И все же так ли уж важен был для Родса опыт англо-зулусской войны? Ведь после нее прошло уже несколько лет. Да и целью его были другие районы, далеко от злополучной Изандлваны. Жить там должны, казалось бы, другие народы, с другими нравами и обычаями…
В том-то и дело, что Родсу приходилось тут готовиться к встрече с теми же самыми порядками и обычаями, а главное — с таким же зулусским войском.
Отец Лобенгулы — я уже упоминал об этом — был когда-то, во времена Чаки, одним из зулусских военачальников. А сам Лобенгула на вопрос английского путешественника, как же следует правильно называть его народ, ответил:
— Подлинное имя моего народа — зулусы.
Как это могло получиться? От земель Лобенгулы до Наталя, страны зулусов, больше тысячи километров. Ну что ж, недаром Ф. Энгельс приводил свидетельства, что зулус может пройти в сутки больше, чем лошадь. Путь этот, от Наталя до междуречья, и был когда-то проделан ндебелами. Не сразу, а в два приема. За долгий срок. В сущности, разными поколениями.
Отец Лобенгулы Мзиликази — Большой След — был любимцем Чаки, одним из самых одаренных его сподвижников и военачальников. Об отношениях Чаки и Мзиликази подробно и живо рассказывается в книге «Чака Зулу», написанной Э. А. Риттером, в той самой, где говорилось и о реакции Чаки на затмение. Согласно преданиям, после одного очень успешного похода Мзиликази утаил от Чаки несколько стад захваченного скота. Чака поступил с Мзиликази милостиво: направил к нему гонцов с требованием отдать недостающий скот. Мзиликази ответил неслыханной дерзостью. Он срезал перья, которыми были украшены головы гонцов, и отослал этих людей обратно к Чаке, не передав на словах ничего.
— Увы! — горестно сказал Чака, увидев срезанные плюмажи. — Дитя мое опорожнилось на меня!
В начале 1823-го терпение Чаки все же истощилось, Мзиликази вместе со своим кланом ндебелов вынужден был бежать на север. Они переселились сперва за реку Вааль, но в 1836–1837 годах туда пришли буры, чтобы потом основать там свой Трансвааль. В результате двухлетних схваток Мзиликази пришлось уйти далеко на север и окончательно обосноваться уже за рекой Лимпопо.
Так в далекое от земли зулусов междуречье были перенесены зулусские обычаи и традиции, не говоря уже о языке. И путешественники удивлялись, когда видели здесь такую же военную организацию, ставшую, как у зулусов, основой всего общественного организма.
Страна, как и у зулусов, делилась на военные округа. Суровое воспитание делало юношей дисциплинированными воинами, не боящимися смерти. И постоянные тренировки выработали у здешних воинов, как и у зулусских, способность проходить в сутки больше, чем лошадь. И на их телах так же отчетливо выделялся каждый мускул.
Верховного правителя здесь звали «инкоси», военачальника и главу административного района — «индуна», отряд воинов — «импи», и так далее. Как у зулусов…
В западной литературе ндебелам, как и зулусам, нередко приписывалась «кровожадность», крайняя жестокость по отношению к другим народам, да и в своей собственной среде. Нравы ндебелов, как и зулусов, что и говорить, не отличались мягкостью. Вся жизнь их была суровой. Молодые воины не носили обуви, как когда-то их прадеды, — Чака считал, что обувь изнеживает. Кожа ступни ноги у воина должна быть тверже подошвы обуви. Нельзя было иметь метательного копья — разить врага воин должен был только лицом к лицу в рукопашной схватке. Воин, потерявший оружие на поле брани, карался смертью. Во времена Чаки и Мзиликази такая судьба могла постичь и целый отряд, потерпевший поражение в бою с неприятелем, но при Лобенгуле такого, кажется, уже не случалось.
