— Значит, если я прав, мы оба с вами когда-то здесь жили. Но, я так понимаю, в разное время. Я покинул эти стены в семьдесят третьем. А вы?

— Меня привезли сюда в семьдесят втором.

— Понятно. Малышей я не помню. То-то, смотрю, лицо незнакомое. Давайте знакомиться: Гуртовой. Виктор. В детдоме у меня была кличка Виктоша, — шагнул он ко мне и протянул руку.

Я назвал себя.

В этот момент откуда-то сбоку вынырнул из кустов здоровенный парень в строгом, несмотря на жару, костюме, и шагнул в мою сторону. Правую руку он держал под пиджаком. Гуртовой остановил его легким движением руки:

— Все в порядке, Слава. Ну что ж, Кирилл. Раз мы, считай, не чужие, можете здесь погулять, посмотреть. В доме — тоже, — улыбнулся он мне. — Вспомнить минувшее, так сказать.

— А зачем вы купили это здание? — спросил я. — Ностальгия по детству?

— Ностальгия. Которая, надеюсь, принесет мне деньги. — Он коротко хохотнул и, не оборачиваясь, быстро зашагал к дому. Телохранитель затопал следом.

Я посмотрел им вслед, повернулся и пошел назад в парк. Совершать экскурсию по обновленному детдому мне почему-то расхотелось. В дальнем, глухом уголке парка я нашел укромное местечко — полянку на крутолобом холме — и плюхнулся в густую, нагретую солнцем высокую траву. Признаться, настроение было слегка подпорчено встречей с новоявленным владельцем усадьбы. Но я постарался поскорее забыть о нем.

Закрыв глаза, я лежал на самом солнцепеке — после Севера это было особенно приятно, — и мысли мои лениво перескакивали с одного на другое: почему-то я вспомнил армию, куда пошел по собственному желанию, дубина. Ведь мне, круглому сироте, имеющему массу льгот и отсрочек, совсем не обязательно было влезать в армейские сапоги. И тем более потом валить на горно-климатический курорт под названием Афган. Да-а-а… Не самые лучшие воспоминания, прямо скажу. Потом я стал думать о том, как вернулся и после окончания института уехал в Колобово, на родину матери; думал я и о том, что максимум через неделю мне нужно возвращаться: на работе я отпросился с трудом, замены мне в нашем Печоро-Илычском заповеднике нет, потому что людей у нас мало и каждый человек на счету. А стоит только слегка ослабить вожжи, как браконьеры — тут как тут.

Потом мысли незаметно перешли к убийствам и к тому, что я обнаружил в лесу у Марьина озера.

Время пролетело незаметно, и к тому же на солнце меня так разморило, что я даже слегка закемарил. Мелькнула вялая мысль: надо идти к Николаю Сергеевичу. Я с трудом разлепил глаза, приподнялся на локте и посмотрел на часы: без четверти двенадцать. Пора.

Ее я заметил боковым зрением.

Среди парковой зелени что-то мелькнуло. Ярко-красное. Понятно, что это был человек. Выйдя из тени деревьев, человек направился к подножию холма, где я лежал. А ярко-красное оказалось майкой. Майка туго облегала грудь высокой стройной девицы; помимо майки на ней были шорты и сандалеты на босу ногу. Выгоревшие почти добела волосы стягивала лента. Ноги, да и грудь у девицы были что надо — высокий класс. Что и говорить.

Спокойно помахивая веткой, она шла по тропинке, которая непременно должна была привести ее прямо ко мне. Меня она, естественно, еще не заметила: я был укрыт высокой травой и смотрел на нее сквозь качающиеся под легким ветром былинки. Кто же это такая? Московская пассия господина Гуртового, прогуливающаяся перед обедом для поднятия аппетита? Или кто?

Додумать эту мудрую мысль я не успел. Девица начала подниматься на холм, и тут я ее узнал, несмотря на то что с нашей последней встречи прошло много лет. За которые она изрядно выросла и похорошела. А узнал я ее благодаря большому цветному фотопортрету, который сегодня утром видел на стене гостиной Николая Сергеевича.

Это была не кто иная, как Стася, внучка старика Бутурлина.

