Гиффорд и Коустон жили в Лондоне, но помощников на театре действий подобрали энергичных и деятельных. Чего стоил хотя бы Эдуард Моунд. Прекрасно знал обстановку в междуречье и на путях к нему, знаком с Лобенгулой. В 1885 году он, тогда офицер английского отряда, посланного на земли батсванов, побывал у Лобенгулы в качестве официального английского посланца. С тех пор его не покидала мысль о том, что страна ндебелов может сделать его богатым… Его отчет о минеральных богатствах этого края был опубликован в 1886 году и привлек внимание дельцов, связанных с колониями.

Коустон, свой человек в лондонском Сити, и Гиффорд — ведь он был как-никак аристократ — смогли заручиться основательной поддержкой в самой Англии. Их компанию поддержали видные лондонские финансисты, в том числе и Ротшильды. Эти банкиры, помогая Родсу, держались правила: не складывай все яйца в одну корзину.

В Лондоне у Коустона и Гиффорда позиции были даже сильнее, чем у Родса. К началу схватки за междуречье Родса еще плохо знали там, в сердце империи. Когда премьер-министру, лорду Солсбери, упомянули имя Родса, он сказал:

— Если я не ошибаюсь, пробурский парламентарий в Южной Африке?

Правда, у Родса были свои преимущества. Капитал — не маленький. Обстановку видел вблизи, а не узнавал по чужим, пусть даже компетентным, донесениям. Был близок с колониальными чиновниками на месте действия.

Гиффорд и Коустон решили направить Моунда своим эмиссаром к Лобенгуле для переговоров о концессии. В начале мая 1888 года Коустон обратился к министру колоний с просьбой одобрить это действие. Тот ответил, что ему надо посоветоваться с чиновниками на месте. Знал ли он, какую услугу оказывает Родсу? Тому надо было опередить соперников, и вот он получил и предупреждение, и время.

Родс решил немедленно добиться от Лобенгулы того, что не удалось еще никому, — получить обширную «концессию». Для проведения всей операции требовались не только стремительность, но и тщательность подготовки, осмотрительность, внезапность, а следовательно, полная секретность.

…Алмазная империя готовит свое посольство в Булавайо. Родс выбирает трех послов. Один — бизнесмен, другой — человек, знакомый с языками и обычаями местных африканских народов, третий — юрист, его помощь нужна при составлении договора.

В качестве бизнесмена едет Чарлз Радд, первый компаньон Родса, депутат капского парламента. Другой посол — тридцатилетний Фрэнсис Томпсон. Родс выбрал его как знатока «туземных» обычаев и психологии, вероятно, потому, что Томпсон был организатором системы компаундов в Кимберли. И еще потому, что Томпсон провел детство на севере Капской колонии, по соседству с независимыми африканскими племенами. Он знал сетсвана — язык бамангватов. Лобенгула тоже знал язык своих соседей, и Томпсон мог с ним объясниться. Третьим послом Родс избрал Джеймса Маджира, своего товарища по учебе в Оксфорде.

И вот началась гонка. В июне Моунд прибыл из Лондона в Кейптаун с инструкцией Гиффорда и Коустона добраться до Булавайо и добиться «концессии». Родс тем временем побывал в Лондоне. Выяснил обстановку и вернулся с готовым проектом создания собственной компании по образцу привилегированных компаний, получавших почти неограниченные права на завоевание новых стран в схватке за «раздел мира».

В июле Моунд прибыл в Кимберли и уже начал путь на север. Посольство Родса еще не было готово. Вот тут-то и сыграли свою роль связи Родса с колониальными чиновниками. Собственно, даже не просто связи. Недаром же верховный комиссар Южной Африки сэр Геркулес Робинсон стал директором Де Беерс и пайщиком двух компаний Родса, а Сидней Шиппард, представитель английской власти в землях батсванов, выйдя через несколько лет в отставку, превратился в советника родсовской Голд филдс оф Саут Африка, а затем и в одного из директоров созданной Родсом Привилегированной компании.

Стоит ли удивляться, что родсовы посланцы получили от Робинсона письмо, в котором этот представитель «Белой королевы» в Южной Африке рекомендовал их Лобенгуле как «в высшей степени уважаемых джентльменов». Письмо было скреплено печатью Робинсона и заключено в огромный конверт, 18 на 12 дюймов, должно быть, чтобы усилить впечатление в Булавайо.

Родс снабдил Радда еще и письмом к Ньютону, помощнику Шиппарда. В письме выражалась надежда, что Ньютон выполнит все просьбы Радда. К тому же Родс очень надеялся и на Моффета.

— Самым ценным для вас чиновником будет Моффет, — заверял он Радда. — Ньютон говорит, что он целиком с нами.[60]

Моффет и в самом деле сделал все, что мог. Посольству Родса очень помогли и другие миссионеры — и по пути, и в самом Булавайо. Один из них, У. Эллиот, потом, в 1891 году, получил от Родса сто акций Привилегированной компании. Возможно, и не он один.

Где уж тут Моунду опередить послов Родса, хотя они и отправились в путь, когда он уже почти что достиг границ междуречья!

Было это в августе 1888-го.

Как раз в том месяце на другом конце света, в Уэльсе, родился человек, чье имя теперь нередко упоминают вместе с именем Сесиля Родса.

Родс этого, конечно, знать не мог, хотя, как и каждый, надеялся, наверно, что дело его продолжат энергичные люди. Но могло ли ему прийти в голову, что в те самые дни, когда он, казалось, закладывал основы вечного могущества Британской империи, — в те самые дни уже родился человек, которому суждено было стать одним из последних кумиров ее истории… А он уже был, просил молока, требовал, чтобы ему меняли пеленки. Томас Эдвард Лоуренс. Лоуренс Аравийский. «Некоронованный король арабов». Какими короткими бывают исторические эпохи…

Во многом стал он похож на Родса, когда вырос. Как и Родс, не особенно любил школу. Как и Родс, учился в Оксфорде. Как и Родс, увлекался историей, даже получил первую премию за дипломную работу «Влияние крестовых походов на средневековую военную архитектуру». Родс зачитывался Марком Аврелием и, уже в гуще алмазной лихорадки, учил древнегреческий. Лоуренс даже перевел на английский «Одиссею» Гомера. Как и Родс, он всю жизнь не любил женщин, избегал их общества, хотя и использовал их в интересах дела, которому служил.

Оба позволяли себе поступки и высказывания, казавшиеся их современникам экстравагантными. Лоуренс, уже будучи человеком средних лет и пройдя пик своей карьеры, вдруг заявил: «Каждый должен или сам поступить в авиацию, или помогать ее развитию». И пошел в британский военно-воздушный флот. Пошел под чужой фамилией, рядовым, отказался быть офицером, якобы сказав при этом: «Я согласен повиноваться глупым приказам, но не желаю отдавать их сам, а если ты офицер, то без этого не обойтись». Потом он, тоже под чужим именем, обучился вождению танка.

Зачем тут, в этой книге, вспоминать о Лоуренсе и сравнивать его с Родсом? Отчасти чтобы нагляднее показать типы людей, опоэтизированных Киплингом и другими бардами английского колониализма. Но не только для этого.

Родс, хотя, как известно, и любил переписывать свое завещание, все остальные распоряжения предпочитал давать устно, а если и письменно, то довольно лаконично. Лоуренс же оставил довольно большое письменное наследие, в том числе и документы, излагающие его принципы обращения с населением колонии. Вот, например, отрывки из «Инструкции по обращению с арабами» — пособия для английских офицеров: