Зазвонил телефон. Я была настолько поглощена чтением, что едва не прозевала звонок.

— Компания «Прескотт». Чем могу вам помочь?

— Это вы проводите распродажу? — спросила незнакомка. — Как к вам доехать?

Покончив с объяснениями и повесив трубку, я снова погрузилась в чтение. После войны, в 1957 году, Хельга Брендер, которая к тому времени стала женой некоего Мейсона и жила в Лондоне, обратилась с просьбой к правительству Австрии найти и вернуть пропавшие полотна. Австрийские чиновники, конечно, пообещали сделать все возможное, но так и не известно, предприняли для этого какие-нибудь шаги или просто зарегистрировали прошение. Почти пятьдесят лет спустя поиски продолжил Мортимер Мейсон, сын Хельги. Он и был указан на сайте в качестве контактного лица.

Ошеломленная полученными сведениями, я уставилась в пространство.

— Все идет отлично! — влетела Гретчен, но, заметив мое состояние, запнулась и склонила голову набок. — С тобой все в порядке?

— Что? — встрепенулась я, с трудом переключая на нее внимание.

— Ты себя нормально чувствуешь? А то у тебя довольно странный вид.

— Да, со мной все хорошо. — Я быстро внесла ссылку в «Избранное» и вышла из Сети. — Как там Эрик?

— Хорошо. Он сказал, что ему не нужна помощь.

— Замечательно, — кивнула я.

— Звонки были?

— Всего один. Женщина просила рассказать, как к нам доехать.

Гретчен уселась за свой стол и вскоре быстро застучала по клавиатуре компьютера. Потом раздался телефонный звонок, и она, как обычно, на него ответила.

А я продолжала пребывать в прострации из-за того, что мистер Грант оказался владельцем Ренуара, украденного нацистами. С одной стороны, вполне вероятно, что сделка была законной. Он мог ничего не знать об этой неприглядной истории. Но с другой стороны, он был слишком умным и опытным бизнесменом, чтобы купить многомиллионную вещь, не проверив ее подлинности. А поскольку он не упомянул о Ренуаре в ходе наших бесед, то скорее всего он был в курсе приключений картины. «Либо сам украл, либо приобрел у вора, — твердила я мысленно и тут же возражала себе: — Не может быть».

Вытерев руки о маленькие салфетки, которые прилагались к пицце, я поблагодарила Гретчен за обед и сказала:

— Если кто-то захочет есть, пусть не стесняется.

Я чувствовала, что мне пора выбираться из ситуации, которая все больше напоминала трясину. Но как это сделать? Прикинув, не позвонить ли Мортимеру Мейсону, заявленному в качестве законного владельца Ренуара, я отвергла эту идею, благо не имела ни малейшего представления, что ему сказать или о чем его спросить. По той же причине мысль отправиться в Лондон и встретиться с ним лично вызвала всплеск радостного возбуждения, но и только.

По пути к месту завтрашней распродажи я остановилась возле ящиков, по-прежнему обвитых желтыми полицейскими лентами. Последствия противозаконного вторжения на склад напомнили мне о необходимости быть осторожной. Пока не ясно, что происходит, лучше держать свое расследование в секрете, подумала я.

Вернувшись в офис и заслонив монитор от всевидящего ока Гретчен, я удалила ссылку, которую минут десять назад добавила в «Избранное». Помедлив, я за компанию очистила папку временных интернетовских файлов. Теперь оставалось надеяться, что полиция не изымет компьютер для проверки. «А впрочем, не важно. Пусть специалист без труда отследит мои манипуляции по жесткому диску. Зато шпион, менее сведущий в вопросах электроники, ничего не узнает», — утешилась я.

В аукционном зале я с удовольствием обвела взглядом товары, лежащие на столах.

Еженедельные торги составляли главную статью моих доходов. Поскольку выставляемые вещи были обычно недорогими, прибыль зависела от объема продаж. Я лишь отчасти следовала завету отца: «Покупай за цент, продавай за доллар». Я покупала задешево, но продавала ненамного дороже. Распродажи низко котировались в антикварном бизнесе, и, устанавливая цены, не следовало об этом забывать. Приблизительно месяц назад я стала свидетельницей следующей сцены. Средних лет женщина демонстрировала подруге стеклянную солонку марки «Сандвич», которую только что приобрела у нас за двадцать один доллар. «Не могу поверить, как мне повезло! — шептала она. — Наверное, они просто ошиблись». Вот так, продав всего одну вещицу, мы заполучили преданную клиентку.

