— Хорошо, что вы пришли. — Бадри снова ухватил Дануорти за руку.

Профессор не стал ее отнимать, он сидел, глядя попеременно то на уснувшего Бадри, то на экран. За окном шел дождь. Стук капель доносился сквозь задернутые шторы.

Дануорти только теперь осознал, насколько серьезно болен Бадри. В своем беспокойстве о Киврин он совсем забыл про оператора. Зря, наверное, он сердится на Монтойю и остальных. Озабоченные собственными проблемами, все видят в болезни Бадри только досадное недоразумение, не давая себе труда задуматься, чем это на самом деле чревато. Даже Мэри, упомянув, что Балкли-Джонсон может понадобиться под лазарет, не разъяснила подлинные перспективы. Бадри лежит с температурой тридцать девять и семь, несмотря на своевременно проведенный антивирусный курс.

Вечер перетекал в ночь. За окном шумел дождь, колокола на Святой Хильде и чуть подальше, в Крайст-Чёрч, вызванивали четверти. Медсестра пришла буркнуть, что сменяется с дежурства, и вместо нее проверять капельницы и мониторы пришла куда более миниатюрная и приветливая сестричка-блондинка с практикантским значком.

Выкарабкаться из беспамятства стоило Бадри заметного труда, и с каждым разом он все больше и больше выбивался из сил и все бессвязнее отвечал на вопросы.

Однако Дануорти безжалостно тянул из него ответы. Танцы устраивались в Хедингтоне. После танцев Бадри пошел в паб. Название не помнит. В понедельник вечером работал в лаборатории один, проверял координаты Пухальски. Из Лондона приехал в понедельник, в полдень. На метро... Пассажиры в метро, танцоры в Хедингтоне плюс невероятное количество лондонцев — невозможно отследить и осмотреть всех и каждого, даже если Бадри назовет имена и фамилии.

— Как ты добирался утром до Брэйзноуза? — спросил Дануорти в очередное «просветление».

—Утром? — Бадри посмотрел на зашторенное окно, очевидно, полагая, что сейчас и есть утро. — Сколько же я спал?

Дануорти не знал, что ответить. Бадри весь вечер то засыпал, то просыпался.

— Сейчас десять, — сказал он, глянув на часы. — Тебя привезли в больницу в половине второго. Сеть ты запускал сегодня утром. Перебрасывал Киврин. Ты помнишь, когда почувствовал, что заболеваешь?

— Какое сегодня число? — неожиданно спохватился Бадри.

—Двадцать второе декабря. Ты здесь всего полдня.

—А год? — Бадри силился приподняться. — Год какой?

Дануорти с тревогой посмотрел на экран — температура почти тридцать девять и восемь.

— Год две тысячи пятьдесят четвертый, — успокаивающе наклоняясь к Бадри, ответил Дануорти. — Двадцать второе декабря.

— Откатываем! — заявил вдруг Бадри.

Дануорти попятился.

— Откатываем, — повторил оператор, потом приподнялся и завертел головой. — Где мистер Дануорти? Мне надо с ним поговорить.

— Вот он я, Бадри. — Дануорти шагнул вперед, но вплотную подходить не стал, чтобы не встревожить больного. — Что ты хотел мне сказать?

— Вы, случайно, не знаете, где он может быть? Тогда передайте ему записку, пожалуйста.

Он протянул воображаемый листок бумаги, и Дануорти догадался, что Бадри заново переживает свой визит в Баллиол во вторник.

— Мне нужно обратно к сети. — Бадри глянул на воображаемые часы. — Лаборатория открыта?

—О чем ты хотел поговорить с мистером Дануорти? О сдвиге?

— Нет. Откатываем! Вы ее сейчас уроните. Крышку! — Он смотрел сквозь Дануорти лихорадочно блестящими глазами. — Чего вы ждете? Сходите позовите его.

Вошла сестра-практикантка.

— Он бредит, — сказал Дануорти.

Взглянув мельком на Бадри, сестра уставилась на экран. Дануорти они пугали — все эти скачущие вдоль и поперек цифры, но практикантка особенно не тревожилась. Посмотрев по очереди на каждый из экранов, она спокойно принялась подкручивать капельницы.

— Давайте-ка ляжем, ладно? — попросила она, не глядя на Бадри, однако он, как ни странно, послушался.

— Я думал, вы ушли, — проговорил он, откидываясь на подушку. — Слава богу, вы тут. — И он снова отключился.

Практикантка не заметила, занятая подкручиванием капельниц.

