Почему же так изменился Лобенгула? Капитан Паттерсон писал: «Искрення ли такая перемена, или она объясняется политикой, сказать трудно. Окруженный людьми, которые еще больше него ненавидят цивилизацию, он теперь является человеком, с которым мы вряд ли можем связывать большие надежды».
Этот англичанин был сыном своего времени и бытовавших в его стране представлений об африканцах. Он просто приклеил Лобенгуле ярлык «ненавистника цивилизации», даже не задавшись вопросом, почему же этот вождь, сначала так по-доброму относившийся к европейцам, взял да и переменился.
Ответа не найдешь и в других свидетельствах. Правда, многие европейские очевидцы не прочь были поругать друг друга. Миссионеры отмечали неприглядность поведения торговцев, охотники — миссионеров… Но создается впечатление, что буквально никто из них не попытался всерьез задуматься об обратной связи: какое же впечатление все они производили на африканцев и какие чувства могли вызвать. И как это все влияло на таких правителей, как Лобенгула.
Как могли относиться африканцы к приезжавшим и приходившим в их края европейцам, особенно когда этих пришельцев становилось все больше? Ведь большинство из них были людьми того же типа, что и золотоискатели Трансвааля. Те, кто и в Йоханнесбурге-то не ходили без кольта и пускали его в ход без долгих размышлений.
Ну вот хотя бы какой стереотип охотника создает Райдер Хаггард. Алан Куотермен, герой многих его африканских романов, считался у европейской читающей публики человеком очень достойным — не только мужественным и решительным, но и благородным, добрым, человеком широкой души. Одним словом, джентльменом. Этот образ был создан, чтобы восхищать и вдохновлять европейскую, особенно английскую, молодежь. И он действительно имел успех. Не случайно романы Хаггарда с этим героем переиздаются на многих языках и по сей день.
Но как же Алан Куотермен относился к африканцам?
Вот роман «Месть Майвы». Алан рассказывает, как он, охотясь, вступил на земли народа, по его описанию весьма похожего на ндебелов, вернее, на тогдашний европейский стереотип этого народа. Как же Алан ведет себя там?
Когда старшина африканских проводников и носильщиков говорит, что он и его люди не хотят идти дальше на земли чужого им народа, Алан наводит на него ружье.
— Пойдешь, или я буду стрелять.
Затем Алан начал, ни у кого не спросясь, охотиться на землях этого народа. А когда к нему пришел вождь одного из селений и вежливо попросил о встрече, Алан принялся кричать, чтобы слышали все кругом:
— Что это такое — так нагло тревожить меня? Да как он смеет беспокоить человека столь значительного, занимающего такое положение?.. Потом Алан объясняет своим друзьям, что он затем и кричал, «чтобы произвести впечатление».
А когда за ним, без спросу вторгшимся на земли чужого народа, вождь послал отряд воинов, Алан думает отравить их стрихнином, только вот стрихнина у него оказывается маловато…
И ведь так поступает и думает не человек из отбросов общества, а воспеваемый, опоэтизированный герой романов для юношества. Обмануть, надуть «дикаря», «варвара» — многие ли считали это зазорным?
Встречались, конечно, и такие, кто особенно бережно относился к доброй славе своего имени и старался ничем его не запятнать. Среди миссионеров были и просто подвижники — легкое ли дело уехать из Европы в глубь тогдашней Африки, и не на месяц, не на год, а на всю жизнь!
Но ведь и они считали, что у африканцев, собственно, нет никаких духовных ценностей. Исходили из того, что можно и нужно сломать весь строй духовной жизни африканцев.
Каковы бы ни были помыслы европейцев, которые первыми проникали на африканские земли, объективно они прокладывали путь для тех, кто шел вслед за ними. Киплинг опоэтизировал этих людей, видя в них именно авангард колониализма.
Легион, не внесенный в списки,
Ни знамен, ни значков никаких,
Разбитый на сотни отрядов,
Пролагающий путь для других.