Я наблюдал, как она, не подозревая о моем присутствии, поднимается к вершине холма. И тут до меня дошло: если я сейчас неожиданно появлюсь перед ней из густой травы, то имею реальный шанс напугать девушку до потери сознания. Особенно если учесть, что сейчас происходит в поселке. Пугать же ее, как вы понимаете, мне очень не хотелось — неподходящий способ для знакомства.

Но времени на размышления у меня не осталось — Стася уже поднялась на холм и очутилась в нескольких шагах от меня. И я не придумал ничего лучшего, как сесть и спросить, не оборачиваясь:

— А вы не боитесь ходить здесь одна?

Наверное только потому, что он просто сел, не выказав намерения подняться в рост, и даже говорил, не повернув в мою сторону головы, я от страха не заорала во весь голос. И постаралась поскорее взять себя в руки: я остановилась, посмотрела на него и сделала вид, что совершенно не испугалась, — не знаю уж, насколько естественно это у меня получилось. Но сама тут же сунула руку в карман шортов и крепко стиснула баллончик с газом.

— А вы всегда беспокоитесь за встречных девушек? Особенно когда они не обращают на вас внимания? — спросила я, стараясь, чтобы мой ответ прозвучал поехиднее. Хотя и понимала, что острота не шибко удалась.

— В подобных обстоятельствах — всегда, — сидящий в траве парень ответил вполне добродушно. — Вы разве не знаете, что творится у вас в поселке?

Тут он понизил голос и сказал замогильным голосом:

— А что, если бы на моем месте оказался он… тот?..

О господи! А вдруг это действительно наш маньяк?! Нет. Я этого типа не знаю, но он явно не здешний, а дед утверждал, что убийца — местный. Но все равно: в этот момент тени от деревьев показались мне очень уж густыми и темными, а на холме стало как-то чересчур безлюдно.

— А вы не боитесь сидеть здесь в гордом одиночестве? — спросила я, а сама (незаметно для него) огляделась по сторонам.

— Нет, не боюсь, — улыбнулся он и легко поднялся.

Я на свой рост не жалуюсь, но этот широкоплечий медведь был выше меня на добрых двадцать сантиметров — значит, в нем было под два метра. Густой ежик светлых, почти льняных волос, чуть длинноватый нос, тяжеловатый (на мой взгляд) квадратный подбородок и серые веселые глаза на загорелом лице. Вот глаза-то меня и успокоили: нет, он положительно не был похож на человека, который мог исподтишка убить бедного дядю Ваню Пахомова. Хотя, конечно, он был настоящим мужиком: в нем чувствовалась сила. И уверенность.

— А чего мне бояться — здесь когда-то был мой дом, — сказал он. — Вон там, за садом. Отличный, кстати, белый налив выращивал в нем давным-давно последний хозяин усадьбы, Сергей Федорович Бутурлин. Впоследствии, кстати, здесь сажали исключительно этот сорт.

— А вы, наверное, внук Сергея Федоровича? — снова попыталась сострить я.

— Ну, его внуку сейчас лет пятьдесят, не меньше. А я был лишь временным владельцем всего этого, — продолжил он, возвышаясь передо мной, как водонапорная башня. — Вот тогда-то, кстати, белый налив, собранный мной, нередко попадал на стол к вашему дедушке. Где вы его, насколько помню, с большим аппетитом лопали.

Я прямо-таки обалдела. Он меня знает?

— Мы что, знакомы? — спросила я.

— Ну, в общем, да. Правда, нас познакомили очень-очень давно. «Разреши воспользоваться случаем и представить тебе», — именно так и сказал тогда Николай Сергеич… Неужели не помните?

Он явно смеялся надо мной, этот громила.

— Не помню! — сердито сказала я.

— Немудрено. Вам тогда было лет десять, не больше. Девичья память коротка.

— Так значит вы — из дедовых воспитанников? — наконец догадалась я.

— Да.

Черт! Я его где-то видела. Причем совсем недавно. Но никак не могла вспомнить — где.

Он усмехнулся, явно угадав мои мысли, и сказал:

— Нас было два брата…

— Правильно! Наверное, вы — Кирилл! Да? — чуть не заорала я, тут же вспомнив старые фотографии на дедовом столе. Кирилл посмотрел на меня: он, конечно, стал абсолютно другим, взрослым, но все равно — в его лице отчетливо проскальзывали те неуловимые детские черты.