Он старался держаться возле самого края толпы, на тот случай, если вдруг придется быстро исчезнуть. Ему не хотелось торчать на улице допоздна, но президентский кортеж почему-то запаздывал. По сравнению с расписанием, которое он получил накануне.

Наконец, он увидел, как головы и шеи толпы повернулись и вытянулись куда-то влево. Послышались приближающиеся звуки сирен машин и мотоциклов, сопровождавших «Дилижанс» президента. Это было ничто иное, как кортеж, подъезжавший к гостинице. Ошибки не произошло.

Машины остановились у въезда на Парк-авеню. А потом произошло нечто такое, чего Хокинс никак не ожидал.

Надменный ублюдок Бернс решил прогуляться до гостиницы пешком, а не подняться в нее прямо из подземного гаража. Он хотел показаться народу! Он желал, чтобы его фотографировали! Он решил продемонстрировать свою отвагу всему миру. Томас Бернс, дескать, плевать хотел на всех Джеков и Джилл!

Фотокорреспондент наблюдал, как тщеславный и хвастливый президент вылез из своего лимузина. Он мог взять его прямо здесь и сейчас! С одного выстрела! С тех пор, как этот бывший автомобильный воротила решил вернуться к «нормальному образу жизни», успех покушения на него был гарантирован.

Только дилетанты могли принимать такие недалекие решения. Хокинс знал это. Всегда. Этот факт был решающим в его работе.

Да, я мог бы снять его прямо сейчас, на Парк-авеню.

«А как я сейчас себя чувствую? Возбужденным? Да нет, скорее, усталым, – рассуждал Хокинс. – Просто выжатым. И никакого чувства вины. Каким же странным человеком я стал».

На самом деле, это как раз было одной из причин, по которой он прибыл сюда, – проверить свое эмоциональное состояние.

Приезд президента в гостиницу был для Хокинса генеральной репетицией самого важного представления в его жизни. Причем, единственной.

Охранники из Секретной Службы спокойно и профессионально проводили президента до входа. Их прикрытие было исключительно надежным: три плотных кольца вокруг Бернса не оставляли ни малейшей лазейки.

Конечно, отряд охраны президента был хорош, но недостаточно, чтобы защитить его от задуманного Кевином Хокинсом.

Нападение камикадзе! Нападение-самоубийство. От этого президенту не укрыться. Да и никому вообще. Все уже решено.

Он наблюдал за людьми, покидающими сверкающие машины сопровождения, и узнавал почти каждого из них. Он мысленно делал десятки фотографий, которые тут же поступали на хранение в его мозг.

И, наконец, он увидел Джилл. Она выглядела настолько спокойной, словно окружающее не касалось ее вовсе. Она была тоже ненормальной в своем роде. Джилл находилась в самой середине происходящей сутолоки, а потом исчезла за дверями «Вальдорфа» вместе с остальными.

Фотокорреспондент повернулся и пошел прочь по Парк-авеню в направлении бывшего здания компании «Пан Америкэн», ныне принадлежавшего компании «Мет Лайф». Крышу венчала большая платформа, на которой гигантская собачка Снупи управляла санями Санта Клауса.

«Сегодня президенту стоило бы застраховать свою жизнь, – усмехнулся Хокинс. – На любую сумму. Можно считать, что покушение состоялось. Гарантия – сто процентов».

Одного только Кевин Хокинс не учитывал и даже не подозревал об этом. За ним тоже наблюдали, и уже давно. Именно сейчас и именно здесь, в Нью-Йорке, за ним следил Джек, так же неспешно прогуливающийся по Парк-авеню.

Джек – самый шустрый. Джек – самый быстрый.

Проследив, как Кевин Хокинс удалился по Парк-авеню, Сэм Харрисон покинул людную улицу возле «Вальдорфа». В Нью-Йорке, как и в Вашингтоне, тоже зашевелились по поводу Джека и Джилл. Это хорошо. Это здорово облегчит задачу.

Сейчас ему предстояло кое-чем заняться, несмотря на то, что дело выглядело рискованным. Зато это было очень важное дело.

На углу 47-й улицы и Лексингтон-авеню он остановился возле платной телефонной будки. Как ни странно, но эта хреновина работала. Может быть, единственная во всем городе.

