Когда поцелуй прошёл стадию исследования моего рта и губ, он властно, будто собираясь подмять меня даже этим движением, губами и языком полностью раскрыл мне рот и сначала предупреждающе мягко попробовал мой язык, а потом его язык вошёл в мой рот - и я будто влилась в мужчину, не ведающего отказа, стала частью его собственного тела... До сих пор я не знала, что можно целоваться - так. Что поцелуем можно превратить человеческое тело в безумно сжатую пружину, к которой прикасаться-то нельзя, а он, властный, будто спеленал меня собой... Исчезло всё. Осталось только одно чувственное движение. Он искал и уверенно находил во мне неслыханные ключи, открывая меня, вызывая ту, что таилась во мне до сих пор.

   Трудно было что-то осознавать в том шквале нежности и силы, которым он накрыл меня. Помню, что подламывались ноги... И вдруг поняла, что он сидит на коленях. Я тоже, но мои колени не касаются земли - сижу на нём, лицом к лицу. Одной рукой он держит меня за задницу, чтобы не съехала - слишком не контролировала себя, еле цепляясь за его плечи, чтобы не упасть, другой - продолжает уверенно и сильно открывать мои личные замки... Помню, он уложил меня на медвежьей шкуре - меня, содрогающуюся и плачущую от восторга... Помню первое прикосновение его губ к моей груди, трепетную дорожку его влажного языка по коже вниз - прикосновение, взорвавшее меня до полуобморочного состояния... Помню, как пропадало звёздное небо, когда он взлетал надо мной, а я чувственно взлетала вслед за ним... Вздрогнула лишь раз, всхлипнув от короткой боли, мгновенно утонувшей в том же шквале наполняющей, вздымающей, захлестнувшей меня силы... И - то ли стонущий крик, то ли долгий вздох на самом взлёте вдвоём...

   ... Костёр справа потух...

   Странно. Глаз я не открывала. Откуда я знаю, что он погас? И ещё. Меня что-то окутывает. Как будто туман, но это не туман. Я прислушалась. Лёжа на руке лежащего же Андрея, придерживаемая его рукой, бесстыдно открытая, но счастливая, вместо прохлады странной ночи я чувствовала плотный воздух вокруг себя. И этот воздух даёт мне возможность узнавать многое. Например, небо, которое из колодца оврага видится ночным, начинает предрассветно светлеть... Как я узнала об этом с закрытыми глазами? Но самое-самое, чего определить никак не могу... Овраг густо пронизан свистом и пением птиц - и эта пронизанность отражается на мне: я чувствую, как сквозь тело проникают звуки, я чувствую каждую птицу и знаю, где каждая находится. Поднапрягшись, я поняла, что знаю даже, где сейчас Барон. Он ненадолго уходил и теперь, вернувшись, ждёт нас на "том" берегу от валуна.

   - Не надо, - внезапно сказал Андрей и приподнялся на локте, заглядывая мне в глаза, а я невольно съехала на сгиб его руки.

   - Чего?.. - с хрипотцой начала я, с трудом различая в темноте, при угасающем огне, его глаза, и откашлялась: - Чего не надо?

   - Урок первый. Как только сила начинает подчинять тебя себе, думай о чём-то конкретном. Например, о том, как ты проведёшь сегодняшний день.

   - Насчёт урока... - начала я и осеклась. Хотела сказать, что не поняла, о каком уроке он говорит, - и поняла. Сердце чуть не остановилось, когда я поняла полностью, что именно сделал со мной Андрей ночью. Он не взял мой дар! Он мне его... открыл?

   Я тоже приподнялась и изловчилась поцеловать его. Он еле заметно, в овражной тьме, усмехнулся. Ответил.

   - Пошли в дом. Успеем выспаться.

   Ничего себе... Он говорит не про лачугу. В своём нынешнем состоянии всевидения я сразу сообразила это.

   - Но там...

   - В доме никого. - Он встал, одновременно поставив на ноги меня, - я, раскрыв рот, смотрела на него: такой большой и такой нежный. Снова усмехнулся. Легонько поцеловал меня и подал платье, затем пожал плечами и помог мне одеться: слишком расслабленной была, всё не туда всовывала руки. - Вчера Женя предупредила гостей, чтобы собрали вещи, которые потом перевезли в клуб. Утром будут машины, которые их развезут по домам. Сейчас те, кому это нужно, спят в клубе. Там для них все условия.

