Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но больше всего нас с Елизаветой восхищало то, как Уорик обращается с тринадцатилетним королем. Он давал ему задания, чтобы научить мальчика держаться и вести себя как подобает королю и вместо обычной учебы и подготовки предоставлял ему возможность играть свою роль. Уорик знал, что Эдуард очень любит пышные, торжественные церемонии, а потому время от времени устраивал для него шествие по лондонским улицам, причем мальчик был разодет в дорогие наряды со множеством драгоценностей, которые он обожал. Нет сомнения, что граф уделял Эдуарду куда больше времени, нежели его дяди Сеймуры или даже король Генрих, и в результате юный король расцвел под его опекой, превращаясь постепенно в юношу.

— Только одно тревожит меня в графе, Кэт, — поделилась со мной принцесса, когда я пришла к ней в спальню пожелать спокойной ночи после двенадцатого дня Святок.

— И что же это, моя милая? — спросила я.

Мне не терпелось присоединиться к Джону в нашей комнате, где мы намеревались вдвоем отпраздновать наступление нового года.

— Я вижу, что он изо всех сил старается снова превратить в кошмар жизнь моей сестры, поскольку она ни за что не откажется от католицизма. Я думаю, что есть только один Иисус Христос для всех, а остальное — мелочи. Почему мы не можем просто собраться все вместе на общий христианский праздник и не спорить хотя бы между собой? Всякий человек волен прислушиваться к своей душе и совести, лишь бы он хранил верность королю.

— Неудивительно, что для множества людей вы стали символом протестантизма. Если бы только английские католики знали, что и они могут вам доверять! — сказала я и поцеловала ее в макушку. — Тогда здесь был бы лучший из миров. Возможно, когда-нибудь наступит день, и вы сможете осуществить эту мечту, поддерживая советами своего брата.

Я обняла Елизавету и пожелала ей спокойной ночи, радуясь тому, что после обильных праздничных пиршеств ее формы еще больше округлились. Но у меня был и повод для печали: я ведь знала, сколько людей мерзнет и голодает в городах Англии, к тому же до сих пор горевала о том, с какой жестокостью лорд Рассел, по приказу Сомерсета, подавил восстание в Девоне, вызванное введением Книги общей молитвы. Я молилась о том, чтобы ни отец, ни другие мои родственники не были в этом замешаны и не пострадали. Как странно: чем старше я становилась, чем дольше жила вдали от Девона, тем чаще вспоминала об отце.

Елизавета повалилась на свое ложе, забросила руки за голову и вздохнула:

— Если бы у меня была хоть крупица власти, я бы посоветовала королю и Уорику не женить Робина на этой деревенской девчонке Эми Робсарт. Говорят, она принесет ему в приданое маленькое поместье, а больше ничего.

— А если это брак по любви? — неосторожно вырвалось у меня, поскольку мыслями я снова была вместе с мужем, уже нагревшим для меня постель.

Елизавета тут же вскочила и запустила в меня подушкой.

— А, ладно, — сказала она, поворачиваясь набок и натягивая на себя одеяло. — Все равно я никогда и ни за что не выйду замуж. Серьезно, Кэт.

— Ну, даже если вы в последнее время стали одеваться, как монашка, не обязательно думать так, как положено монашкам.

— В настоящей вере, новой вере, никаких монахов и монахинь нет, — напомнила Елизавета, у которой уже слипались глаза. — Мой отец и твой старый друг Кромвель разогнали их всех, а мои черные одеяния — это всего лишь игра. Робину же я все равно нравлюсь, и больше мне сказать нечего, а вот без тебя я и дня не могу обойтись, — заключила она. — Так-то вот, Кэт.

Более прекрасного рождественского поздравления я еще не слышала. Я задула несколько оставшихся свечей и вышла на цыпочках из спальни, молясь о том, чтобы для Англии и для моей Елизаветы скоро настали более спокойные, добрые времена. Но, как выяснилось вскоре, Господь Бог судил нам всем иное.

Глава четырнадцатая

Хэтфилд-хаус,
октябрь 1551 года

— Как сегодня дождливо и ветрено! — зябко передернула плечами Елизавета; мы все собрались в гостиной. — Всюду в доме холодно и сыро, меня пробирает до костей.

