— Да, если эти крестьяне не будут роптать потому, что король чародей делает нечто, им не понравившееся! В ином случае он просто заткнет им рты с помощью гипноза!

— О, таких же будет мало! — с недовольством посмотрел на него Фларан. — Зачем волноваться из-за какой-то кучки недовольных? Всегда будет немного недовольных своим жребием!

— Верно, и Альфар один из них!

— Лучше двигаться дальше, мальчики. Мне тяжеловато держать в узде свою вспыльчивость; а когда дерутся чародеи зевак может задеть шальной магией.

— А, значит ты тоже чародей? — вскричал Фларан.

Род от досады скрипнул зубами; взбешенный на самого себя, так как он все-таки проболтался; но сделал доблестную попытку прикрыть свой промах.

— Разве ты не сказал только — только, что мой невидимый рассудок — большой талант?

— Воистину сказал — и если ты чародей, то ты также и предатель! — Фларан вскочил на ноги, с потемневшим от гнева лицом, показавшись внезапно более рослым — почти настоящей угрозой.

Род и сам испытывал далеко не пацифистские чувства.

— Поосторожней в выражениях! Я слуга королю и предан до гробовой доски!

— Значит ты предал ведовское племя! — разбушевался Фларан. — Всего лишь наемное орудие, а король платит лучше всех! Да, таким образом ты лишь орудие лордишек, игрушка в их играх, а пешки их мы, и их передвигают по всей стране всего навсего для развлечения! И ты содействуешь им! Ты, по крови должен присоединиться к Альфару и противостоять им! Нет, ты хуже, чем предатель — ты бесстыжий раб!

— Поосторожней в выражениях! — вскочил на ноги Род, и телега опасно закачалась. Но Фларан легко сохранил равновесие и от этого гнев Рода вспыхнул, как ацетиленовая горелка.

— Смотри, кого называешь рабом! Ты настолько глубоко попал под власть чар Альфара, что стал его марионеткой!

— Нет, его приверженцем! — глаза Фларана внезапно вспыхнули рвением. — Дурак же ты, коль не видишь его величия! Ибо Альфар восторжествует, а с ним и все ведовское племя. Альфар будет править, а те продавшиеся ведьмы и чародеи, кои вздумают противостоять ему, умрут в муках на костре! Альфар есть будущее, и все кто встанет у него на пути будут стерты в пыль! На колени, дурак! — проревел он, вскакивая на сиденье телеги и тыча пальцем в Рода. — Преклони колени перед Альфаром и поклянись ему в своей преданности, а не то умрешь смертью предателя!

Тонкая ткань самоконтроля Рода порвалась, и ярость выплеснулась словно лава.

— Да кто ты такой, черт побери, что б указывать мне, в чем клясться! Ты идиот, болван, олух! Ты перемолол в порошек свое «Я», и от тебя не осталось ничего! Ты более не существуешь!

— Нет, я существую, но ты не будешь! — Фларан вырвал посох у стоящего около него крестьянина и отвесил Роду удар.

Род нырнул под опускавшуюся палку, выпрямляясь рядом с Флараном, держа в руке кинжал, но дюжина рук схватила его и рванула назад. Небо над ним перекувырнулось, обрамленное крестьянскими лицами с горящими глазами. Он увидел опускающуюся на него дубину — и, там где крестьянские холщовые рубахи открылись у ворота, кольчугу и отблеск коричнево-зеленой ливреи.

Затем во лбу у Рода взорвалась боль, и опустилась ночь.

Пламя ацетиленовой горелки, установленной на «слабое», прожгло путь сквозь мозг Рода. Но это была очень плохая горелка, она, казалось, вновь и вновь проходила по тому же пути, в постоянном пульсирующем ритме. Он заставил глаза открыться, надеясь поймать ублюдка державшего горелку.

Чернота.

Чернота везде, за исключением мерцающей оранжевым трапеции. Он нахмурился, приглядываясь к ней внимательней, щурясь от сильной боли в голове, и разобрал, что это было отражение пламени на каменной стене. По нему проходили вертикальные полосы — несомненно, тени от прутьев решетки. А также пара других полос, шедших зигзагами, следы потеков влаги. Затем Род заметил висевшие в вышине тоненькие оранжевые нити-паутинки селитры, освещенные светом огня.

