По распоряжению Тайного совета мы переехали в Хэтфилд-хаус. Если не считать того, что я скучала по Джоанне и ее новорожденному, в остальном мне было очень приятно снова оказаться там. Джон прискакал из Лондона с известием о том, что Сеймуры стали родителями: в замке Сьюдли (где, как надеялся Том, должен был появиться на свет, без сомнения, его наследник) Екатерина 29 августа разрешилась от бремени девочкой, которую нарекли Марией. Старая поговорка о том, что история повторяется, здесь была как нельзя кстати, и я снова погоревала о том, что Анна Болейн не родила королю наследника и не спасла этим свою жизнь. Однако же, роди она Генриху столь желанного сына, мир мог лишиться Елизаветы.

— Как бы я хотела, чтобы мы сейчас были с Екатериной, — сокрушалась Елизавета, когда мы втроем, она, я и Джон, сидели за поздним ужином в день его приезда. — Мне так хочется посмотреть на ее малышку.

— Не сомневаюсь, вы еще увидите ее, — сказала я и взяла воспитанницу за руку. — Когда-нибудь, когда лорд-адмирал будет гоняться за пиратами по морю, мы поедем и посмотрим на дочку Екатерины.

Джон нахмурился, откашлялся и сообщил:

— Говорят, Том Сеймур принимал взятки от пиратов, а за это позволял им бесчинствовать в водах, омывающих острова Силли. На эти деньги он скупал оружие.

— Лучше бы он поостерегся, — заметила Елизавета, — не то его брат решит, что он собирает войско против лорд-протектора и Тайного совета, а также против моего царственного брата.

— Именно в этом все дело, ваше высочество, — кивнул Джон. — Очень важно видеть в человеке не только его сильные стороны, но и слабости.

Мы сыграли всего одну партию в примеро[58], и Елизавета настояла на том, чтобы мы погуляли в парке без нее. Наутро Джону предстояло возвращаться в Лондон, к своим прямым обязанностям. Мы пошли по дорожке, залитой серебристым лунным светом. Я удивилась, что Джон сразу же не увлек меня в постель, как он делал обычно, и почувствовала, что его что-то тревожит.

— Неужели ты не можешь убедить их, чтобы тебя перевели на службу сюда? — спросила я, склоняясь к его плечу.

— Кажется, к этому идет. Сегодня мне сказали, что раз я поддерживал связь с принцессой через свою жену, пока вы жили у вдовствующей королевы, то это доказывает мою преданность Елизавете.

— Ах, Джон! — Я обвила руками его шею.

— Но есть один вопрос, — сказал он, не отвечая на мои объятия, но и не уклоняясь от них.

В мое сердце закрались дурные предчувствия.

— Один лодочник, который всегда возил меня в Челси, служил когда-то на барке короля Генриха.

— Ну и что?

— Это Марли, тот, что с седой бородой. Он сказал, что узнал тебя, когда ты выбегала встречать меня к реке в Челси, но все не мог вспомнить, где именно тебя видел.

— И где же?

— Он говорит, что однажды утром видел Тома Сеймура, который садился на королевскую барку, и тут припомнил, что вы с Томом познакомились на его барке двадцать лет тому назад. Марли тогда еще подумал, что вы красивая пара, вот и наблюдал за вами, когда ему это удавалось, в последующие годы. Он слышал, что вы были нежными любовниками.

Джон проговорил все это так спокойно — очень похоже на него, — но его голос все же слегка подрагивал от сдерживаемого гнева. Сколько времени он хранил при себе эти сведения — возможно, ожидая, что я сама, по доброй воле, расскажу ему все? Как мне хотелось во всеуслышание опровергнуть сказанное, крикнуть, что я ненавижу Сеймура! Еще раньше я подробно поведала мужу обо всем, что произошло между Елизаветой и Томом, но ни слова не сказала о том, что же происходило между мной и Томом.

Я опустилась на скамью, скрытую во мраке. На мгновение мне показалось, что Джон так и останется стоять, возвышаясь надо мной, но он тоже сел. Он наклонился вперед, уперев руки в колени, и ждал, не глядя на меня.

— Я хотела сделать вид, будто этого никогда не было. Я терпеть его не могу, — произнесла я.

— Мне кажется, ты многое недоговариваешь. Том был… твоим первым возлюбленным? Ты никогда об этом не упоминала. Поневоле приходится думать, что между вами все-таки что-то было.

