточка, на обороте которой было написано: «Мы и Арни Зек, Париж, 1945 год». В бухгалтерских книгах миссис Грант указывалось, что Ренуар, Сезанн и Матисс были куплены у кого-то с инициалами «А.З.». Мне не потребовалось особо напрягать мозговые извилины, чтобы догадаться: передо мной человек, который продал Грантам полотна, украденные у еврейских семей.
Усевшись на пятки, я принялась изучать найденную фотографию. На зернистом черно-белом снимке были запечатлены двое мужчин и женщина, сидящие за столиком возле травяного теннисного корта с выпивкой в руках и с улыбками на устах. Вся троица казалась благополучной и беззаботной. Ни один из мужчин не показался мне знакомым, и я спрашивала себя: если один из них — это мистер Грант, то кто именно?
Я переворошила остальные фотографии. Вряд ли они представляли какую-либо ценность для продажи. Я отложила их в сторону, чтобы потом переслать миссис Кэбот.
Мое внимание снова переключилось на высокий комод из ореха, выполненный в стиле «Чиппендейл». Красивая работа. Я легла на бок, чтобы детально изучить его нижнюю часть, и заметила, что ножки уже реставрировались. Также я заметила, что несколько участков рифленых и скошенных углов слегка отбиты. И все же это был лакомый и желанный кусочек, датированный 1770 годом, и, по моим подсчетам, его следовало продать больше, чем за три тысячи долларов. Если бы его не реставрировали, он мог бы стоить в два раза дороже.
Закончив с комодом, я подумала: «А не позвонить ли мне миссис Кэбот?» Часы на мобильнике показывали половину десятого — для утреннего звонка время вполне подходящее. Поднявшись на ноги, я подошла к окну, из которого открывался замечательный вид на океан.
Я нашла телефонный номер миссис Кэбот и задумалась, что ей сказать. Постояв в нерешительности, я поняла, что мне совсем не хочется звонить прекрасной и стойкой женщине. Когда умер мой отец, я была настолько оглушена переживаниями, что не могла сконцентрироваться ни на чем, кроме мыслей о том, кого я потеряла. «Если с ней происходит нечто подобное, — подумала я, — то в ее сознании даже не отпечатается, что картины обнаружены, а если она и поймет, о чем я говорю, ей будет все равно».
И еще я подумала: «Интересно, знает ли она об Энди? После смерти отца, который не просто умер, а убит, она, без сомнения, раздавлена горем. Как же она вынесет известие, что убийцей является ее собственная дочь?» Я покачала головой, ощутив всю тяжесть страданий, которые грозились обрушиться на нее.
И все же было необходимо сказать миссис Кэбот, что я нашла картины. Украденные полотна надо вернуть. «Сделай это, — внушала я себе. — Поговори с ней и, как посоветовал Макс, просто следуй за ее словами. Если она не захочет слушать подробности, не изводи ее ими».
Я набрала номер и после шести гудков услышала автоответчик. Я тихонько ударила кулаком по оконной раме. После усилий, которые я потратила, чтобы заставить себя сделать этот звонок, было обидно нарваться на автоответчик. Но ничего не поделаешь, пришлось сосредоточиться на сообщении.
— Миссис Кэбот, — сказала я. — Это Джози Прескотт. Я нашла оба полотна — и Матисса, и Сезанна. И у меня есть очень важные новости о них, которыми я хотела бы с вами поделиться. Вы можете перезвонить мне на мобильный в любое время. — Я продиктовала номер.
И тут, довольная оставленным сообщением, я только заметила, что у меня дрожат руки. Этот звонок мне действительно дался нелегко. Я ненавижу разочаровывать людей, которые мне небезразличны. Миссис Кэбот оказалась в числе таких людей.
