– Надо взять еще мяса, – подумала Настя, – у нас событие, надо мужу приготовить вкусный ужин, прежде чем сообщить.

Три тяжелые сумки повисли на коляске. Коляска недовольно заскрипела.

– Симочка, пройдись ножками, а то нашей коляске очень тяжело все везти, – сказала Настя, ссаживая недовольную Симу, которая крайне не любила ходить ножками. Симе было уже три года, но расставаться с коляской она не желала. Впрочем, и Насте было удобно с коляской, все из-за того же рынка.

– Скоро начнется токсикоз, недели через две, – погрузилась Настя в свои печальные думы. – Кто станет все это таскать, кроме меня. Дети, коляска, авоськи останутся при мне. Придется, преодолевая приступы тошноты, покупать продукты, готовить еду… А если опять повторится то… Нет, не надо думать об этом. Отвлечься. Веру надо записать в дом детского творчества и на подготовку к школе. Надо зайти туда и узнать, какие есть кружки для ее возраста. Только не сегодня, с сумками это нереально.

– Вера, ты хочешь ходить на лепку или на рисование?

– Хочу, а когда мы пойдем?

– Пока не знаю, надо все разузнать.

– Мама, достань мне птичку!

– Как я тебе ее достану? Она на проводах сидит.

– А может, она мертвая, и ее можно достать.

– Если она сидит, значит, она живая, и достать ее невозможно, – с улыбкой объясняла Настя.

Начал накрапывать холодный дождь, вначале мелкий и редкий, с каждой минутой становясь все сильнее и сильнее.

– Девочки, идемте быстрее, а то промокнем.

Вскоре Настя поняла, почему свекровь оставила свои сапоги. Старая кожа немилосердно, как губка, впитывала влагу. Ногам стало отвратительно сыро и холодно.

– Еще простуды не хватало, ведь беременность. Опасно болеть на таких сроках, да и таблетки нельзя.

Пришлось посадить Симу в коляску и увеличить темп. Теперь они почти бежали. Вера начинала периодически хныкать, коляска жалобно попискивала и подозрительно кособочилась. Прогулка явно не удалась. В довершение всего, правда, почти у самого дома, у коляски отвалилось колесо.

– Не выдержала старуха такой жизни, – с отчаянием подумала Настя, – а ведь она еще так нужна. Сима, сумки сами не ходят.

Эта коляска, конечно, видала виды. Ее отдали прихожане еще для Веры, а до Веры на ней покатались два мальчика. И хоть коляска была очень добротная, итальянская, из дорогих, но и она уже не в состоянии была выдержать подобные муки. Конечно, ей уже должен был наступить конец.

Как добрались до дома, Настя не помнила. Дождь, ноющие дети, сломанная коляска и три тяжелые сумки, да еще беременность в придачу.

В квартиру не вошли, а ввалились в буквальном смысле этого слова.

– Надо готовить обед, кормить детей, укладывать спать и самой прилечь, хотя бы на часик, если получится, конечно. Да и срочно в шерстяные носки, а то простуды не миновать.

Настя почти падала от усталости. Она прилегла, блаженно закрыла глаза, и воспоминания унесли ее в, казалось, такой далекий май 96-го года.

Май 1996 года. Алена была так весела, что Настя мгновенно поняла: подруга еще ничего не знает, и ей самой придется сказать о том, что произошло.

И может быть, принять весь удар негодования на себя. Настя не знала, с чего начать и что говорят в подобных случаях. Она не понимала, почему Андрей не сделал этого сам. Не знала и не понимала, а от Сергея – кстати, друга Андрея – она никаких внятных объяснений добиться не смогла. Какая дурацкая ситуация! Тем не менее Сергей сегодня уехал к Андрею на венчание. Настя с ним не поехала – это было бы подлостью по отношению к подруге, к тому же Настя знала, что именно сегодня Алена возвращается. Что же она должна сказать сияющей подружке, которая уже бросилась ее целовать? «Алена, не волнуйся, но твой Андрей сегодня венчается?». Смешно и глупо.

Но Алена начала первая:

– Слушай, Насть, ты чего такая странная, как пришибленная? Что-нибудь случилось?

– Случилось. – Настя даже зажмурилась. «Надо сразу сказать, и дело с концом», – подумала она. Но начала не сразу и издалека.