Лобенгула говорил, что у него нет тюрем, да и держать людей в тюрьме, как это делают европейцы, он считал бесчеловечным. Так что проступки или прощались, или карались смертью…
Самое время, кажется, воскликнуть: о времена, о нравы! Но так ли уж они поражают своей жестокостью? Разве не было подобного в прошлом европейских народов? История и тут писалась кровью, и, как это ни грустно признать, запоминались больше именно те правители, которые не жалели крови подданных.
Обратимся снова к Риттеру: «Чака, несомненно, бывал временами жесток. Но это присуще всем великим полководцам. Тит, самый „гуманный“ из римских императоров, во время осады Иерусалима распинал по тысяче иудеев в день… Чака велел заживо сжечь шестнадцать женщин. Красс же, разбив Спартака, распял шесть тысяч восставших рабов. Когда в 1631 году Тилли взял штурмом Магдебург, жительницы этого города подверглись насилию. Воины Чаки за такое преступление поплатились бы жизнью…»
Так что какими бы жестокими ни казались нам нравы ндебелов и зулусов, с морально-этической точки зрения они куда естественнее для того общества, чем страшные изуверства и кровавые бойни, учиненные в те же времена, да даже и позднее, европейскими «цивилизованными государствами».
Самое трудолюбивое и искусное племя
Ндебелы-матебелы были не так уж многочисленны. Расположившись на юго-западе, они не заняли всего междуречья. На остальных землях по-прежнему жили племена машона, или шона, — многочисленные, но раздробленные и не имевшие такой военной организации, как зулусы и ндебелы. Некоторые из племен шонов стали данниками ндебелов, другие сохранили независимость.
Когда Сесиль Родс готовился к захвату междуречья, шоны, конечно, занимали его куда меньше, чем ндебелы. От них он не ждал серьезного вооруженного сопротивления. Более того, Родс даже надеялся, что шоны увидят в белых людях освободителей от власти «кровожадных» ндебелов. Идея о том, что шоны подвергаются постоянному угнетению со стороны ндебелов, широко распространялась сторонниками Родса.
Шоны действительно не славились такой воинственностью, как ндебелы, а были известны трудолюбием в земледелии и скотоводстве, искусностью в ремеслах. Хорошо знавший их миссионер Джон Маккензи писал: «Машона — самое трудолюбивое и искусное племя по всей Южной Африке… Оно — первое среди всех племен по своим познаниям в области сельского хозяйства; по своему искусству плавки металлов и особенно по своей превосходной обработке железных орудий, таких, как наконечники копий, мотыги, топоры, тесаки и т. п.».[47]
Шоны жили в междуречье неизмеримо дольше, чем ндебелы. Жили по старинке. Исходили из тех условий мирного земного счастья, о которых так ясно сказано в песне одного из африканских народов:
Первое — это, конечно, не умереть молодым,
Второе — не впасть в нищету,
Третье — не знать огорчений и тягот,
Четвертое — чтобы жизнь была приятна для нас,
Пятое — быть счастливыми в детях,
А в-шестых — не пропустить подходящего случая,
Чтобы здесь, в нашем мире земном,
Без мучений заснуть последним сном.
В наши дни с народом шона связывают исторические события, которые долго считались одной из таинственных загадок Африки. Да и сейчас она еще не разгадана до конца.
В междуречье европейские путешественники часто находили остатки цивилизации, показавшейся им необычной для Африки. Сотни глубоких рудников. Множество массивных каменных строений с высокими башнями и толстыми стенами. Крупнейшую из этих построек местные жители называли «Зимбабве».
Эти находки поставили ученых в тупик. Большинству европейцев во времена Родса и в голову не приходило, что африканцы могут самостоятельно создать сравнительно высокую культуру. Правда, еще первые путешественники писали, что основное население междуречья — машоны добывают золото, хотя и в незначительных количествах, и что они, как писал Эдуард Мор, «устроили здесь рудники». Но на эти свидетельства никто не обращал внимания. Крупный английский археолог Теодор Бент авторитетно утверждал в 1892 году, что постройки Зимбабве «никак не связаны ни с одним из известных нам африканских народов» и что они вообще «несовместимы с африканским характером».[48]