   - Но почему они не могли переночевать в доме?

   - Опасно находиться поблизости от места, где рождается колдунья, - усмехнулся он. Он одеваться полностью не стал - натянул штаны и проворчал, что и так слишком много чести. Рубашку так вообще просто накинул, не застёгивая.

   Оглянувшись на шкуру, я присела погладить её.

   - Зоя, - предупреждающе сказал он. - Не провоцируй. Тебе больше нельзя в эту ночь. А я могу не выдержать. - И, видимо, чтобы не соблазняться, он подхватил меня, поднявшуюся, на руки и поспешил от этого места.

   В его тёплых надёжных руках я начала задрёмывать, хотя были обрывочные мысли, которые тревожили меня. Поэтому, собравшись с силами, попыталась чуть не отодрать отяжелевшую от надвигающихся снов голову от его груди, чтобы посмотреть ему в глаза. Ночь всё ещё нависала над нами чёрными ветвями деревьев, но даже с закрывающимися глазами я знала, что Андрей часто взглядывает на меня. Но теперь мне хотелось увидеть его глаза.

   - Мы оставили шкуру, - сонно сказала я, и мои глаза снова слиплись под напором недавнего утомления.

   Но Андрей меня понял.

   - Ничего страшного, - мягко сказал он. - Дождя не будет ещё дня два. Потом заберём. - И через секунду добавил, улыбнувшись моей мгновенной тревоге, заставившей полностью проснуться: - Барон идёт за нами. За него тоже не беспокойся.

   Он так легко нёс меня, поднимаясь по тропинке, змеящейся наверх, что мне только раз подумалось, что ему, возможно, тяжело. Но, вспомнив, какой он большой (мне почему-то всегда приходит на ум именно это слово, когда я думаю об Андрее), я улыбнулась и успокоилась.

   - Андрей, а почему ты ездил к Араму?

   Ничуть не дрогнул от неожиданного вопроса.

   - Если ты спрашиваешь, значит, слышала ответ.

   - Нет, я о другом. Ты не поверил, что меня просто выгнали?

   - Мне было всё равно, что с тобой произошло у Арама. - Он чуть приподнял меня, чтобы дотронуться губами до моего носа и улыбнуться. - Мне просто надо было услышать, что говорят о тебе другие.

   Озадаченная, я хотела переспросить, как понимать его ответ, но, кажется, начала соображать. Когда начинаешь влюбляться, хочется говорить о своём возлюбленном с другими и слышать, что другие говорят о нём. Арам немного узнал меня за неделю работы со мной. С какой-то стороной моей жизни и моего характера Андрей познакомился, именно благодаря ему. И после этого начал воспринимать меня не слишком однобоко. Как раньше - абсолютно неизвестную величину.

   А меня между тем начинали мучить очень интересные вопросы, уже косвенно связанные с Андреем. Впрочем - какое косвенно! Напрямую. Бабушка моя... Знала ли она, что должно было произойти, когда уговаривала меня остаться в поместье Андрея до воскресенья? Знала ли она про ночь на Ивана Купала? Наверное, знала... Ведь её дар предвидения - пусть небольшой, но оставался. Хочется знать об этом точно...

   Но не сейчас... Можно ли думать о чём-то другом? Или все темы, связанные с тем, что произошло на медвежьей шкуре, - под запретом? Я поглядела на подбородок Андрея и втихомолку вздохнула. Спросить бы... Потрогать бы его, пальцами провести по скуле, коснуться упрямого рта. А ещё лучше - поцеловать бы. И тут же захотелось потрогать свои вспухшие губы, правда ли они такие толстые, как кажется.

   Мне повезло. Андрей выбрался из оврага и, едва слышно шелестя травами, тяжёлыми от росы, шёл по тропинке. Так что мысли переключились мгновенно.

   А вдруг в доме кто-то всё-таки остался? И что значит "опасно находиться рядом с тем местом, где рождается колдунья"? А вдруг!.. Как зайдём сейчас в дом, а там, прямо в холле, труп какого-нибудь любопытного, специально оставшегося, чтобы посмотреть, а что здесь происходит в отсутствие недавних жильцов! Я вздохнула и ткнулась носом в горячую, влажную кожу Андреева живота. Вспомнилось почему-то, как мы стояли в ванной комнате и он стягивал с меня мокрую одежду. Улыбнулась тайком.