Матрос же на корабле день-деньской крутится как белка в колесе: то паруса ставь, то палубу драй, то беги, то тяни, то толкай, то лезь на верхотуру, то обратно ползи… Это ж никакого здоровья не хватит, считали Карлос с Хуаном, научившиеся ловко отлынивать от всех этих суетных матросских дел. Вот, скажем, поступит команда чистить такелажные медяшки. Все матросы — к вантам, а они — к мачтам, к парусам, проверить, мол, как там, все ли в порядке? Ведь пока штиль, вроде как и паруса ни к чему, а глядишь, ветер налетит, и что тогда? Перед тем же как проверить паруса, необходимо их как следует пересчитать. Чтобы пересчитать, нужно сначала определиться, как считать — сверху вниз или снизу вверх? А может быть, слева направо или справа налево? И пока они вырабатывали единую стратегию подсчета, другие матросы уже успевали все медяшки надраить и даже кок весь камбуз успевал вычистить до блеска. Хуан и Карлос считали своим долгом и своей святой обязанностью брать на себя самые сложные задания. Особенно когда вся остальная команда занимается прямым исполнением боцманских распоряжений. Наши молодчики следили за состоянием погоды (не собирается ли дождь?), за поверхностью океана (не слишком ли спокойная вода?), за птицами, наконец (туда ли летят, куда надо?). В общем — дел хватало. Не зная, как умерить этот их трудовой пыл и необыкновенное рвение, капитан решил приставить надоевшую ему парочку к большой палубной пушке-бомбарде. Пусть караулят — все проку больше будет. Такое задание пришлось друзьям по нраву. С одной стороны, оно было ответственным, с другой — не слишком хлопотным. Вот так и вышло, что Хуан и Карлос оказались на особом положении. К поручению капитана они отнеслись со всей серьезностью и не отходили от заветной пушки ни на шаг. Был у дружков и дополнительный стимул, согласно которому они относились к своей толстушке, как они любовно называли пушку, с особой нежностью. Натуры деятельные и предприимчивые, в один прекрасный день, не зная, чем себя занять, они решили усовершенствовать вверенное им орудие и приспособить его к мирным целям. Досконально изучив орудийное устройство, компаньоны обнаружили немало достоинств сего агрегата. Во-первых, лафет — массивный и устойчивый, он легко выдерживал несколько бочонков, заполненных доверху ромом или, скажем, спиртом. В этом Карлос с Хуаном имели случай убедиться в первую же вахту: дабы не бегать лишний раз туда-сюда, они решили переместить часть бочек с ромом и спиртом поближе к телу, как сказал Хуан, которому первому пришла в голову эта светлая мысль. Во-вторых, жерло бомбарды — весьма вместительное и емкое. Непосредственно же ствол — прекрасно вертится во все стороны и потому может быть использован для смешивания горячительных напитков в больших количествах. Приладив к запальному отверстию маленький краник, друзья получили возможность, не отходя от места, дегустировать коктейли, которые составляли по собственным рецептам, соединяя ром и спирт в разных пропорциях. Обустроив таким образом рабочее место, Хуан и Карлос могли теперь с чистой совестью приступить к непосредственному исполнению служебного долга — охране пушки, приобретшей, с их точки зрения, еще большую ценность. Постепенно у них выработался свой ритм, с которого они старались не сбиваться, — залил, смешал, попил, поспал, проснулся, опять подкрепился, отдохнул, ну и так далее. В момент появления на судне наших друзей Абрафаксов по расписанию у собутыльников шло как раз «поспал». И тут на тебе, пищит кто-то. А может, и не пищит, может, просто померещилось. Ладно, решила лентяйская парочка, надо сначала промочить горло, прочистить, так сказать, мозги. Дальше разберемся, пищит там кто или не пищит. Только наполнили по доброй кружке рома, как из трюма до них донесся какой-то странный шум. Сначала шебуршание, потом то ли писк, то ли свист и, наконец, чей-то отчетливо слышимый голос:

— Ну ладно, Калифакс, поиграли и будет. Вылезай!

— Слыхал? — испуганно прошептал Хуан.

— Неужто проверка?! — прошелестел Карлос, до смерти боявшийся, что их отставят от любимой пушки.

— Да нет, если б кто шел, мы бы услышали, — сказал Хуан.

