Во дворце голубом в океане живет
Диковинное существо.
Кожа его белее, чем соль,
Волосы водорослей длинней,
Платье из сказочных сделано рыб,
Похожих на пестрых птиц.
Из медных прутьев выстроен дом,
Из листьев табачных выращен сад,
Усыпана жемчугом его страна,
Как берег морским песком.
Первые из африканцев увидели Европу за несколько столетий до ндебельских индун. Не только рабы — их-то впечатления, пожалуй, однозначнее и поэтому их легче понять, — а и те, кто, подобно индунам, прибывал в качестве послов. Ведь еще почти за четыре века до гонцов Лобенгулы в Европе бывали посольства правителя Конго, принявшего тогда христианство, а его сын, получив при крещении имя Энрике и окончив семинарию в Португалии, был в 1518 году возведен в Риме в сан епископа.
Или вот западноафриканец Антон Амо. Почти четверть тысячелетия назад он был доктором философии и магистром права, преподавал в университетах в Галле, Виттенберге и Йене. От него остались труды по философии и теологии, они даже были переизданы несколько лет назад в ГДР. Ну а какой виделась Европа человеку такой необычной судьбы — этого мы не знаем.
Примерно тогда же в Голландии, в Лейдене, изучал теологию африканец, получивший там имя Якубус Элиза Йоханнес Капитан. Его впечатления тоже не дошли до нас.
А их современник — Арап Петра Великого, Ганнибал. Мы знаем, что он достиг в России таких высот государственной власти и влияния, каких, кажется, не достигал никто другой из африканцев в Европе. Был даже генерал-аншефом. А какой виделась ему Россия или Франция, где он учился много лет? Что мы знаем об этом? Из написанного Ганнибалом остались труды по инженерному делу да совсем коротенькие «Автобиографические показания». А ведь были у него воспоминания! Но он сам, своей рукой уничтожил их.
И в годы схватки за «раздел мира» к королеве Виктории и другим европейским монархам и правителям прибывали гонцы из самых дальних стран — с жалобами своих народов на бесчинства европейцев Узнать бы об их впечатлениях, и многое осветилось бы на сложном пути становления представлений народов друг о друге. А это как-то помогло бы взаимопониманию, которого в истории отношений между народами всегда так недоставало. Да только как узнаешь?
Правда, сказать, что совсем ничего не сохранилось из мемуаров, написанных африканцами, нельзя. Мемуары были, и даже в весьма давние времена. Одна из таких книг вызвала когда-то такой интерес, что почти одновременно была издана в нескольких странах. В России — в 1794-м.
Называлась она так: «Жизнь Олаудаха Экиано, или Густава Вазы африканского, родившегося в 1745 году, им самим написанная: содержащая историю его воспитания между африканскими народами; похищение; невольничество; мучения, претерпенные им на вест-индских плантациях; приключения, случившиеся с ним в разных частях света; описания как разных народов африканских, их веры, нравов и обыкновений, так и многих стран, виденных им во время своей жизни, со многими трогательными и любопытными анекдотами и с присовокуплением гравированного его портрета».
Как, должно быть, занимало когда-то российских читателей изумление Олаудаха Экиано (правильнее — Экуано), когда он, еще мальчиком, впервые увидел снег:
«Прибытие мое в Англию случилось в начале весны 1757 года, когда я имел от рождения двенадцать лет. С удивлением осматривал я строения и вымощенные улицы в Фалмуте: все, представляющееся моему взору, возбуждало меня к новому удивлению. Некогда поутру вышел я на верх корабля, и видел оный покрыт снегом, выпавшим ночью. Как я оного никогда не видывал, то я почитал его солью. Я побежал поспешно к штурману, просил его идти со мной и посмотреть, что ночью весь корабль усыпали солью. Он тотчас догадался, что сие собственно значило, и сказал мне, чтоб я оный принес к нему. Я взял тогда полные пригоршни оного и чувствовал великий холод… Велел мне отведать, что я исполнил изумляясь чрезвычайно… Вскоре увидел я весь воздух, наполненный падающим снегом».