В глубине зала я заметила Полу Тернер, которая внимательно сортировала коробки с репродукциями. Она была студенткой-второкурсницей в университете Нью-Хэмпшира и подрабатывала у меня уже два года на распродажах. Девушка серьезно относилась к своим обязанностям, и я ценила ее усердие и трудолюбие.

Пола была одета в джинсы с заниженной талией и обрезанную белую футболку, на которой красовалась надпись: «Чертей в аду не осталось… Они все перебрались в Руанду». На лице не было ни грамма косметики, прямые светлые волосы свободно падали на плечи. Но самое главное — у нее были на удивление маленькие стопы. Сороковым размером тут и не пахло.

— Привет, Пола, — сказала я, подходя к ней.

— Привет, Джози.

— Как, справляешься?

— Вроде бы.

— Ты не видела Эрика?

— Да. — Она махнула в сторону парковки. — Он там.

Со вновь вспыхнувшим беспокойством я увидела, что Эрик стоит за воротами склада и, покуривая, болтает с Уэсом Смитом. Репортер начал превращаться в настоящего преследователя.

— Еще увидимся, — бросила я девушке и, притворившись беспечной, направилась к воротам. — Привет, — сказала я Эрику и одарила репортера фальшивой улыбкой. — Уэс, давно не виделись. Как дела?

— Вот, познакомился с Эриком.

— Эрик, у тебя найдется секунда для меня?

— Конечно. — Он затушил ногой окурок и, согласно нашей договоренности, подобрал его.

Мы прошли мимо двух незнакомых девушек, которые обсуждали, как разместить на столе китайские вазы. Похоже, это были временные помощницы, приглашенные Гретчен.

— Чего от тебя хочет Уэс? — спросила я без предисловий.

Эрик выбросил окурок в коробку с мусором.

— Не знаю. Когда ты подошла, он успел только представиться.

— Я не имею права диктовать тебе, с кем и о чем разговаривать. Поступай как знаешь. Я лишь прошу: если ты будешь давать интервью, то постарайся не врать. И пожалуйста, сообщи мне, что именно ты сказал. Хорошо?

— Да. Но я совсем не хочу давать интервью.

— Тогда не разговаривай с репортерами.

— Это не так-то просто, — смущенно признался Эрик. — Они шагу не дают ступить, все время пристают с вопросами.

Его смущение напомнило мне, насколько он юн и неопытен. Поэтому я кивнула и сказала:

— Что поделать, настойчивость — их профессиональная черта. Отвечай им: «Без комментариев». Повторяй это снова и снова. В конце концов они от тебя отвяжутся. Ты не обязан с ними сотрудничать.

— Здорово! Думаю, у меня это получится.

— А еще ты всегда можешь сказать, что им лучше обратиться ко мне.

— Ага, годится.

— Ну и хорошо. Как идет подготовка к распродаже?

— Неплохо. Но у нас еще дел по горло.

— Ладно, тогда иди работать. Если захочешь сделать перерыв на обед, попроси у Гретчен пиццы.

— Я зайду к ней попозже.

Проводив его взглядом, я посмотрела на Смита. Тот, стоя у ворот, разговаривал по мобильному телефону. При желании Уэс был способен помочь мне в расследовании. Поразмыслив, можно ли довериться репортеру, я решила: черт возьми, а почему бы и нет? И, развернувшись, двинулась к воротам.

При виде меня Смит с улыбкой убрал телефон в карман.

— Я знал, что рано или поздно вы прозреете. Итак, готовы поговорить? — поинтересовался он.

— Можно сначала я кое-что у вас спрошу? — деловым тоном осведомилась я.

— Попытайтесь.

— Что означает выражение «не для печати»?

— Зачем это вам?

— Отвечаете вопросом на вопрос, да? — усмехнулась я.

— Mea culpa,[9] — рассмеялся он. — «Не для печати» означает, что я без вашего разрешения не могу ни цитировать, ни использовать в каких-либо иных целях сказанное вами. А почему вы спрашиваете?