Особенно любопытно здесь упоминание об отраслевом кодексе. Не тогда ли у Рузвельта стали формироваться идеи государственного регулирования промышленности по отраслям с целью избежать «бесчестной конкуренции», которые он будет проводить, став президентом страны? Пока, правда, он всячески открещивался от мысли о сотрудничестве бизнеса и государственной администрации. «Промышленные комбинации не вредны сами по себе», — говорил он, подчеркивая в то же время свою приверженность полнейшему отделению частной экономической жизни от государства{177}. В этом отношении его взгляды пока еще мало отличались от позиций республиканской администрации, в частности установок того же Гувера.
Корреспонденту газеты, которого Рузвельт принял у себя дома на 65-й Восточной улице Манхэттена, он заявил, что вступит в должность осенью, когда полностью преодолеет болезнь, и отметил: «Строительство — это вторая крупнейшая отрасль в США. Она дает возможность служить всей стране»{178}. Какую отрасль Франклин считал первой, неведомо. Скорее всего он имел в виду железнодорожный транспорт. Но из этого заявления видно, что он был явно польщен и заботой известного министра, и единодушным одобрением его кандидатуры многочисленными участниками собрания, и вниманием прессы.
Франклин по-деловому включился в работу новорожденного совета. Он общался по делам этой организации с крупнейшими представителями большого бизнеса, в частности, при формировании наблюдательного совета АСС. Сохранилось его письмо, адресованное ряду крупнейших финансистов, включая Джона Рокфеллера, от 10 апреля 1926 года, в котором говорилось: «Вы несомненно знаете об Американском строительном совете, который министр Гувер и я организовали в 1922 году и президентом которого я являюсь с того времени. В пределах своих возможностей Совет провел великолепную работу по экономическим проблемам строительной промышленности и ее взаимоотношениям с публикой. Но для того чтобы обеспечить постоянство и повысить ее эффективность, мы сейчас организуем новую структуру, которая будет называться Американским строительным фондом — для контроля над [расходованием] средств Совета и уточнения его задач. Фонд намечается размером в один миллион долларов». Рокфеллера и других бизнес-воротил Рузвельт просил войти в число управляющих фондом, добавив для убедительности, что он не берет на себя смелость слишком решительно настаивать на «этой возможности подлинной и продолжительной службы народу и постоянному процветанию страны»{179}.
В таком обращении к крупнейшим представителям делового мира проявилась не только обычная куртуазность по отношению к нужному человеку. Рузвельт всё более глубоко понимал неразрывную связь интересов широких слоев населения, деловых кругов, государства, их переплетение в плотный клубок, из которого невозможно вырвать ни одну составляющую его нить без угрозы спутать всё. Все составные части этого комплекса зависят друг от друга, все они находятся в состоянии сотрудничества и противостояния, подвижного равновесия и должны понимать, что не могут существовать друг без друга, а потому им следует идти на взаимные уступки, и регулятором должно выступать, хотя и очень осторожно, государство.
Эта в общем-то не столь уж оригинальная идея, которую обычно признавали на словах, но о которой немедленно забывали, когда вставали вопросы практической социальной и политической борьбы, для Рузвельта выходила на первый план в качестве основы его мировоззрения и позиции по основным жизненным вопросам. Социальное сотрудничество во имя повышения благосостояния, недопущение без крайней необходимости хирургических мер в общественной жизни, учет в государственной политике взаимных как совпадающих, так и расходящихся, а во многих случаях и конфликтных интересов различных социальных слоев — эти отправные идеи становились стропилами, на которых должно было держаться здание, проект которого формировался в мозгу Рузвельта.
Опыт работы в бизнесе в двадцатых годах и особенно руководство координационно-наблюдательной общественной организацией в строительной отрасли были значительными шагами на пути формирования Рузвельта как зрелого политика.
* * *
Но Рузвельт-политик был неотделим от Рузвельта-человека с его индивидуальными чертами, свойствами характера и всевозможными другими особенностями, которые в основном сформировались в молодом возрасте, но существенно изменились во время болезни.
Френсис Перкинс, с 1923 года являвшаяся членом, а с 1926-го — председателем Государственного индустриального совета, имевшего совещательные функции, главным образом занимавшегося вопросами охраны условий труда, продолжала в эти годы деловые встречи с Рузвельтом. На нее произвели благоприятное впечатление произошедшие с ним трансформации, которые бросались в глаза, по крайней мере ей самой. Френсис вспоминала того приятного, делового, но в то же время несколько поверхностного молодого человека, вместе с которым ей приходилось заниматься расследованием пожара на швейной фабрике в 1911 году. Болезнь привела его к духовному совершенствованию, полагала Перкинс. Он стал искренне добросердечным не только к близким и родным, но и к посторонним людям. Но главное, «он стал понимать проблемы людей, находившихся в нужде»{180}. С этим мнением солидаризовалась Элеонора — ее супруг после заболевания полиомиелитом стал в каком-то смысле идентифицировать себя с людьми, не обладавшими властью или силой{181}.
Эти искренние симпатии явились не просто важным дополнением, но и существенным коррективом черт характера Рузвельта. Правда, они не избавили его от глубоко скрываемой недоброжелательности по отношению к некоторым типичным фигурам, в частности к чиновникам и боссам профсоюзных объединений. Во всяком случае, никак нельзя согласиться с Патриком Реншоу, утверждающим, что Ф. Перкинс, Э. Рузвельт и другие мемуаристы сфабриковали «мощный политический миф»{182}. На самом деле глубокие симпатии к Франклину, которых не скрывали авторы, давали хотя и несколько идеализированное, но в целом адекватное представление об изменениях в его характере и взглядах.
Чрезвычайно важными продолжали оставаться проблемы если не улучшения физического состояния, то, по крайней мере, сохранения его в той степени, чтобы можно было активно участвовать в бизнесе и политике. Фирма «Фиделити энд Депозит» в дополнение к заработной плате предоставляла Рузвельту суммы на проведение длительных отпусков, фактически же на лечение. После заболевания Франклин перестал посещать Кампобелло. Именно с этим местом в его подсознании, наверное, связывались теперь все те муки, которые ему приходилось претерпевать. Взамен он стал отправляться в длительные зимние круизы по прибрежным водам Флориды. Именно в связи с этим установилось тесное партнерство с Джоном Лоуренсом.
Джон Силсби Лоуренс был товарищем Франклина с детства, еще с Гротонской школы. Они встречались, переписывались, правда не часто (переписка сохранилась в Библиотеке Рузвельта и была издана в специальном сборнике{183}). Письма, в основном посвященные бытовым текущим делам, иногда затрагивали некоторые вопросы, важные для понимания взаимоотношений Рузвельта с другими видными личностями. Так, 1 мая 1923 года Лоуренс, служивший помощником министра торговли Гувера, писал: «Я слышал о тебе в Вашингтоне. Гувер сказал, что у него был хороший разговор с тобой. [Он] восхищается твоей смелостью и образом мышления, хотя сказал, что не всегда с тобой полностью согласен»{184}.
