— Да, Дженкс. Но помни, больше никаких «высочеств». Зови меня Робином на случай, если нас подслушают.

Елизавета не назвала это имя наобум, но и объяснять своим спутникам ничего не стала. Кареглазый Роберт Дадли по прозвищу Робин был ее другом, и в его обществе она впервые узнала, что такое мужское обожание и женская власть. Его семья тоже пережила сокрушительное падение, после того как отец Роберта возглавил бунт в попытке оспорить право королевы Марии на английский престол. Дадли-старший незаконно короновал на царствие юную невестку, Джейн Грей. Мятеж продлился всего девять дней, после чего Мария и ее приверженцы-католики подавили его, обезглавив одних Дадли и отправив в Тауэр других. Робин все еще находился там, когда под стражу взяли Елизавету. Он посылал ей цветы, которые собирал у ограды, и…

— Робин, — снова прорвался в ее мысли голос Дженкса, — ты уверен, что я не могу пойти внутрь с тобой и Недом?

Елизавета обрадовалась, что тьма скрывает ее покрасневшее лицо.

— Да, Дженкс. Нам нужно, чтобы ты охранял наших лошадей, ведь если мы их потеряем, когда поднимется шум, то окажемся в ловушке. Мы с Недом понесемся легко и быстро, как ветер, стоит нам только попасть внутрь. Ага, вот и отвлекающий маневр, который заставит их открыть ворота и высыпать наружу.

Принцесса указала на амбар, затесавшийся среди хозяйственных построек по эту сторону рва.

Пока Дженкс выбирался из укрытия, чтобы поджечь единственный стог сена, который стоял у амбара, мысли Елизаветы вновь потекли своим чередом. Она пребывала в каком-то странном, отчужденном настроении, хотя прекрасно понимала, что должна сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Но это место так манило ее…

— Сидите тихо, — пробормотал Нед. — Огонь разгорелся. Если его и впрямь кто-то заметит, я закричу. Я прекрасно изучил кентский выговор.

— Ты не произнесешь ни звука, пока Дженкс не вернется сюда и не возьмет лошадей. И пока мы с тобой не спрячемся в тени того сарая, подальше от огня, вокруг которого соберутся люди.

Дженкс прибежал обратно; Елизавета и Нед бросились к сараю.

— Давай, — тяжело дыша, скомандовала принцесса. Ей казалось, что сердце стучит у нее в ушах. — Нам нужно как можно больше времени, чтобы попасть внутрь и осмотреться. Вопи, как будто наступил конец света.

— Пожар! Пожар! — заревел Нед, сложив ладони рупором. Елизавета видела, как его дыхание превращается в ночном воздухе в белые облака. — Амбар горит! Эй, там, в замке! Помогите, пока не разгорелось!

— Довольно, — приказала Елизавета, схватив Неда за рукав. — Я не просила декламировать целый пролог.

Послышались голоса, шум. Люди стали выскакивать из видневшихся вдалеке зданий. Некоторые пробегали совсем близко от того места, где Елизавета и Нед вжимались в каменный угол сарая. Всего один фонарь горел в сводчатом окне замка. Из другого окна кто-то выкрикивал приказы. Казалось, прошла вечность, за время которой языки пламени успели увеличиться. И вот наконец затарахтели старые цепи и подъемный мост со скрипом опустился. Челядь из особняка высыпала наружу, присоединившись к остальным слугам, а за ними вышел высокий плечистый мужчина, укутанный в огромный халат, и принялся повелительным тоном раздавать указания. Еще один мужчина, а потом и женщина, оба в плащах, выскочили из дома и стали наблюдать за тем, как слуги черпают ведрами воду изо рва и по цепочке, из рук в руки, передают ее к амбару.

Елизавета заметила, что из окна верхней угловой комнаты наконец исчез фонарь. Это слуга, который замешкался в доме, или пожилой член семьи? Принцесса почувствовала себя лучше, когда еще несколько человек в халатах и ночных колпаках заковыляли к воротам.

— Теперь или никогда, — сказала она Неду.

Они непринужденно прошлись за спинами зевак — неподалеку заплакал ребенок — и бросились через мост в замок. Леди Корниш говорила им, что Хивер и Айтем Моут строились на один манер: четырехугольный двор со всех сторон окружали здания. Елизавета жалела, что не попросила тетю подробнее описать расположение комнат на первом этаже, но, разумеется, у умирающей женщины не было на это времени. У Елизаветы свело живот от недоброго предчувствия.

