Он спал.

Сегодня, в полнолуние, ему впервые снился сон о смерти волка. Громадный серый вожак бежал впереди небольшой стаи по искрящемуся в лунном свете снегу и гасил игру снежных кристаллов, проминая мощными лапами неглубокий снег. А следом за ним и стая неотвратимо, как рок, догоняла розвальни, торжествуя и предчувствуя кровавое наслаждение. Но огромный человек в розвальнях остановил смертоносный прыжок волка, одним взмахом сверкающей металлом руки оборвав жизнь вожака. И мертвый волк остался лежать в розвальнях рядом с крошечным, беззащитным существом, нежное дыхание которого коснулось волчьей морды, вытянутой в последнем атакующем порыве.

Человек на тахте внезапно сжался в комок, потом выпрямился, нетерпеливо заелозил ногами. Пальцы его свело судорогой, и они впились в меховое покрывало. Человек страшно и отчаянно заскрипел во сне зубами. И сдавленно захрипел.

— Нет… Нет… Нет… — шептал он.

И вновь накатила судорога: тело его изогнулось, потом резко выпрямилось и скатилось с тахты. Человек грохнулся на пол, перевалился на живот и замер. Какое-то время он лежал неподвижно. Но вот он пошевелился, резко вскочил на ноги и шагнул к окну. И снова остановился, напряженно прислушиваясь к тому, что должно было вот-вот произойти внутри его организма; он замер в предчувствии той чудовищной перестройки, которая уже начиналась.

Он не хотел этого. Но не в его силах было уже что-либо изменить, а тем более остановить.

На западе опускалось к кромке леса солнце. А левее, над юго-западным краем горизонта восходила бледная на фоне ярко-синего неба круглая луна, на которую время от времени наползали медленно проплывающие прозрачные облака. Завороженно глядя на постепенно набирающий силу лунный диск, человек закинул голову и чуть слышно завыл — по-волчьи. Потом закрыл глаза и снова застыл возле узкого окна, выходившего на сумрачный лес.

Интуиция подсказывала человеку: на этот раз дело не обойдется одной только ночью. Ночью полнолуния. Он знал, что ему снова суждено не спать всю ночь. Как и вчера. И скорее всего — следующие две ночи тоже. Две страшные, мучительные ночи ему снова предстоит бодрствовать.

А значит — и снова убивать.

Я посмотрел наверх.

Наступал вечер, хотя солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом. Но тени от деревьев уже стали длинными и глубокими. Мы с Аленой, а за нами и остальные московские гости топали уже долго, минут сорок.

А что поделаешь?

Наше Марьино озеро прячется в глухом лесу, позади академпоселка. И чтобы добраться до него от станции, надо по периметру обогнуть более чем половину академпоселка. Либо топать напрямик. Тогда ходьбы — всего минут пятнадцать. Но Стася строго-настрого запретила мне идти через поселок. Она сказала, что оторвет мне голову, если мы попадемся на глаза Елене Георгиевне и Федору Николаевичу — ее родителям. Или кому-нибудь из их знакомых или знакомых моих стариков. Я с ней согласился — нас бы тут же засекли и настучали Стасиным родителям. Уж я-то знаю: новости по поселку распространяются со сверхзвуковой скоростью. И тогда все наши планы насчет пикника на озере рухнут. А мне этого совсем не хотелось. Поэтому я и повел всех в обход: этой дорогой я мог пройти с завязанными глазами.

Алена всю дорогу держала меня за руку и что-то говорила. Веселое, наверное. Половины из того, что она тараторила, я даже не понял, не то что не запомнил. От смущения. Но к ее руке у меня на сгибе локтя понемногу привык. А еще мне ужасно нравилось, что Алена такая маленькая, мне до плеча. Ну просто Дюймовочка. Только волосы не золотые, а эти, как его, — каштановые.

У нас на сборах обычно все девки высокие, здоровые да накачанные; ну, понятное дело — академическая гребля там или копье. Почетные виды. Я уж не говорю про ядро, сами, небось, видели по телику. А если и бывают невысокие, то симпатичные редко-редко попадаются.

