А ещё в учительской можно услышать и такое от учительницы (она же завуч): «Мой муж мне всё время говорит, какая я у него красавица, а я ему говорю: «Смотри, не изнасилуй меня в гробу!»» Все одобрительно смеются. Здорово, да?! Я всего-то не стану тут пересказывать, всей той сексуальной пошлятины, что довелось тогда услышать в этом непринуждённом весёлом разговоре заслуженных педагогов в учительской. Да-да, — та «недоизнасилованная красавица» действительно является «Заслуженным педагогом» российского образования, учителем со стажем, работает в двух школах, занимает должность завуча (какая востребованность!), ходит царственным шагом, за что родители перед ней преклоняются, не зная, что это за чмо на самом деле. Какая гадость, меня чуть не стошнило прямо на неё, когда она это изрыгала из своего орального аппарата, сидя недалеко от меня. А через несколько месяцев я случайно узнаю, что это не просто какая-то ополоумевшая училка-хабалка, прибившаяся к учительской профессии не призванию благодаря, оказывается, она и в другой школе работает завучем. Ну уж вы-то, уважаемый читатель, не думаете же и вы, что такие вот «безобидные» разговоры не говорят, не вопиют о том, что несёт и даёт этот человек затем детям, выйдя из курилки. Не может же нормальный, адекватный родитель рассуждать об отсутствии здесь какой-либо причинно-следственной связи, об отсутствии влияния контекста: дескать, на урок же к моим детям она с такими разговорами не приходит, а в учительской или в курилке пусть что ей хочется болтает — это не наше дело. Но почему же тогда столько внимания другому контексту, в котором ваш ребёнок получает знания: к его джинсам, или к форме, или обуви, или к ремонту в классе и т. д., — если это не имеет прямого отношения к получению знаний? Ведь тогда и их мат на переменках тоже не мешает получению знаний на уроках?! Необходимо совершенно чёткое понимание того, что человек похабный, вульгарный не может перевоплотиться в умного, культурного человека, переступая порог класса, в котором он ведёт урок. В класс к детям она приходит именно таким же похабным, вульгарным человеком, каким она является у себя дома или в компании с подружками, только в завуалированной, лицемерной форме. Конечно, такие училки не все столь ярко-карикатурные тётки с домами на головах и плёткой дрессировщика в руках, и у них не капает ядовитая слюна с клыков при разговоре с «любимым» учеником. Если бы всё было так явно! Как же было бы тогда хорошо, всё очевидно и понятно! Но нет! Всё очень завуалировано, наряжено в одежды благочестия и благонравия, спрятано за фасадом строгой нравственности и высокой культурности, неких этических принципов и т. д., и в этом вся фишка. Они прекрасно умеют велеречиво и чинно говорить, красиво рассуждать, т. е. выставить себя в лучшем свете, когда надо, например, перед родителями. Конечно, такая училка не будет рассказывать вашим детям на уроке о том, как она опасается, что муж изнасилует её в гробу, но она на более мелких, тонких, бытовых вещах постоянно демонстрирует вашим детям свою похабность, грубость, распущенность. Грубость не столько внешнюю, сколько внутреннюю — грубость мыслей, грубость чувств. Это омерзительно. И вы ошибаетесь, если думаете, что дети всего такого не замечают, не видят. Напротив, они такие вещи очень чутко чувствуют и хорошо замечают, и учатся этому, именно учатся. И это происходило не раз на моих глазах, когда дети начинали копировать интонации, с которыми говорила их распальцованная училка, её тон общения, они переносят это на общение со своими одноклассниками, друзьями-сверстниками. Мне всегда так грустно видеть, как маленькие симпатичные нежные по природе девочки (а все неиспорченные дети именно такие, включая мальчиков) начинают высокомерничать, подличать, пытаясь манипулировать своими более простыми сверстниками. И как им нравится, когда они видят эффект от такого доминирующего поведения. Другие дети обижаются, у них возникает неосознанное желание тоже стать высокомерным и властным, грубым, заносчивым, небрежным, они пытаются изобразить себя теми, кем они пока и не являются, но так как они эту маску рисуют себе каждый день годами, то со временем эта маска прирастает к лицу навсегда, и именно эта уродливая маска становится личностью бывшего ребёнка, а теперь взрослого человека.