– Знаешь, что ни случается, то к лучшему, и все по воле Божьей.

Алена опустилась на диван, лицо ее дрогнуло.

– Что-нибудь с Андреем? Да? Я права, ну говори же, не молчи.

– Да, с Андреем, он женится. – И Настя закрыла глаза, чтобы не видеть ужас в глазах подруги.

– Как – женится? – прошептала Алена. Лицо ее посерело.

Настя думала, что такое бывает только в книгах. Ей казалось, что она спит, надо только набраться сил и проснуться, стряхнуть с себя этот кошмар. Увидеть, что в комнате шторы с любимым рисунком, утренние солнечные зайчики на обоях. Но солнечных зайчиков не было, а была подруга, посеревшая и оцепеневшая, как от смертельной инъекции.

– Алена, Алена, очнись, скажи что-нибудь, не молчи. – Настя начала трясти ее за плечи.

– Какая я дура, – с нечеловеческим хрипом выдавила из себя Алена, – какая дура! Она схватила себя за волосы и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Какая дура, этого не может быть! Слышишь, Настька! Этого не может быть! Скажи мне, что это вранье, что ты шутишь, скажи! Как это произошло? Как это – он женится?

С Аленой начиналась истерика. Настя не на шутку испугалась. Она не знала, что в таких случаях делать.

– Тебя долго не было, кажется, вы не общались, – начала, запинаясь, Настя. – Я слышала, что ты вроде ему отказала. В общем, его духовник благословил…

– Это все бред, слышишь, бред!!! – закричала Алена не своим голосом. Она стремительно вскочила, заметалась по комнате и выбежала из квартиры. Выбежала настолько быстро, что Настя даже опомниться не успела.

Это был необычайно жаркий для мая день. Один из таких дней, которые случаются поздней весной и напоминают лето. Люди по привычке одеты в плащи и куртки, но от жары сбрасывают их на руки. Во дворах зацветает сирень, а нахохлившиеся воробьи лениво греются на припекающем солнце.

Алена шла, не разбирая дороги. Улицы, переулки, дома, дворы и задворки – все смешалось в одном круговороте. Спешащие прохожие, едущие машины, алкаши возле пивного ларька, бездомные псы, дамы с собачками, солидные мужчины в иномарках, продавцы овощей с лотков и овощи на лотках – все это было как на другой планете, не здесь и не сейчас. Или сама Алена была на другой планете, а мир, окружавший ее, стал чужим и ушел в параллельное измерение. Алена с трудом понимала, что с ней произошло и почему она бессмысленно бродит по улицам, не понимая, куда и зачем идет. Впрочем, она никуда и не шла. Ей уже некуда было идти. Всего несколько часов назад она строила планы и представляла себе встречу с любимым. Она сотни раз прокручивала в голове тот момент, когда они увидятся. Как она приезжает к нему, как он рад ее приезду и как она говорит ему, что готова стать его женой навсегда. Она приходит в ту самую семинарскую проходную, где сидит все тот же паренек с истертым фолиантом в руках. Те же красные кресла и такой же, нисколько не изменившийся Андрей, словно и не было никакой разлуки. А впереди у них большое будущее. Они поженятся, и он рукоположится, как планировал. Она родит ему детей, и они будут вместе всегда и на всю жизнь.

«Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить», – кажется, это неслось из какого-то кафе, а теперь навязчиво крутилось в голове. «Да, мне действительно некуда больше спешить, и жить мне больше незачем, он предал меня, растоптал, меня больше нет».

В одном из кривых переулков она набрела на храм. Кажется, он не так давно открылся, колокольня была еще в лесах, а главный купол уже блестел свежей позолотой. Алене захотелось зайти. Просто так. Может, помолиться, а может, и возопить к Богу о своей скорби. Ей казалось, что там внутри тишина и полумрак, тихо, потрескивая, горят свечи, и старушка в белом платочке дремлет у свечного ящика. Она встанет на колени у иконы Богородицы, поскорбит и ничего просить не будет, просто постоит.

Первое, что бросилось в глаза, так это обилие света, исходившего от центрального паникадила. Алена сразу не поняла, что происходит: пение хора, скопление людей… «Исаия, ликуй, Дева, имей во чреве и роди Сына Эманнуила». «Святые мученицы иже страдавша и венчавшися…» – донеслось до ее слуха.