На похоронах незнакомого дяди Он гулял у самого дома. Уходить далеко запрещалось. Но вот он услышал музыку — На улице, под открытым небом Оркестр играл протяжно и грустно… И люди толпою чинно шли Вслед за машиной с гробом… И он отправился со всеми, Не ведая вовсе, куда и зачем. — Кого ты хоронишь, мальчик? — Спрашивали у него прохожие. — Кого ты хоронишь, мальчик? Брата? Отца? Или маму? — И музыка уносилась в небо, Пугая птиц на деревьях, И шепот его: — Не знаю, — Никто не мог понять. На кладбище, в городе мертвых, Среди высоких белых берез Зияла глубокая яма, Заиндевелая, с водою на дне. Гроб, на веревках опущенный, Заботливо засыпали землей. А дома — как хорошо и тепло! И мама, немножко сердитая: — Живой! Слава Богу! Откуда Идешь? Как, из кладбища? Ужас! — Она никак не могла понять, Зачем ходить на похороны Незнакомого дяди? И все же, смеясь, рассказывала всем О странной причуде его, А он всё вздрагивал От далекого холода И дивного счастья — жить! Мга, 3 декабря 1979 года. Зимой в деревне Кто зажег фонари у окна? Ни за что, ни за что не уснуть. Засветив Млечный путь, То над миром сияла Луна. И неслись поезда торопливо, И молчала Земля в полусне. Лишь Луна улыбалась счастливо, В дальних грезах о чьей-то весне. Мга, 5 декабря 1979 года. Старики в электричке Разговор стариков незатейлив. — Да, — протянет один, а другой, Точно гуси вдали пролетели, Вдруг куда-то покажет рукой. И опять о чем-то стороннем Рассуждают толково, умно, — Мол, достоинства не уроним, Жизнь видали не только в кино. Что им выпало в недавние годы — Все теперь как несказанный свет, И забот будто больше и нет. После гроз и непогоды Так стоят деревья над водой, Заповедной объяты тишиной. 7 декабря 1979 года. На посмертное издание С улыбкой ясной, как живая, Все эти дни со мной она, Старушка, странно молодая, — И вкруг нас свет и тишина. Беспечная, курила много. Изящна, ласкова, умна. Жила с блокады одиноко. Писала книгу… Вот она, Посмертно издана, а имя — Она была филологиня — Известно всем, кому дано… И я стою пред ней, как школьник: Прообраз и культуры облик — Всё это в ней воплощено. 9 декабря 1979 года. Мальчик Невидимое, как собака, Он уловил еще во сне. И тишину — как точность знака, — Что это, верно, выпал снег. Весь долгий вечер дождик шел, Смывая с окон свет уюта. И точно: ах, как хорошо Проснуться ранним зимним утром! Он встал и враз убрал постель. Раздвинул шторы в лес и в иней, И в город новый с далью синей В тонах прозрачных, как пастель. 10 декабря 1979 года. Открытие искусства В старинном солнечном Музее Еще подростком он бывал… На многое как бы сквозь сон глазея, Он явно только «Фрину» отличал. Он мнил, что Семирадского картина Великолепна, лучшая из всех! Не старцы и не колорит, а Фрина Имела, верно, у него успех. Со временем, полюбив шедевры, Которыми столь знаменит Музей, Стал с Фриной невнимателен, как первый Ее приятель, друг ее друзей. Но не она ль ему открыла двери В прекрасный мир своею красотой? В тиши о ней он помнил, как о первой Любви своей, с лукавою мечтой. 17 декабря 1979 года. Старая одинокая женщина Всегда — и в дождь и в ветер хлесткий — Она выходит, как на дозор. Прохаживается у дома до перекрестка, Подслеповато щуря неприметный взор. Похожа издали немножко на икону, Учительница первая для тех, Кто нынче внучек водит в школу В надеждах новых на счастье и успех. Всех помнит хорошо, на удивленье. Из бывших учениц кого-нибудь узнав, Она приходит вся в волненье, Высокая и грузная, как динозавр. Лишь дети, пробегая в школу мимо, Ее совсем не хотят и знать, Когда так хочется неудержимо Поймать кого-нибудь и приласкать, как мать. 18 декабря 1979 года. |