Учителя всё время что-то делят или пытаются делить: премии, рабочие часы, классы, кабинеты (кому получше, кому похуже, кому ничего). Почему-то премии всегда получают те учителя, у которых и без того всё на мази: и кабинет свой, просторный, оборудованный, и разряд от 12-го и выше, а значит, зарплата выше, чем у обычного учителя (зарплата напрямую зависит от разряда). Руководство школ считает, что именно эти благополучные учителя и достойны премий. А те учителя, которые работают без кабинета, т. е. ведут уроки в разных кабинетах (чужих, да ещё постоянно ссорясь из-за них с «хозяйкой» кабинета и друг с другом), не имеют высших разрядов, т. е. имеют меньшую зарплату, не удостаиваются ни дольки и от этого предновогоднего апельсина — премии. Рабочий день такого учителя — это нескончаемая гонка по лестничным пролётам, коридорам и кабинетам с сумкой наперевес и в обнимку с пособиями. При этом учитель за перемену должен не только взять всё необходимое для следующего урока, сбегать с четвёртого этажа на первый и ключ сдать, другой ключ взять, бежать за детьми и вести в другой конец школы, он ещё должен успеть подежурить на одном из этажей или холлов школы. Как вы понимаете, встаёт вопрос о том, когда этому учителю подготовиться в чужом кабинете к уроку, достать из сумок всё необходимое, раскрыть, вспомнить, что у него сейчас будет на уроке, элементарно приготовить доску, включить аппаратуру, не говоря о том, чтобы собраться с мыслями, сконцентрироваться, настроиться на предстоящее занятие. Это — отсутствие условий работы для педагога. Так вот, самое интересное, что это не заботит абсолютно никого: ни администрацию школы, которая создаёт такие условия работы учителям, ни самих учителей — почему? Потому что они в постоянном собственном бесправии постепенно привыкли к отсутствию нормальных условий работы и давно перестали готовиться к урокам — всё на бегу и тяп-ляп.

Но есть, конечно, и исключения — есть учителя, работающие на бегу, при этом затрачивающие все свои интеллектуальные и душевные ресурсы на качественную подготовку и проведение уроков. Такой учитель вкалывает каждый день, как проклятый, не имея никакого своего рабочего места в школе и стараясь держать при этом высокую планку своих уроков и качества знаний учеников. Руководство в курсе всего этого, ну так удостойте хотя бы два раза в год такого учителя хоть небольшой премией (на Новый год и День учителя), в виде компенсации за ненормальные условия труда! Нетушки, когда настаёт время раздачи и делёжки премий, они выпадают своим да нашим, которые работают в гораздо более комфортных условиях и с более высокой зарплатой. Например, глава методического объединения, которая ну ничегошеньки не делает для своего методобъединения и почти всю бумажную работу и поездки по совещаниям сбагривает на молодых специалистов, ей подчиняющихся, но, подчёркиваю, не обязанных за неё выполнять её работу, — так вот, она получает на Новый год свою премию, тогда как остальные учителя не получают ни копейки, включая тех, которые за неё ездили, сидели-клепали какую-то липовую документацию. Захотите ли вы после всего этого сдавать 300 рублей на новогодний учительский сабантуй (корпоратив)? И сидеть там с ними пить, есть, улыбаться по сторонам или задумчиво пялиться от скуки и грусти в неведомую даль? Конечно, нет. Ах, ты не хочешь с нами сидеть пить-есть-сплетничать, тогда определяем тебя в касту отщепенцев, будешь и дальше влачить серое, нищее существование, а мы будем уже следующие премии делить-получать, ха-ха-ха!

Если бы не дети, моего бы духу в школе вообще не было. И вне любых там живописных картин предновогодней премиальной дележки. Они там все из-за зарплат, разрядов и премий, а я там из голой любви к детям. Но насколько долго меня так хватит, и других таких же? А уж после этой книги… — думаю, после дерзости открытого слова мне теперь дорога в школу уже будет заказана. Но я знала, на что иду, открывая неравнодушным людям глаза на наш «храм знаний», наш оплот воспитания лучшего в детях. И вообще, я почему-то не очень расстраиваюсь по этому поводу, наверное, потому, что как я не нужна такой школе, так и мне не нужна такая сегодняшняя наша школа. А вот у детей-то выбора нет.