Он сложил все увиденное и наступило просветление — он опять находился в темнице. Свет огня исходил от факела караульного, снаружи в коридоре, а трапеция была отражением зарешеченного окошечка в двери.

Род испустил вздох и улегся поудобнее. С ним это раз за разом продолжало случаться. Была тюрьма на Пандоре, «покой для гостей» у диктатора на Карлите, темница под Домом Хлодвига и камера в замке герцога в Тир-Хлисе, где отец Ал научил его применять свои таланты... и список этот продолжался и продолжался. Он нахмурился, пытаясь вспомнить первую свою тюрьму, но это было чересчур большим требованием для его бедного возбужденного мозга.

Он отложил список подальше, и медленно, очень осторожно перекатился, опираясь на локоть. Горелка полыхнула огненным гейзером, который, казалось, поглотил всю его голову, до самой затылочной кости, но только на несколько мгновений. Потом он спал и целиком сделался в сплошной головной болью. Блеск, — вынужден был признать Род. — Умения этим солдатам не хватало, но они компенсировали его энтузиазмом. Он прижал ладонь к пульсирующему болью лбу, вспоминая кольчугу под крестьянскими туниками. Он попал в точно расставленный капкан, но не мог вообразить менее аппетитной приманки чем, Фларан.

Правда, она, тем не менее все равно сработала.

Он медленно поднял голову, оглядываясь кругом.

По сравнению с другими темницами, где ему приходилось сидеть, эта определенно была второразрядной. Но, по крайней мере, у него имелась пара сокамерников, прикованных к стене напротив. Хотя один из них заметно сбросил вес за прошедшие годы, он сделался чистым скелетом. Ну, не «чистым» — то тут, то там на нем висели какие-то заплесневелые лоскутья. У другого виднелись кое-какие пятна, они были лиловые с каштановым оттенком. Синяки. Это был Саймон, он сидел, уткнувшись подбородком в грудь.

Род плотно зажмурил глаза, попробовал заблокировать боль, пытаясь думать. Почему Саймон здесь? Он же был шпионом. Род тщательно обдумал этот вопрос, пока не произошел мозговой штурм. Его осенило: он мог спросить.

Поэтому он прочистил горло и попробовал.

— Э... Саймон...

Заключенный в удивлении поднял голову. Затем лицо его расслабилось в печальной улыбке.

— А, значит ты очнулся!

— Да, в некотором роде. — Род уперся в пол обеими ладонями и с трудом оттолкнулся. Головная боль возмущенно застучала, словно молотком, и он, охнув, снова привалился к стене. Но поборов боль, он все-таки сел. Род сделал долгий, неровный вдох.

— Что же... что случилось? Ты же не должен быть здесь — только я. Что Фларан имеет против тебя?

— Он узнал во мне того, кто я есть, — вздохнул Саймон. — Когда солдаты свалили тебя, юный Фларан, злобно накинулся на меня: «Кто такой этот “Оуэн”? Ты мне скажешь, подлый предатель! Зачем этот подлый, немыслящий человек ехал на север в наши владения?»

— Наши? — нахмурился Род.

Саймон пожал плечами.

— По счастливой случайности, я не знал ответов, которые он искал. Я так и сказал. Он стремительно повернулся к солдатам и завизжал показывая на меня: «Пытать его! Сейчас же валите его, ломайте ему пальцы, сустав за суставом!» «Нет, — закричал я, — мне нечего скрывать, — и отбросил все окутывавшие мой мозг притворные мысли, отшвырнув все щиты, не пытаясь ничего спрятать».

— Какой с того мог быть толк? По понятиям читающих мысли, он ведь почти неграмотный,

— О, нет! Он оказался настоящим ученым! — рот Саймона сжался. — Я ничего не почувствовал, но увидел, что лицо у него сделалось спокойным. Потом глаза у него вспыхнули от возмущения, но вскоре наполнились разочарованием, и он в отвращении отвернулся к солдатам. «Здесь ничего нет. Ничего кроме старика с талантом разбивать чары. Он мог бы гулять на воле, но сдуру, отправился обратно на север попытаться свести на нет нашу работу.» Тут прапор сказал: «Значит он предатель.» Брошенный на меня взгляд был злобным... и все же за ним стояла какая-то странная пустота.

— Зачарован, — кивнул Род.