— А что могло мне нравиться в этом подлеце? — дерзко спросила я, стараясь выиграть время на обдумывание своих ответов.

— Когда вы находились в Челси, однажды некто слышал ваши слова, обращенные к принцессе, о том, что лорд-адмирал, не будь он женат, стал бы самым высокопоставленным холостяком в Англии. Тем самым вы намекали, что он подошел бы ей в качестве супруга.

— Снова слухи, явно собранные соглядатаем, который стремился выслужиться перед своими нанимателями. Я хотела убедиться в том, что принцесса сумеет держаться подальше от лорд-адмирала, и она тогда же заверила меня, что не пожелала бы вступить с ним в брак, даже если бы он был свободен и сделал ей предложение. И если только ваш шпион, сэр, хоть что-нибудь смыслит в своем ремесле, он должен был обязательно сообщить вам также, что я предупредила принцессу: любой брак, в который она пожелает вступить, потребует согласия совета и лорд-протектора! Запишите то, что я говорю, сэр, дословно!

— Ну, хорошо, мистрис Эшли, не торопитесь и расскажите мне как можно больше. Вы умеете отлично выражать свои мысли, госпожа, — это вызывает во мне уважение. Я готов записывать. А вы готовы говорить? — Он занес мои слова на бумагу и снова застыл в ожидании. Я метнула в него сердитый взгляд, и он сказал: — Давайте теперь перейдем вот к чему. Мастер Пэрри в своих письменных показаниях утверждает…

— «Показания», сэр, гораздо более удачное слово, нежели «признание».

— Он утверждает, что примерно за три недели до Рождества вы, на ходу переговорив с принцессой, в величайшей спешке ускакали в Лондон. Искали ли вы в тот день Томаса Сеймура и обсуждали ли с ним замысел похищения нашего короля или же сообщили ему нечто относительно его женитьбы на Елизавете Тюдор?

— Ничего этого, сэр, я не совершала, но ради того, чтобы вы могли услышать и записать — а также на случай, если у вас и здесь есть шпионы, — я поведаю вам все, что происходило на самом деле.

— Должен заметить, что семейные размолвки — явление вполне понятное, мистрис Эшли. Однако вы решительно настаиваете на том, что не везли с собой какого-либо письма от принцессы к лорд-адмиралу или же от него к ней?

— Мне кажется, коль вы повторяете вопрос, когда я на него уже ответила, вам необходимо хорошенько прочистить уши, сэр Томас. (Следует признать, что к тому времени я уже заметно осмелела. И, хотя пишу эти строки по памяти, уж поверьте, не прибавляю сейчас ничего к тому, что было действительно сказано в тот страшный день.) Поскольку же я частенько делала это принцессе, когда она была еще маленькой, то и вам могу оказать такую услугу. Дайте-ка мне взглянуть, что вы там написали, я хочу убедиться, что все записано верно.

— Я не ваш подопечный. Это вам надлежит выполнять мои распоряжения.

— Тогда переходите к следующей теме.

— Очень хорошо. Какова была причина ссоры между вами и вашим мужем?

Моя показная смелость, достигнутая с таким трудом, едва не дала глубокую трещину. Если он сумеет вытянуть из меня правду, я погибла. Совету больше ничего и не потребуется — только узнать, что когда-то давным-давно я была влюблена в Тома Сеймура. Могло оказаться так, что сам Том на допросах здесь, в Тауэре, или на суде солжет, будто наша связь продолжалась долго, как он грозил сказать Джону?

— Вы женаты, сэр Томас? — задала я встречный вопрос.

Господи, помоги мне, как же дрожал у меня голос, несмотря на дерзкие замыслы!

— Уже много лет, мистрис Эшли. Но я должен выяснить…

— Значит, вы вполне понимаете, как всякие мелочи могут стать поводом для большой ссоры. Началось все с пустяка, но я слишком резко ответила мужу, и он в гневе отвернулся от меня, а тут пришла весть о кончине вдовствующей королевы, что сильно опечалило и нас обоих, и принцессу. После этого муж, сердясь на меня, поспешно уехал, и я не успела объяснить ему…

— Да ладно, ладно, — прервал меня сэр Томас и начал заносить мой ответ на бумагу, потом зачеркнул. — Мастер Эшли тоже сказал, что это была ссора из-за пустяка.

Я сразу гордо вскинула голову. Значит, Джону они все эти вопросы уже задавали, хотели заманить нас в ловушку. Но, благодарение Богу — и отважной душе моего Джона, — он с ними тоже, должно быть, справился. Пусть он и говорил мне, что ревнует к Тому, однако меня не выдал. Этого было вполне достаточно, чтобы придать мне еще больше смелости. К тому же я знала, что моей любушке эти негодяи ничего плохого сделать не смогут.

— Я все же прошу вас, сэр, записать еще кое-что, — обратилась я к секретарю Тайного совета уже более твердым голосом. Он обмакнул перо в чернила и ждал, что я скажу. — Запишите: здесь так холодно, что я не в силах спать по ночам, руки и ноги мои опухли, и так темно, что даже днем я не могу читать — ведь окно мне пришлось заткнуть соломой. Запишите это, сэр.

Он добросовестно записал мои жалобы.

— А закончить можно вот чем, — добавила я. — Если случится так, что я снова окажусь на службе ее высочества, я ни за что не стану говорить с ней о замужестве — даже за все блага мира. Теперь что касается дерзости Томаса Сеймура, вторгшегося в опочивальню принцессы. Пэрри пересказывает с чужих слов, а я была там лично и призываю Господа Бога в свидетели того, что я решительно потребовала от лорд-адмирала тотчас покинуть опочивальню ее высочества и прекратить неподобающие действия. Он, однако, поклялся, что сообщит обо всем достойнейшим лордам — членам Тайного совета. «Что, если я так и сделаю? — сказал он. — Пусть бы они все на это посмотрели, вот чего я хочу!» В конце концов я поведала о случившемся королеве, а она сочла все это шуткой и сказала, что будет сама приходить вместе с ним. С того дня она так и делала. Теперь, сэр, достаточно ли я рассказала, можете ли вы с чистой душой поставить на этом точку?

— Да, да, подпишите вот тут, ибо мне надоело слушать, как вы оправдываетесь.

— Оправдываюсь? Я просто рассказала вам чистую правду, которая, кстати, ни в чем не противоречит ни словам Томаса Пэрри, ни, я уверена, словам моего мужа Джона!

Я твердой рукой вывела как можно красивее: «Кэтрин Эшли» — и стала молиться о том, чтобы покончить со всем этим делом. И о том, чтобы ее высочество, которую там, в Хэтфилде, тоже запугивали, твердо стояла на своем.