— Погост, — произнес Бадри.

— Нет, — ответил Дануорти. — Нет.

Он посидел еще, массируя руку Бадри, однако пальцы опять задергались беспокойно, и Дануорти прекратил.

—Ты отдыхай, — сказал он на прощание и вышел.

Медбрат за стойкой перелистывал «Уход за больными».

— Сообщите мне, пожалуйста, когда... — Дануорти понял, что не в силах закончить фразу. — Сообщите, хорошо?

—Да, сэр. Где вас найти?

Дануорти сунул руку в карман в поисках клочка бумаги, чтобы записать телефон, и наткнулся на позабытый список медикаментов.

—Я в Баллиоле. Пришлите курьера.

Он спустился обратно в кладовую.

— Нужно заполнить как полагается, — заявила хрустящая халатом старуха, глядя на протянутое заявление.

—Там стоит подпись, — отдавая ей список, ответил Дануорти. — Остальное заполните сами.

Сестра скользнула неодобрительным взглядом по списку.

— Масок нет, термометров тоже. — Она вытащила крошечный пузырек аспирина. — Синтомицин и азелнидипин кончились.

В пузырьке болталось не больше двадцати таблеток. Убрав его в карман, Дануорти отправился в аптеку на Хай-стрит. У входа под дождем жалась горстка пикетчиков с плакатами «НАДУВАТЕЛЬСТВО!» и «ЦЕНЫ ВЗВИНЧЕНЫ». Дануорти зашел внутрь. Масок не было, цены на аспирин и глотательные термометры действительно оказались бешеные. Он купил все, что имелись в наличии.

Всю ночь он раздавал лекарства и штудировал таблицу контактов Бадри, выискивая хоть какую-нибудь ниточку к источнику вируса. Десятого декабря Бадри проводил локальную переброску для кафедры XIX века в Венгрии, но где именно, в данных не уточнялось. Уильям, вовсю приударявший за пока еще ходячими карантинными, тоже не знал, а связь пока не наладили.

Не наладили ее и к утру, когда Дануорти хотел позвонить в лечебницу и узнать, как там Бадри. Он даже гудков не услышал, но стоило положить трубку, как раздался звонок.

Это оказался Эндрюс, только из-за шипения в трубке Дануорти едва мог разобрать, что он говорит.

— Простите, что так долго, — сказал оператор, а потом еще что-то, неразборчивое.

— Вас плохо слышно!

—Я говорю, дозвониться не мог. Телефоны... — Снова шипение. — Я сделал проверку параметров. По трем разным... и триангулировал... — Остальное утонуло в помехах.

— Каков максимальный сдвиг? — прокричал Дануорти в трубку.

Помехи вдруг стихли.

— Шесть дней.

— Шесть дней? Вы уверены?

— Это на координаты... — В трубке зашипело с новой силой. — По вероятностной оценке, максимальный сдвиг на любые координаты в радиусе пятидесяти километров не превышает пяти лет.

Шипение перешло в громкий треск, линия заглохла.

Дануорти положил трубку. У него с души камень должен был свалиться, но он почему-то не чувствовал ничего. Придет Киврин на стыковку или нет, Гилкрист все равно не собирается открывать сеть шестого числа. Он потянулся к телефону, чтобы позвонить в Шотландское туристическое бюро, но аппарат снова его опередил.

—Дануорти слушает, — произнес профессор, вглядываясь в дисплей, на котором по-прежнему плясала сплошная рябь.

— Кто? — переспросил то ли пьяный, то ли хриплый женский голос. — Простите. Я звонила... — конец предложения зажевался, а дисплей потемнел.

Дануорти подождал, не зазвонит ли телефон снова, потом отправился в Сальвин. Колокол на башне Магдалины отбивал часы. Под непрекращающимся дождем его звон напоминал похоронный. Мисс Пьянтини, видимо, тоже его услышала, потому что стояла посреди двора в ночной рубашке, торжественно воздевая и опуская руки в одном ей известном ритме.

— Середина, сбой, потом снова туда-обратно, — бормотала она, когда Дануорти попытался увести ее в здание.

Во двор выбежал обескураженный Финч.

— Это из-за колоколов, сэр, — подхватывая мисс Пьянтини под другую руку, сказал он. — Они ее будоражат. Лучше бы вообще перестали звонить, раз такие дела.

Мисс Пьянтини возмущенно выдернула свой локоть у Дануорти.

— Ни при каких обстоятельствах нельзя выпускать веревку колокола!