Отцы нас благословляли,
Нянчили, пичкали всласть,
Нам хотелось не клубных обедов,
А пойти и открыть и пропасть…
Но если это понимали Киплинг и Родс, то ведь начинал понимать и Лобенгула. До него все время докатывались вести о том, какая судьба постигла другие африканские народы, на чьи земли белые люди приходили сперва тоже только в обличье миссионеров, охотников, торговцев, натуралистов, путешественников…
Первые годы правления Лобенгулы совпали с началом «раздела» Африки, В междуречье все громче слышался рокот приближавшихся колониальных войн. И порой не такой уж глухой. И Лобенгула его слышал. Мог ли он не изменить отношения к англичанам?
С конца семидесятых годов появились уже явные признаки приближения угрозы. В 1877-м Англия аннексировала Трансвааль, и уже на следующий год британский администратор Трансвааля послал к ндебелам экспедицию во главе с тем самым капитаном Паттерсоном, который столь пренебрежительно отзывался о Лобенгуле. Паттерсону поручалось уговорить Лобенгулу снять все запреты на передвижение англичан по стране. Сам Паттерсон и его спутники должны были добиться от Лобенгулы разрешения пересечь всю территорию ндебелов и добраться до водопада Виктория на Замбези. Тем самым Паттерсон должен был провести рекогносцировку обширных земель для будущих захватов.
В состав экспедиции Паттерсона был включен никому тогда еще не известный двадцатидвухлетний молодой человек по имени Райдер Хаггард, мелкий английский колониальный чиновник в Трансваале. Но перед самой отправкой выяснилось, что дела службы задерживают его.
По пути к Лобенгуле Паттерсон тщательно осматривал те места, через которые проезжал. Оценивал их богатства, возможности. «Страна богата природными ресурсами, — писал он, — имеет отличные, хорошо орошаемые почвы, прекрасный климат, ее растительный мир очень разнообразен… Пышно цветут хлебное дерево, пальмы, оливковые деревья и все виды плодовых деревьев… В районах Машона и Тати много золота. Кроме того, страна богата железом».
Лобенгула понял смысл появления этой экспедиции. Паттерсону не удалось добиться разрешения свободно передвигаться по стране. Но он все же требовал, чтобы ему и его спутникам позволили отправиться к водопаду Виктория. Лобенгула ограничился настойчивым советом не делать этого и предупредил, что дорога опасна, по пути немало отравленных колодцев.
Паттерсон не внял увещеваниям и отправился в Замбези. На восемнадцатый день пути экспедиция погибла. По слухам из тех мест, люди напились воды из отравленного колодца.
В Англии решили, конечно, что экспедиция была истреблена по приказу Лобенгулы и его военачальников. Но доказательств не было. Британские власти послали Лобенгуле несколько запросов, но он категорически отрицал свою причастность к гибели экспедиции.
Булавайо. Зарисовка тех времен
Легко представить себе чувства Райдера Хаггарда, когда он понял, что лишь чудом избежал гибели. Может быть, поэтому в романе «Копи царя Соломона», написанном им через несколько лет, да и в других его произведениях междуречье Замбези — Лимпопо представало страной столь таинственной и столь недоброй к белым людям.
Каковы бы ни были причины ее гибели, злосчастная экспедиция Паттерсона ухудшила отношение Лобенгулы и его народа к англичанам. По сохранившимся документам Паттерсона о его переговорах с Лобенгулой современники сделали вывод, что «чрезвычайная миссия от британцев вызвала страшные подозрения» и «не закончилась ничем, если не считать появления недобрых чувств».
Эпизод с миссией Паттерсона показал, что условия для вторжения Англии в междуречье Замбези — Лимпопо тогда еще не были достаточно благоприятными. Требования британских эмиссаров не подкреплялись реальной силой. Солдаты королевы Виктории были поблизости, в Трансваале, но только с 1877-го по 1880 год, до победы буров при Маджубе, да и то их было немного, и у них были другие заботы.