Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Адреналин уже вовсю гулял в крови, но Кевин не испытывал и тени чувства к своей сегодняшней жертве. На земле проживали миллиарды людей, их стало даже чересчур много, так что смерть любого из них практически ничего не значила. Если подходить с точки зрения логики – сущий пустяк.

Когда он входил в роскошный холл Кеннеди-Центра, украшенный великолепными хрустальными люстрами и полотнами Матисса, Кевин соблюдал предельную осторожность и хранил обычное спокойствие. Он критически осмотрел люстры в фойе и подумал о том, что со своим множеством переливающихся многогранных висюлек, каждая из них весит не меньше тонны.

Он собирался совершить убийство на глазах у публики, в ярком свете этих бесконечных ламп и их призматических бликов.

И при этом не быть пойманным!

Какой невероятный фокус, и какой прекрасный мастер будет его исполнять!

Его заранее снабдили билетом на спектакль, который он извлек из ячейки камеры хранения на Юнион-стейшн. Отведенное ему место находилось сразу за оркестром. Почти что под «Ложей президента». Очень мило. Просто идеально. Он специально вошел в зал только тогда, когда верхний свет начал плавно затухать.

Его даже удивило, что вскоре начался антракт. Неужели так быстро? Мелодрама была захватывающей, так что время пролетело незаметно.

Он взглянул на свои часы, которые показывали 9:15. Действие закончилось точно по расписанию, в зале вспыхнул свет, и Хокинс лениво обводил глазами публику, выражавшую свой восторг мюзиклом.

Искреннее возбуждение и волнение толпы, громогласный обмен мнениями, наполнявший воздух, пришлись ему по вкусу и обрадовали. Он медленно поднялся со своего мягкого кресла. «Ну, – подумал он, – теперь очередь настоящей драмы».

Он вышел в фойе, с его огромными, напоминавшими сталактиты, люстрами. Под ногами красным плюшевым морем раскинулся огромный ковер. Несколько впереди виднелся бронзовый гордый бюст Джона Кеннеди.

Очень уместная деталь интерьера.

Именно так. Все правильно.

После Кеннеди самыми знаменитыми станут Джек и Джилл, тем более, что со времен правления Джона минуло уже тридцать лет. Кевин был счастлив чувствовать себя составной частью великого события. Его приводила в восторг одна мысль об оказанной ему чести.

В сегодняшнем представлении роль Джека исполняет Кевин Хокинс.

Теперь смотрите внимательно, господа театралы. Зрелище обещает быть неповторимым.

Глава 44

Фойе Кеннеди-Центра было буквально забито элитными вашингтонскими задницами. Театралы, о Боже мой! В большинстве своем это были люди старшего поколения. На многочисленных столиках продавалась всякая всячина вплоть до роскошно изданных программ. Какая-то женщина с красным зонтиком водила за собой группу старшеклассников, прокладывая им путь через плотную толпу.

Кевин Хокинс знал, что для выполнения убийства ему придется проделать еще один головокружительный трюк.

Прежде чем убить, ему надлежит приблизиться к жертве на самое минимальное расстояние.

Это его сильно беспокоило, но другого выхода не было. Ему предстояло буквально слиться со своей мишенью и ни в коем случае не допустить ошибки.

Именно об этом фотокорреспондент и думал, благополучно смешавшись с гудящей толпой театралов.

Он уже заметил, где находится судья Верховного Суда Томас Генри Франклин. Из всех нынешних членов суда он был самым младшим. Афроамериканец по происхождению, он выглядел высокомерным, что вполне соответствовало его репутации в Вашингтоне. Неприятный человек, хотя какое это теперь имело значение! Щелк! Кевин Хокинс мысленно сфотографировал судью.

На левой руке Франклина повисла двадцатитрехлетняя дама. Щелк! Щелк!

Свою домашнюю заготовку относительно Шарлотты Кинси Хокинс тоже выполнил безупречно. Он знал и ее имя, и то, что она является студенткой второго курса юридического факультета Джорджтауна. Кевин располагал и некоторыми темными эпизодами из жизни Шарлотты и судьи Франклина. Он даже видел их вместе в постели.

