По обе стороны центральной дорожки росли странные деревья. Их ветви почти смыкались над головами гостей, образуя длинный полутемный коридор. Хотя деревья были не очень высоки, они поражали своей величественностью. Их стройные стволы, покрытые черной с серебристым отливом корой, разветвлялись метрах в трех от земли. Среди причудливо изрезанных блестящих листьев то там, то здесь виднелись огромные, похожие на плоские блюдца цветы. И листья, и цветы, и сами деревья были очень красивы. Но их красота поражала неправдоподобием. Зелень — неотъемлемое свойство растения — у этих деревьев отсутствовала, скрываясь под дополнительной, непривычной для глаза окраской. Цвет листьев был в основном сизо-синий, от нежно-сиреневого до густого лилово-черного оттенка. Незаметно было и той упругой легкости, которая составляет главную прелесть растения, — ни трепетания листьев под дуновением ветра, ни колыхания ветвей, ни качания ствола. Деревья стояли, как изваянные из металла. Не чувствовалось и запаха. Огромные тарелки цветов сидели на твердых цветоножках, словно вырезанные из жести.

— Эти растения, — рассказывал Смолин, — выведены нами из самых обыкновенных видов путем скрещивания и воспитания на почвах, обогащенных титаном. Это результат первых наших опытов. Они были начаты еще лет десять назад. Отправной точкой для первых наших опытов послужили слова академика Вернадского о роли растений в накоплении титана: «Растительные организмы, — говорил он, — как бы выкачивают атомы титана из водных растворов и вводят их в обмен химических элементов в живом веществе».

— Вернадский? — переспросил кто-то из гостей, раскрывая блокнот.

— Да, Вернадский, основатель науки о роли живых организмов в распределении химических элементов в земной коре. Он первый обратил внимание на процессы рассеяния химических элементов в результате деятельности на земной поверхности воды и ветра… Вернадский указал на огромную роль живых существ в собирании и накоплении элементов. Увлеченные мыслью Вернадского о выкачивании растениями титана из водных растворов, мы начали скрещивать растения, накапливающие этот элемент, и воспитывать их на почве, богатой титаном. В почве, как известно, титана очень много — до полупроцента. Но растворимых соединений очень мало — миллионные доли процента. Мы начали повышать в почве содержание этих соединений сначала до тысячных долей, потом — до сотых процента и так далее. Одновременно мы отбирали растения с повышенным содержанием титана в живом веществе. И вот результат девятого года наших опытов. Иван Иванович, сколько здесь титана в почве?

— Растворимых соединений один процент, — ответил Ланин.

— Вот видите, какое чудовищное количество, — сказал Смолин. — А растущие на этой почве растения еще чудовищнее. Сколько титана, например, в этом удивительном живом существе, которое превратилось почти в окаменелость? — спросил Смолин, щелкая ногтем по лепесткам огромного иссиня-фиолетового цветка.

— До двадцати процентов титана на живой вес, — ответил Ланин.

Гости любезно захлопали. Ольге бросилась в глаза расплывшаяся в улыбке физиономия Симпсона, который аплодировал нескладными, торчащими из рукавов пиджака худыми руками чуть ли не под носом у Смолина.

— Но любопытнее и интереснее всего, сказал Смолин, — что созданное нами свойство не исчезает у этих растений и при пересадке на почвы, бедные титаном. Если в почве есть постоянный приток растворимых титановых соединений, хотя бы и в миллионных долях, то в два — три года растение накапливает те же двадцать процентов. Это значит, что живое вещество растения концентрирует рассеянный в почве элемент в сто миллионов раз. Мы изучили множество растений дикой флоры. Наивысшая способность к концентрации титана обнаружена у морской водоросли литотамнии, которая концентрирует титан в несколько тысяч раз. Воспитанные нами растения превосходят литотамниевые водоросли в своей способности к концентрации титана, по крайней мере, в сто тысяч раз.

Смолин повернулся к гостям, ожидая вопросов. Профессор Калашник издал глухое рычание, точно прочищая горло, но ничего не спросил.