— Он потерял сознание, — сообщил Дануорти.

Девушка, кивнув, начала вводить данные на мониторы. На

Бадри, под смуглой кожей которого проступала мертвенная бледность, она даже не взглянула.

— Может быть, надо позвать врача? — настаивал Дануорти.

Дверь открылась, и вошла высокая женщина в СЗК. Так же не удостоив Бадри взглядом, она по очереди посмотрела на экраны.

— Признаки плеврального поражения наблюдаются?

— Синюшность, озноб, — ответила практикантка.

— Что назначено?

— Миксабравин.

Врач сняла со стены скрученный фонендоскоп и стала выпутывать мембрану из трубок.

— Кровохарканье?

Практикантка отрицательно мотнула головой.

— Холодно, — пробормотал Бадри. Женщины пропустили его слова мимо ушей. Он задрожал. — Осторожно, уроните! Она фарфоровая была?

— Введите пятьдесят кубиков раствора пенициллина и АСК. — Врач усадила Бадри, дрожащего сильнее прежнего, и, расстегнув липучки бумажной пижамы, ткнула ему в спину холодной мембраной фонендоскопа, будто подвергая изощренной пытке.

—Дышите! — скомандовала она, не сводя глаз с экрана. Бадри вздохнул, стуча зубами. — Незначительное уплотнение в нижней доле левого, — загадочно проговорила врач и передвинула мембрану на сантиметр. — Еще одно. Уже идентифицировали? — поинтересовалась она, поводив мембраной туда-сюда.

—Миксовирус, — ответила сестра, наполняя шприц.—Тип А.

— Секвенировали?

— Нет еще. — Сестра вставила носик шприца в катетер и надавила плунжер. Где-то снаружи зазвонил телефон.

Врач застегнула пижаму Бадри, уложила его обратно и небрежно накинула на ноги одеяло.

— Приготовьте мне краситель по Грамму, — велела она напоследок.

Телефон все еще звонил.

У Дануорти чесались руки укрыть Бадри поплотнее, но у койки стояла сестра, подвешивая еще одну капельницу на штатив. Подождав, пока она закончит и выйдет, он поправил простыни, натянул одеяло до подбородка Бадри и подоткнул со всех сторон.

—Так лучше?

Бадри не ответил, потому что как раз перестал дрожать и заснул. Дануорти посмотрел на экран — температура упала до тридцати девяти и двух, бешено скачущие линии на других экранах утихомирились.

— Мистер Дануорти, — позвала сестра откуда-то из-за стенки, — вас к телефону. Мистер Финч.

Дануорти открыл дверь. Практикантка, уже в обычной одежде, без защитного халата, махнула ему, чтобы он тоже разоблачался. Он скинул ворох бумажных одеяний в специальный контейнер.

— Очки ваши дайте, пожалуйста. — Сестра начала прыскать их дезинфицирующим средством, а Дануорти тем временем взял трубку и близоруко прищурился на экран.

— Мистер Дануорти, я вас повсюду ищу, — сказал Финч. — Случилось самое ужасное!

—Что такое? — Дануорти глянул на часы. Десять. У вируса инкубационный период равен двенадцати, значит, вряд ли кто-то еще успел заболеть, слишком рано. — Кто-то заболел?

— Нет, сэр, хуже. Миссис Гаддсон. Она в Оксфорде. Каким-то чудом пробралась через оцепление.

— Знаю. С последним поездом. Заставила придержать двери.

—Да, точно. Она позвонила из лечебницы. Требует, чтобы ее оставили в Баллиоле и обвиняет меня в недостаточной заботе об Уильяме, поскольку это я печатал кураторские задания, а куратор, как я понимаю, оставил его на каникулы читать Петрарку.

— Скажите, что у нас нет свободных комнат. Что общежитие на дезинфекции.

— Я говорил, сэр, а она сказала, что тогда подселится к Уильяму. Я не готов его на такое обречь.

— Да, — согласился Дануорти. — Лишениям должен быть предел, даже во время эпидемий. Вы предупредили Уильяма о том, что мамочка рядом?

— Нет, сэр. Пытался, но его нет в колледже. По словам Тома Гейли, мистер Гаддсон сейчас в гостях у одной своей знакомой в Шрусбери, я ей позвонил, но там никто не отвечает.

— Наверное, ушли читать Петрарку, — сказал Дануорти, пытаясь представить, что произойдет, если миссис Гаддсон застигнет парочку врасплох по дороге в Баллиол.