Еще некоторое время фотокорреспондент наблюдал, как Томас Франклин и студентка о чем-то оживленно беседовали. Как и остальные парочки, они выглядели возбужденными. Удивительно, какое действие может оказывать театр на некоторых людей!

Он сделал еще несколько мысленных фотографий, запечатлевших этих голубков, так мило воркующих друг с другом.

Они вели себя очень непринужденно и, казалось, от души наслаждались вечером. Внезапно Хокинс нахмурился. У него были две племянницы в Силвер-Спрингс, и вид молодой студентки, флиртующей с этим жуликом-судьей, вызвал у него приступ раздражения.

Однако мысль о том, как забавно все складывается, вызвала на лице Хокинса улыбку. Хладнокровный Убийца в роли блюстителя нравов! Какое безумие и, все же, как здорово!

Пара двинулась в направлении балкона, и он последовал за ними, соблюдая дистанцию в несколько шагов. Внизу, черной и блестящей, как ночь, лентой, струился Потомак. По реке проплывало прогулочное судно «Данди», следующее из Александрии.

Занавески, разделяющие балкон и фойе, развевались от дуновения вечернего ветерка. Кевин Хокинс двинулся в сторону судьи и его прекрасной спутницы, не забывая на ходу фиксировать окружающую обстановку.

Он обратил внимание на то, что белоснежная рубашка судьи была, как минимум, на размер меньше и туго охватывала его горло. Заодно глаза фотокорреспондента отметили, что кричаще-желтый галстук выглядел слишком вульгарно в сочетании с неброским серым костюмом. Шарлотта Кинси улыбалась самой обезоруживающей улыбкой. У нее были совершенной формы округлые груди, и речной ветер играл ее пышными черными волосами.

Кевин протиснулся рядом, почти коснувшись их тел. Теперь он приблизился к судье и Шарлотте на необходимое, заранее установленное им, расстояние. Так близко, что смог дотронуться до волос девушки и ощутить аромат ее духов. «Опиум» или «Шалимар». И снова мысленный снимок!

Вот он здесь. Совсем рядом. Почти наседает на них в самом буквальном смысле.

Он продолжал фиксировать малейшие изменения поз и выражения лиц пары, которую он не забудет никогда. Как не суждено ему забыть чудесную интимность предстоящего убийства.

Он видел, слышал, дотрагивался, обонял и при этом ничего не чувствовал.

Сейчас он воздвиг барьер против всех человеческих проявлений. Никакой жалости, никакой вины, никакого стыда и никакой пощады.

На левом плече студентки висела кожаная сумочка. Она оказалась приоткрытой: совсем чуть-чуть, но для Хокинса этого было вполне достаточно. Ах, молодость, беззаботная, беспечная молодость!

Фотокорреспондент прекрасно владел своими руками. Они были все еще тверды, гибки и быстры.

Из его ладони в сумочку студентки скользнул какой-то предмет. Вот так! Удача. Первая за сегодняшний вечер.

Ни Шарлотта, ни судья Франклин, не заметили не только этого мимолетного движения, но и его самого, когда он просочился мимо них обратно в толпу. Хокинс сейчас сам превратился в легкий бриз, в лунный свет, в саму ночь.

Он испытывал невероятный душевный подъем, какое-то высшее блаженство. В целом мире ничто не могло сравниться с этим чувством. Все нюансы похищения чужой жизни составляли красочную палитру человеческого опыта.

Подготовительная, самая сложная часть его плана, завершилась. Остальное было уже просто.

Убить на глазах у публики.

И при этом не быть пойманным.

Внезапно сердце Хокинса подпрыгнуло и бешено заколотилось. На его глазах происходило нечто такое, чего не должно было быть. Что-то неправильное и плохое. Очень плохое!

Господи! Шарлота Кинси вдруг полезла в сумочку.

Помимо воли Хокинса, сработал затвор его мысленного фотоаппарата. Щелк!

Сейчас она обнаружит записку, которую он ей подбросил от имени Джека и Джилл. Нет, нет, нет!

Вот она достала сложенный листок, удивляясь, что это и как могло оказаться в ее сумочке.

39
{"b":"21490","o":1}