Я пощупала ей лоб — не появился ли жар? Да нет, лоб не горячий.

— Когда ветер завывает, прямо как баньши, это может предвещать морозную зиму, но здесь нам будет тепло и спокойно — во всяком случае, я молюсь о том, чтобы все было именно так, — успокоила я принцессу, и мы уселись в тесном кругу, каждый на привычное место.

Всякий день, ближе к вечеру, перед ужином, мы собирались у камина и по очереди читали вслух или обсуждали все на свете: греческие трагедии, историю Англии, недавно вышедшую книгу по вопросам вероучения. Хоть я в том никому, кроме Джона, не признавалась, мне эти вечера в маленьком кругу нравились до самозабвения. Частенько мне казалось, что мы родители принцессы, а сама Елизавета (которой только в прошлом месяце исполнилось восемнадцать) — наша дочь. Том Пэрри подходил на роль дядюшки, а Бланш Пэрри, валлийка, много лет нянчившая принцессу, могла сойти за незамужнюю тетушку (она состояла в очень дальнем родстве с Томом Пэрри). Наставник Роджер Эшем казался всеведущим старшим братом, Сесил же — ныне государственный секретарь, служивший уже не Сомерсету, вновь посаженному в темницу, а непосредственно королю и Уорику, советнику его величества, — мог быть кузеном, навещавшим родню время от времени.

К сожалению, Тайный совет до сих пор не отозвал супругов Тирвитт; они оба бродили по дому, всюду заглядывали, но мы чаще всего делали вид, будто не замечаем их. Мы ведь не занимались ничем неподобающим — во всяком случае, открыто.

Если Уорик и держал их здесь — а может, и кого другого — в качестве своих соглядатаев (не сомневаюсь, что именно в таком качестве Тирвитты служили Сомерсету до его падения), я не придавала этому большого значения. Наконец-то я чувствовала себя в безопасности, радовалась жизни — хотя Джон нет-нет да и отвозил тайком письма от принцессы к Сесилу и его послания к ней. Впрочем, он и сам время от времени являлся, якобы проездом, в родовое имение близ Стэмфорда в графстве Нортгемптоншир — он как раз перестраивал там свой дом.

Тем вечером за окнами свистел холодный ветер, а я сидела и с гордостью слушала, как моя девочка развивает мысль о том, что последователи Господа нашего Иисуса должны обращать свои молитвы непосредственно к Нему, а не к целому сонму — да, она умела к месту употреблять высокие слова — так называемых святых или к Деве Марии.

— И все же я могу понять, почему образ ее высоко чтится, — признала Елизавета. — Все эти идеализированные статуи и живописные иконы служат мощным орудием влияния на настроения верующих, позволяют направлять их в нужное русло.

В свои восемнадцать лет Елизавета Тюдор была удивительно красивой девушкой, хоть и, верная своему решению, продолжала одеваться довольно строго. Даже в Хэтфилде она ходила в простых платьях, а ярко-рыжие волосы прятала под скромными шапочками. Брови и ресницы у нее были очень светлыми, благодаря чему резче выделялись болейновские пронзительные темные глаза и доставшийся от отца нос с горбинкой. Ребенок превратился в прекрасную девушку, и телесные формы уже не уступали рано развившемуся уму.

Припоминаю, что именно в тот самый день, 18 октября 1551 года, к нам приехал Сесил с несколькими слугами и беспощадно вернул меня из уютного тепла зимних посиделок у камина к суровой и холодной действительности.

— Я выйду с ним поздороваться! — решила Елизавета, когда лакей доложил о приезде Сесила.

Я поднялась вслед за ней. К сожалению, леди Тирвитт тоже вскочила на ноги.

— Однако, — сказала она, — вы сами только что говорили, ваше высочество, что озябли и не хотите никуда выходить. Пусть главный секретарь придет сюда, к нам, и сообщит привезенные им новости — ведь, видит Бог, мы так мало слышим о том, что происходит в Лондоне.

— Следует ли из этого, что я снова должна написать графу Уорику о том, как сильно вы желаете оказаться в Лондоне, а не здесь? — осадила ее Елизавета, закутываясь в шаль, и кивнула мне, чтобы я ее сопровождала.

55
{"b":"214512","o":1}