— Дальше у нас идут собиратели легких металлов — лития, рубидия, цезия, — продолжал Смолин, переходя к следующим делянкам. — Здесь нет ничего особенно интересного: опыты начаты сравнительно недавно. Растения внешне сильно изменены. Обратите внимание на их темный цвет и очень сухие, бедные водой стебли. Узнаете? Нет? Это представители самых обычных семейств лютиковых, пасленовых, а также солянки и некоторые другие. Концентрация элементов здесь пока что увеличена 6 десять тысяч раз. А вот здесь более интересные и, может быть, практически важные растения. Это накопители марганца. Узнаете?

— Похоже на люпин, — буркнул Калашник, отрывая ветку растений с бурыми стручками и разглядывая его темнокрасные листья.

— Вы не ошиблись, — подтвердил с вежливой улыбкой Смолин. — Это созданный нами сорт люпина, накопляющего марганец. В почве этот элемент присутствует в десятитысячных долях процента. Его значение для урожайности растений огромно. То, что на богатых марганцем почвах растения содержат много этого элемента, известно давно. В Чиатурах, около марганцевых месторождений, растения накапливают до десяти граммов марганца на килограмм сухого веса. Но наши люпины в этом отношении значительно превосходят чиатурские растения. Они накапливают марганец до ста граммов на килограмм сухого веса.

Смолин взял из рук Калашника сорванную им ветку, вылущил из стручков семена и встряхнул их на ладони.

— Вот в этих семенах одна десятая часть сухого веса — марганец. Присутствие марганца можно отчетливо различить на вкус. Накопление идет теперь и на обычных почвах, содержащих десятые доли процента марганца. Концентрация увеличивается в тысячу раз. Если почва содержит сто тонн марганца на гектар, мы нашими люпинами получаем ежегодно до двух центнеров марганца с гектара.

— А какой в этом практический смысл? Любой шахтер в Чиатурах добывает это количество за час без всяких люпинов, — язвительно спросил Калашник.

— Я позволю себе отложить ответ на этот вопрос, — спокойно ответил Смолин, переходя к следующей группе растений.

Ольга уже устала слушать. Она свернула в сторону, отстала от экскурсантов и медленно шла по дорожке одна, рассматривая диковинные растения и припоминая их скромных прародителей.

Огромные астрагалы — накопители бария, выкинули высоко вверх большие листья с созревшими плодами. Крошечные кустики подсолнечников с малиново-красными листьями и маленькими корзинками почти готовых семян концентраторы ниобия. Потом шли делянки квасцовой флоры — накопители алюминия, серпентинитовая флора — концентраторы никеля, селеновая флора — собиратели селена. Здесь Ольга остановилась.

Селеном Смолин особенно интересовался.

Этот редкий элемент рассеян в земной коре и в обычных почвах его не более одной миллионной процента. Только вулканические почвы содержат значительное количество селена. Давно уже известно, что растения на этих почвах накапливают селен в таких количествах, что становятся ядовитыми. Здесь, на селеновых почвах, бурно росли накопители селена — различные крестоцветные и бобовые растения, измененные селекцией до неузнаваемости. Листва и цветы их были серебристо-голубого цвета.

Рядом с селеновыми находились теллуровые почвы, на которых Смолин ставил опыты выведения растений, накопляющих этот элемент в количествах, пригодных для промышленного использования. Здесь он работал сам, без помощников, вкладывая в свой труд огромное упорство, удивлявшее даже привыкших к его настойчивости сотрудников. Теллур — редкий элемент, еще более редкий, чем селен; его добыча ничтожна, а потребность промышленности в нем огромна. Вот почему так заманчивым казалось Смолину перейти от теории к практике, именно, на этом объекте.

Ольга внимательно рассматривала огромные формы теллуроносных растений с мясистыми, толстыми листьями и колючими стеблями, напоминавшие кактусы. Цвет их был пепельно-серый. Кисти созревших семян, опушенные длинными щетинками, свешивались над дорожкой.