А эта такая маленькая и такая красивая. Ну, такая клевая девчонка, такая — я аж вспотел. И, ей-богу, не из-за рюкзаков. Рюкзаки мне — тьфу! А из-за нее. Фигурка, грудь, ножки — ну прямо статуэтка. И к тому же старше меня, я так понимаю, как минимум года на три. Уже взрослая совсем.

Хотя — убей меня на месте — не мог я понять, почему такая девчонка выбрала малолетнего обалдуя? Меня то есть. За что мне такой шанс выпал, считай, один на миллион? Я ведь все про свою внешность знаю. Куда мне с другими парнями тягаться: рожа, как из деревни Пупкино, глазки маленькие, как у кабана, и поддерживать разговор с девушками я не очень-то умею. И знакомиться тоже. Знакомиться с красивыми девушками — это тебе не на ринге буцкаться… А может, это все Стаська подстроила? Решила меня разыграть, да и подговорила Алену. Со Станиславы станется. Ох, уж эта Стаська! Она если дает, так дает!.. Ух!

Я тайком покосился на Алену. Нет, непохоже, чтобы она со Стаськиной подачи меня разыгрывала. Хорошая девушка. Не верю — и все тут!

Тут тропинка наконец вывела нас на большую прибрежную поляну. И Марьино озеро открылось во всей своей красе. Мне оно очень нравится, наше озеро. Оно правильной такой овальной формы, стадион напоминает. Не очень большое: примерно с километр в ширину и около двух в длину. Но красивое — аж дух захватывает, когда смотришь, как в почти черной воде, похожей на зеркало, плавают отражения длинных плоских облаков. Берега озера поросли камышом и густым кустарником, дальше — лес охотхозяйства. Но здесь, на нашей поляне, деревья отступают. Дно озера в этом месте долго и полого уходит в глубину и к тому же плотное, без ила — смесь песка с глиной.

Я оглянулся.

Вокруг — ни одной живой души. Наши поселковые — и дачники, и те, кто постоянно живет, да и местные из райцентра не очень то жалуют Марьино озеро. Потому что вода в нем довольно холодная, даже на небольшой глубине: со дна бьет куча родников. Это я на собственной шкуре однажды испытал, еще когда пацаном был. Заплыл подальше, потом понырял, а ногу и свело. Еле-еле выплыл — страху натерпелся на всю оставшуюся жизнь.

Выглядит Марьино довольно мрачно. Дачники предпочитают купаться в чистой и мелководной — в самом глубоком месте не больше двух с половиной метров — речке Сутянке. Она пересекает академпоселок, петляет по его окраине, сливаясь с ручьями. А еще это пограничная река: между нами и райцентровской шпаной, с которой мы, поселковые, выясняли отношения в детстве. Да и с детдомовскими тоже. Но когда райцентровские сами на нас нападали, то детдомовские становились на нашу сторону. И силы сразу уравнивались. Может, именно из-за этих драк я и подался в бокс. А еще наш академпоселок отделяет от райцентра железнодорожное полотно.

Ну, пришли мы, значит, и стали столбить место прямо на берегу да собирать дрова для костра. Мишаня — мы с ним уже год знакомы по университету — сразу же полез пробовать, теплая ли вода, и тут же с воплями вылетел на берег. Заорал, что вода ледяная, как весной. Это он приврал; просто после ходьбы был разгоряченный, вот ему и показалось, что вода холодная. А девчонки хором завопили, что проголодались. И тогда они прежде всего порешили на скорую руку перекусить. Палатка и шашлыки никуда не денутся.

Ничего себе перекусить!

Я прямо поразился, как мгновенно из рюкзаков и корзинок были извлечены вареные яйца, помидоры, огурцы, ветчина, сыр и всякие импортные консервы, хлеб и зелень и еще куча всякой жратвы. Ну, побросали мы на траву пару одеял, которые они привезли, а поверх — большую полиэтиленовую скатерть, на которую и вывалили все припасы. В довершение ко всему мужики тут же бухнули на наш импровизированный стол четыре пузыря красной «Алазанской долины». Похоже, первые, но не единственные — в рюкзаках еще позвякивало стекло.

— А во сколько наша красотка Станислава грозилась подойти? — спросил Мишаня. А сам вытащил из кармана штопор и, как заправский бармен, стал одну за другой откупоривать бутылки.

— Точно не знаю, — говорю я. — Но обещала прийти.