— Именно, — кивнул Финч и, вцепившись в ее руку, словно в пресловутую веревку, повел мисс Пьянтини обратно на раскладушку.

Примчался Колин, как всегда промокший и посиневший от холода. Под расстегнутой курткой болтался на шее бесполезный серый шарф в клетку. Лихо притормозив, Колин отдал Дануорти записку.

— Это от дежурной, которая с Бадри, — пояснил он, открывая пакетик мыльных пастилок и кидая в рот светло-голубую.

Записка уже успела отсыреть. «Бадри зовет вас». От первого слова, правда, мало что осталось, кроме расплывающейся буквы «Б».

— Она не сказала, как там Бадри? Ему хуже?

— Нет, только записку отдала. А бабушка Мэри просила, когда придете, чтобы обязательно сделали Т-клеточное. Она не знает, когда пришлют аналог.

Дануорти помог Финчу уложить сопротивляющуюся мисс Пьянтини, потом поспешил в лечебницу, прямиком в инфекционное. Дежурная на посту снова сменилась, на этот раз там сидела женщина средних лет с отекшими ногами. Закинув их на стойку, она смотрела карманный визик, но при виде посетителя тут же встала.

— Вы мистер Дануорти? — осведомилась она, преграждая ему путь. — Доктор Аренс просила вас немедленно спуститься к ней вниз.

По ее негромкому ласковому голосу Дануорти догадался, что она пытается оттянуть неприятный момент. «Перекладывает на Мэри. Чтобы та сама мне сообщила».

— Бадри, да? Он умер?

— Да нет, что вы! — испугалась сестра. — Наоборот, ему сегодня лучше. Вы не получили разве мою записку? Он уже садится.

— Садится? — Дануорти не поверил своим ушам. Неужели сестра тоже впала в лихорадочный бред?

— Еще слаб, конечно, однако температура нормальная, и он в сознании. Доктор Аренс ждет вас в приемном покое. Она просила срочно.

Дануорти с сомнением оглянулся на дверь палаты.

— Передайте ему, что я скоро приду, сразу как только освобожусь.

На выходе он чуть не столкнулся с Колином.

— Тебе зачем сюда? Кто-нибудь из операторов позвонил?

— Меня к вам приставили. Бабушка Мэри говорит, что иначе вы Т-клеточное вовек не сделаете. Поэтому сейчас я вас туда отведу.

— Не сейчас. Там что-то срочное в приемном покое, — торопливо шагая по коридору, ответил Дануорти.

Колин пустился за ним вприпрыжку, чтобы не отстать.

—Тогда после этого срочного. Мне велено не выпускать вас из лечебницы, пока не сделаете прививку.

Мэри дожидалась его прямо у лифта.

— Новый пациент, — мрачно сообщила она. — Это Монтойя. Сейчас ее должны привезти из Уитни.

— Монтойя? — переспросил Дануорти, направляясь за Мэри в приемный покой. — Это невозможно. Она все время была на раскопе, одна.

— Видимо, нет.

— Но она говорила... Ты уверена, что это вирус? Она там под дождем безвылазно. Может, простудилась?

— Нет. Санитары взяли предварительные анализы. Совпадает с вирусом. — Мэри остановилась у регистрационной стойки. — Уже привезли?

Дежурный врач покачал головой.

—Только через кордон проехали.

Мэри подошла к наружному выходу и выглянула на улицу, будто хотела сама убедиться.

— Она позвонила с утра, мы ничего не поняли, — продолжила рассказ Мэри. — Я просила Чиппинг-Нортон, ближайшую больницу к раскопкам, прислать за ней «Скорую», но там сказали, что раскоп по официальным данным приписан к карантину. А нашу «Скорую» тоже за оцепление не выпускают. Пришлось выбивать в Госздраве отдельный приказ на проезд «Скорой». — Мэри снова выглянула на улицу. — Когда она отправилась на раскопки?

— Я... — Дануорти стал вспоминать. Про шотландских рыболовов-инструкторов она спрашивала в Рождество, потом в тот же день перезвонила и сказала, что «уже не важно», поскольку решила подделать подпись Бейсингейма. — В Рождество. Если отделения Госздрава работали. Или двадцать шестого. И с тех пор она ни с кем не виделась.

— Откуда ты знаешь?

— Она мне жаловалась по телефону, что рук не хватает и она не может откачивать воду из раскопа в одиночку. Просила позвонить в Госздрав, чтобы ей прислали каких-нибудь студентов в помощь.