Может, это и не самое важное из наблюдений африканца в Европе. И все-таки разве не примечательно, что в воспоминаниях, написанных через тридцать лет, после тяжких испытаний, невольничьего труда и унижений, он все-таки не забыл первого снега.
Когда семнадцатилетний Родс плыл из Лондона в Наталь, он, конечно, не подозревал, что почти на полвека раньше зулусский инкоси Чака хотел послать оттуда нескольких зулусов на учебу в Лондон, к своему «брату» Георгу. Тогда из этого ничего не вышло. Посланцы Чаки добрались только до Капской колонии: английские власти не пустили их дальше.
Ко времени, когда ндебельские индуны отправились в Лондон, в Южной Африке уже были африканцы, повидавшие Британские острова. Правда, побывали они там не так, как мечтал Чака, — не представителями независимых народов.
Первым из африканцев с юга континента получил образование в Великобритании человек из соседнего с зулусами народа коса. Звали его Тийо Сога. Ко времени дипломатической миссии ндебельских индун его уже не было в живых, он умер в 1871 году. Тийо Сога напечатал немало статей в южноафриканских газетах.
Он обращался к своим соплеменникам со словами: «Белые люди принесли нам мудрость и со многим нас познакомили. Если мы хотим, чтобы наша молодежь пользовалась этой мудростью и знаниями, мы должны выйти из состояния невежества. Ведь и для белых людей эта мудрость и знания не являются природными качествами. Для овладения ими потребовалось время. Когда-то их прародители были посмешищем для более цивилизованных завоевателей. А сегодня белые люди смеются над нами…
Но хотя они принесли много такого, что стало для нас благом в этой жизни и даже в жизни грядущей, есть и некоторые губительные вещи, и нам бы хотелось, чтобы белые люди отказались от них. Ведь даже благо теряет свою ценность и не может уже восхваляться как благо, если мы взглянем, что делают с черными людьми спиртные напитки. Спиртное — причина мерзостей, которые не были прежде известны нам, народу коса… Спиртное — как пылающая головешка, брошенная в сухую степную траву».
Так он писал в статье, конечно как-то приспосабливаясь к цензорскому оку английских властей. Откровеннее же выразил свои взгляды в заповедях детям. Там он пылко отстаивал достоинство своего народа.
«Некоторые белые люди предубеждены против черных; предубеждение имеет одну-единственную причину — цвет кожи. Ради вашего же собственного блага — никогда не стыдитесь, что ваш отец был кафром и что вы унаследовали африканскую кровь».
Дети Тийо Соги были мулатами — их мать была шотландкой. В тогдашней Южной Африке они стали, очевидно, первыми детьми от законного брака между африканцем и белой женщиной. Их положение в обществе оказалось, конечно, необычным и странным. Отец напомнил им, что в Америке мулаты нередко выдают себя за белых и свысока относятся к неграм, и пояснил, что это «достойно сожаления».
«Я хочу, — писал Сога, — чтобы вы, ради вашего же будущего, были в этом вопросе очень принципиальными. Вы должны всегда помнить о своей матери как о честной, душевной, бережливой шотландской женщине, подлинной христианке. Вы всегда должны быть благодарны этим узам, которые связывают вас с белой расой. Но если вы хотите заслужить к себе уважение, если вы не хотите слышать насмешек от людей, займите свое место в мире как цветные, а не как белые; как кафры, а не как англичане».[70]
Даже в наши дни о подобных проблемах далеко не всегда судят с таким достоинством, тактом, мудростью.
А как трудно ему было, наверно, прийти к этому единственно верному решению! Как трудно было избежать тех крайностей, которых и сейчас не в состоянии миновать множество людей во многих странах: возненавидеть ту кровь, которая делает тебя изгоем, или ту, которая дает привилегии другим.