Я готова была разрыдаться. «Оставайся спокойной и рассудительной, — приказала я себе мысленно. — Ведь именно это тебе советовал Джон, когда Том пытался погубить жизнь Елизаветы».

— Этим-то он мне и угрожал: что в таких именно словах скажет о прошлом тебе, если я не стану помогать ему соблазнять принцессу.

— И сколько в этом правды? Я видел, как он действует и как его обожают дамы.

— Нет! — Я повернулась к Джону лицом, сознавая, что плачу. Мне стало холодно, я вся дрожала. — Это была бы очередная грязная ложь, — продолжала я. — Я боялась, что если ты узнаешь обо всем, то станешь его преследовать, прогонишь меня… ах, не знаю, о чем я еще думала, только не о том, что он погубит меня и Елизавету!

Джон повернулся ко мне, взял мои руки и прижал их к моим коленям. Я была ему признательна; мне нужна была поддержка, потому что я готова была броситься ему на грудь или прямо на землю и разрыдаться.

— А любовниками вы тоже были? Кэт, я верил тебе, когда мы поженились, я считал, что хорошо тебя знаю. Я так долго ждал, прежде чем овладеть тобой, и когда это произошло, не придал значения тому, что ты не девственница. Те, кто обучает верховой езде, хорошо знают; если женщина много ездит верхом, даже в дамском седле, она вполне может нарушить девственную преграду.

— Ах, мне так жаль, так жаль, любовь моя.

— Мне тоже. Мне жаль, что ты ничего мне не сказала, не выказала доверия ко мне.

— Он… это было один только раз. Я понимаю, что это звучит неубедительно. Это произошло в тот вечер, когда праздновали коронацию Анны в Вестминстере и…

— Избавь меня хотя бы от подробностей. Знаешь, мне бы так хотелось проучить этого хвастуна, этого самодовольного негодяя, пусть даже и кулаками, однако я не сомневаюсь, что он погубит себя, как погубил многих других.

— И меня в том числе? Потому что я для тебя погибла?

— Этого я не сказал. Мне нужно время. Ты не доверилась мне, ничего не сказала, и это причиняет мне сильную боль, так что…

Мы оба вздрогнули: Томас Пэрри, управляющий финансами принцессы, отчаянно звал нас.

— Джон! Кэт! Из Лондона примчался гонец. Идите сюда не мешкая!

Мы поспешили в дом — не говоря больше ни слова, не прикасаясь друг к другу. Я торопливо вытирала слезы, Джон был мрачнее тучи. У подножия лестницы нас встретила Елизавета.

— Вижу, вы уже знаете об этом, — сказала она, окинув нас взглядом, и тут же бросилась в мои объятия. — Моя дорогая мачеха Екатерина скончалась от родильной горячки, как и королева Джейн! Говорят, что лорд-адмирал вне себя от горя: он помчался в Лондон, оставив младенца на попечение кормилицы.

И она потянула меня на второй этаж. Целый час мы просидели в комнате, обе рыдали, обе чувствовали бремя невысказанной вины. Когда же я наконец уговорила принцессу лечь спать, а сама пошла разыскивать Джона — должна же я была досказать ему всю эту отвратительную историю о Томе, — Пэрри сообщил мне, что Джон ускакал в Лондон вместе со вторым гонцом, хотя до рассвета было еще очень далеко.

Так началась та ужасная осень и последовавшая за ней зима, самая страшная в нашей жизни. Я написала Джону, что ее высочество дала мне позволение съездить к нему в Лондон, чтобы поговорить. Ответа я не получила и все пыталась убедить себя, что такие записки, передаваемые из рук в руки, нередко теряются по дороге. Мне не терпелось объяснить ему главное — что в ту ночь Том меня просто изнасиловал.

Меня мучило то, что Джон во мне, по-видимому, не нуждался. Зато нуждалась Елизавета. Не раз и не два она просыпалась ночью от мучивших ее кошмаров, в которых покойная мачеха обвиняла ее в вероломстве. Я понимала, что ее страхи вызваны страшной вестью о смерти Екатерины. Нам рассказывали: в бреду та обвиняла мужа в том, что он хотел ее смерти, даже в том, что он отравил ее, чтобы жениться на Елизавете. Томас ложился рядом с женой на мокрые от горячечного пота простыни, обнимал ее, но она все равно твердила, что боится его. Наверное, то был просто бред, но мою девочку эти слова очень мучили. Они давали богатую пищу лондонским сплетникам и, как мы узнали позднее, побудили Тайный совет начать расследование и собрать улики, доказывающие преступные замыслы Тома.