— Сюда, Нед, — бросила она через плечо. — И молись, чтобы все люди Уолдгрейва и слуги ушли тушить пожар или глазеть на него.

В обшитом деревом холле было тихо и темно, но шесть рыцарских доспехов, вытянувшихся по стойке смирно, привели Елизавету и Неда в замешательство. Скрещенные мечи и пики украшали выбеленные стены. Под ногой принцессы скрипнула половица.

Здесь, подумала Елизавета, ее дедушка и бабушка встречали гостей; здесь ее мать и отец… Но на это сейчас не было времени!

Предположив, что важную информацию о заговоре отравители прячут в каких-нибудь личных покоях или спальне наверху, они стали на ощупь взбираться по лестнице. Когда домочадцы и слуги вернутся в постели, Елизавета и Нед смогут обыскать первый этаж — если останется время.

Тетя Мария объясняла Елизавете, как изначально располагались комнаты на верхнем этаже. Интересно, кто теперь занимает эти комнаты? Увидев несколько толстых сальных свечей, горевших на высоком сундуке наверху лестницы, Елизавета одновременно почувствовала облегчение и замешательство. Каждому из них нужно было нести по одной свече, но они отбрасывали такие причудливые тени на стены и дверные проемы, что Елизавете стали мерещиться привидения.

«По крайней мере, это не призрак матери», — попыталась подбодрить себя принцесса. Если ее дух и появлялся где-нибудь на земле, то только в лондонском Тауэре, где ее предали и обезглавили… а еще — в сердце ее дочери.

— Какую сторону выбираете? — спросил Нед.

Елизавета вздрогнула от звука его голоса.

— Внутренний двор, — шепнула она. — Это значит, что ты должен время от времени выглядывать наружу и проверять, не идут ли они назад. Предупредишь меня, если нам нужно будет спрятаться, пока они не вернутся в кровати. Ступай.

Елизавета остановила выбор на внутренних покоях, потому что, по словам тети, во времена ее матери их занимали члены семьи. Первая комната, в которую вошла принцесса, принадлежала ее дяде Джорджу, когда тот был ребенком, а теперь, судя по всему, стала обычной гостевой и пустовала. Постель была идеально заправлена, и нигде не было видно предметов одежды. Елизавета открыла тяжелую крышку большого резного сундука, стоявшего в изножье кровати. Сундук пах полынью и болотной мятой — с помощью этих растений отпугивали блох и моль. Елизавета просунула руку в старые меха и бархат, чтобы удостовериться, что под ними не спрятаны письма.

Следующая комната раньше принадлежала тете Марии. Она была меньше, чем у Джорджа, но в конце концов, тот был мужчиной и наследником. Откуда было дедушке с бабушкой знать, что гибель их третьего и самого младшего ребенка, Анны, потянет на дно Джорджа и всю семью?

Здесь Елизавете впервые стало стыдно за то, что они с Недом делали этой ночью: врывались в чьи-то покои, в чью-то жизнь. Но ведь Она и тот, кто обеспечивал ей приют и поддержку, осмелились поступить точно так же по отношению к принцессе, наследнице престола, а королева Мария не имела права отдавать это фамильное гнездо своим лизоблюдам, преданным Испании. С вновь обретенной решимостью Елизавета прошла дальше в глубь комнаты и высоко подняла свечу.

Простыни были смяты; очевидно, кто-то быстро соскользнул с высокого матраца. Недопитый кубок вина поблескивал темно-красным в зареве свечи. Короткие штаны и рубашка на стуле, а также камзолы и мантии в сундуках указывали на то, что эта комната принадлежит мужчине. Но если бы здесь обитал сам Уолдгрейв, он явно не спал бы один. Во втором письме Сесила говорилось, что Уолдгрейв обвенчался с Фрэнсис, дочерью сэра Эдварда Невиля, в прошлом году. Возможно, этот дом был свадебным подарком супружеской чете и одновременно взяткой, чтобы Уолдгрейв помог Ей избавить королевство от ненавистной сестры-протестантки ее величества. И все-таки иногда Елизавете не верилось, что Мария могла опуститься до такого вероломства.