Набирая номер, он краем глаза наблюдал за яркой проституткой, рьяно предлагавшей свой незамысловатый товар на Лексингтон-авеню. Рядом с ней немолодой гомосексуалист подхватил блондинистого подростка. Городские ковбои и девицы развинченной походкой заходили в весьма своеобразный бар с недвусмысленным названием «Наслаждение». Сэм сокрушался по старой Америке, которая действительно была страной настоящих ковбоев и настоящих мужчин.

В Нью-Йорке его ждала очень важная и необходимая работа: Джек и Джилл приближались к вершине своей деятельности. Сэм был уверен, что настоящая правда так и уйдет с ним в могилу.

А правда всегда была слишком опасна, чтобы стать известной публике. Она не освобождала людей, а, наоборот, поражала безумием. Большинство просто не смогло бы с ней жить.

Наконец, он дозвонился до Мэриленда. Риск был минимален, а звонок этот – необходим, чтобы самому не сойти с ума.

Трубку сняла маленькая девочка, и Сэм испытал радость и неимоверное облегчение, которых не испытывал уже давно. Голос девочки звучал так близко, будто она находилась совсем рядом.

– Кэрон слушает. Могу я вам чем-нибудь помочь? – Это он научил ее так отвечать на звонки.

Он крепко зажмурил глаза, и вся блестящая шелуха Нью-Йорка, то, что ему предстояло сделать, все это растаяло, как туман. Даже Джек и Джилл на некоторое время исчезли из его головы. Он находился в зоне безопасности. Он был дома.

Его дочка. Вот единственное, что имело для него смысл. Ей разрешили не ложиться в постель допоздна, на тот случай, если он будет звонить.

Когда он нежно прижимал телефонную трубку в подбородку, он уже не был Джеком.

Как не был он и Сэмом Харрисоном.

– Это папа, – сказал он своей дочери, младшей из двоих его детей. – Привет, тыквочка. Я очень скучаю по тебе. Как ты? Что делает мама? Вы заботитесь там друг о друге? Скоро я приеду домой. Ты скучаешь без меня? Я – очень.

«Пора заканчивать с этим», – думал он, разговаривая сначала с дочерью, а потом с женой. Джек и Джилл должны добиться успеха. Он должен изменить историю. И ему не хочется возвращаться домой в пластиковом мешке. К тому же с бесчестьем. Как самый последний предатель со времен Бенедикта Арнольда.

Э, нет. Пластиковый мешок ожидает тело президента Томаса Бернса. Он заслужил смерть. Как и все остальные. Все они в своем роде оказались предателями.

Джек и Джилл на Холме опять, Снова придется им убивать.

И скоро, очень скоро все это завершится.

В гостинице явно что-то случилось. Как только мы прибыли в «Вальдорф», я понял, что в системе безопасности зияет огромная брешь. Я видел, как плотно окружали агенты Секретной Службы президента и его жену, когда те входили в сверкающее фойе отеля.

Томаса и Салли Бернс мгновенно проводили в их апартаменты на 21-м этаже. Всю эту рутину я знал наизусть. Детективы местной полиции работали в тесном контакте с отрядом Секретной Службы. Они проверили все мыслимые и немыслимые пути доступа в «Вальдорф», включая систему вентиляции, канализацию, остальные подземные коммуникации и тому подобное. Перед нашим приездом в гостиницу специальные собаки, натасканные на обнаружение взрывчатки, обнюхали весь отель. Такие же псы проверяли «Пьерр» и «Плацу» – возможные места остановки президента.

– Алекс, – окликнул меня кто-то сзади. – Алекс, сюда. – Джей Грейер призывно махал мне рукой. – У нас появились проблемы. Не знаю, как им это удалось, но не успели мы приехать, как стало известно, что Джек и Джилл уже здесь.

– Что, черт возьми, происходит, Джей? – тормошил я его, когда мы поспешно проходили мимо стеклянных стеллажей, где была выставлена парфюмерия и прочие дорогие аксессуары.

Грейер притащил меня в кабинет администратора гостиницы, расположенный в конце вестибюля. Здесь уже толпились агенты, сотрудники ФБР и представители нью-йоркской полиции. Кто прижимал к уху наушник, кто рацию, но все они выглядели обеспокоенными и растерянными, включая охранников гостиницы во главе с их начальником. Это он с гордостью провозгласил, что со времен Гувера все президенты страны останавливались здесь и находились в полной безопасности.