— Верно, — согласился Карлос. — Мимо нас мышь не прошмыгнет! — гордо добавил он, оправившись от испуга.

— Ну что за игры, Калифаксина?! — послышалось опять.

— Какую-то Катипаксину зовут… Баба, что ли? Откуда у нас тут бабам взяться? — удивился Хуан.

— Вот именно, — поддакнул Карлос, озираясь по сторонам. — Может, поглядеть? Что-то тут нечисто… Все-таки это внизу где-то пищит…

Он поднялся и осторожно подошел к люку, ведущему в трюм.

В трюмном чреве корабля тем временем полным ходом шла работа. Обшарив все углы и не найдя друга, Абракс с Брабаксом решили выбраться наружу, там поискать упрямого беглеца. Не найдя в этом странном помещении ни выхода, ни двери, они решили попытаться вылезть через люк на потолке, прикрытый деревянной решеткой. Соорудив из пустых бочек нечто вроде башни, после нескольких неудачных попыток друзья все-таки сумели вскарабкаться наверх.

— Ну все, Калифакс, держись! — сказал Абракс и потянулся к решетке.

В этот самый момент чья-то толстая волосатая рука отодвинула преграду и в проеме предстала во всей своей заспанной красе заплывшая физиономия какого-то усатого дядьки. За ней маячила еще одна страшная рожа — в синих очках.

— Ой… — вырвалось у Абракса от неожиданности. — Добрый день! А мы тут друга ищем… Калифакса… Вот все зовем, зовем, ищем, ищем, а он не откликается… Он вам не попадался?

— Знаете, маленький такой, — добавил Брабакс. — Но очень шустрый, — решил зачем-то уточнить он.

Хуан и Карлос не поняли ни словечка из того, что тараторили эти странные личности. Ведь они — жители далекого семнадцатого века — говорили только по-испански. Абрафаксы же и не подозревали, что угодили на испанский военный корабль, что вся команда — испанцы и не понимают современного немецкого языка.

— Зайцы, — сухо констатировал Хуан.

— Общим количеством два, — уточнил Карлос.

— Что будем делать? — спросил Хуан.

— К капитану отведем. Пусть разбирается, — ответил Карлос и выудил несчастных зайцев из недр трюма.

— Ваше величество, сердце мое разрывается на части при виде того, как печалитесь вы, как тревоги и заботы омрачают августейшее чело. Чем оправдаться мне? Смиренно я склоняю голову перед вашим величеством, отдавая себя на справедливый королевский суд, в надежде на вашу монаршью милость к тому, кто служил испанской короне верой и правдой! — С этими словами капитан согнулся в глубоком поклоне, краешком глаза посматривая на гневное лицо короля, грозно взиравшего с потемневшего холста, изрядно засиженного мухами, на пухлую спину своего подданного. Король, слава богу, был не живой, а нарисованный. Портрет висел в каюте капитана, прекрасно понимающего: настоящий король его по головке не погладит, если корабль вернется без добычи. И потому он готовил оправдательную речь, часами простаивая перед портретом, оттачивая каждую деталь своего будущего выступления.

— Да, я, Арчимбальдо дон де ла Круз, достоин всяческого порицания. Я вернулся с пустыми руками…

«Прямо скажем, пустее не бывает. Хоть кайся, хоть не кайся, а трюмы словами да поклонами не забьешь. Королю ему что, ему золото подавай, — мыслил про себя благородный дон, тяжело вздыхая и кряхтя. — А что если так сказать: «Да, я вернулся с пустыми руками. Но кое-что я все-таки приобрел. Нет, я не привез своему королю ни бриллиантов, ни алмазов, ни золота, ни серебра, ибо все это меркнет в сравнении с тем сокровищем, которое я готов положить к ногам вашего величества. Вы спрашиваете меня, где же эти сокровища?»»

Он выдержал паузу и, сделав широкий жест, ткнул тощим пальцем себя в лоб.

— Здесь! Вот здесь сокрыто мое сокровище, ваше величество! Золотая мудрость и бесценный опыт, добытые мною в поте лица моего…

Толстяк прервал свою пылкую речь.

— Ну как, Прадо? Пойдет?

— Не-а, не пойдет, ваше превосходительство, — откликнулся Прадо.