На улице огромными хлопьями тихо падал снег, делая более пышным белое покрывало на тротуаре. Пока я ловила такси, невольно стала свидетелем игры в снежки, затеянной двумя молодыми парнями, одетыми как бизнесмены, в костюмах и пальто: они зачерпывали снег руками, лепили снаряды и швыряли, как в старые добрые времена. Они заметили, что я за ними наблюдаю, перестали на секунду кидаться снежками и помахали мне. Я улыбнулась и тоже им помахала. После этого они снова вернулись к снежному бою.

В этот вечер Робер был, как всегда, обаятелен и учтив. Официанты «Нобу»,[34] как обычно, уделяли нашему столику особое внимание. Но в Робере чувствовалась какая-то сдержанность, словно он был чем-то расстроен. А меня просто распирало изнутри от предвкушения того, чем мы займемся после ужина: мне немного надоело, что из нас двоих развлекается только одна Светлана, и мои гормоны уже давно напоминали мне, что, возможно, пришла пора оставить монашество. Накануне свидания я даже совершила болезненный, но продуктивный визит к эпиляторше по рекомендации Светланы.

В перерыве между закусками и главным блюдом беседа текла как-то вяло. Подчиняясь внезапному порыву, я решила заговорить о Виллеме Клюстере. Мне было любопытно, почему Робер так отреагировал на него, когда мы были в «Бунгало». Второй вопрос, не дававший мне покоя: чем Робер занимался в Париже столько времени и не связано ли это с другими женщинами? Итак, я спросила о Виллеме. Ни в нашей электронной переписке, ни в телефонных разговорах я ни разу не упомянула, что работаю в галерее, точно так же я не рассказывала Виллему, что собираюсь на свидание к Роберу. Как-то в самом начале я спросила у бельгийца о его знакомстве с дю Круа, и он тогда очень серьезно ответил, глядя мне в глаза: «Ты ведь с ним встречаешься?» Я кивнула. «Я бы предпочел о нем не говорить», — сказал Биллем, только еще больше раззадорив мое любопытство. Интересно, что все-таки произошло между ними?

— Робер, помнишь, как мы ходили в «Бунгало»? — поинтересовалась я.

— Одну секунду, — сказал Робер, вынимая свой сотовый. — Я должен ответить. Это быстро. — Он начал разговаривать по телефону, торопливо решая какой-то деловой вопрос. — Послушайте, нам придется вернуться к этому позже, а сейчас вы прервали мой ужин с красивой молодой дамой, — сказал он в трубку, улыбаясь мне. — Прости, что ты говорила?

— Я просто хотела узнать, помнишь ли ты, как мы ходили в октябре в «Бунгало»?

— Конечно.

— Ну так вот, я тогда познакомилась с одним человеком, другом Трины, Виллемом Клюстером, — сказала я, стараясь держаться как можно небрежнее. — Ты ведь его знаешь?

Робер как-то сразу помрачнел, уставился в тарелку и принялся ковырять остатки томата с моццареллой.

— Да, я, к сожалению… знаю мистера Клюстера, — с серьезным видом ответил он.

Такого Робера я прежде не видела — он всегда был так весел и общителен.

— К сожалению? — тихо переспросила я, гадая, что мог натворить владелец галереи, с виду такой безобидный, порядочный — истинный джентльмен. — Что случилось? То есть я не хочу вторгаться, но…

— Скажем так, я бы не доверял ему ни на квоту, — ответил Робер, слегка перепутав английские слова. — Особенно если бы был женщиной. Он известный волокита.

— Вот как? Я не… то есть я не так долго с ним беседовала, — сказала я, старательно делая вид, будто не беседую с Виллемом пару раз в неделю у него в галерее.

Биллем — и вдруг волокита? Неужели он так ловко все время притворялся?

— Поверь мне, Хизер, он змея.

То, как это сказал Робер, заставило меня промолчать. Мне не хотелось его расстраивать. Но, видимо, было поздно: до конца ужина Робер машинально расправлялся с едой и вел себя так, словно внутри у него все кипело.

В какой-то момент я решила, что будет лучше извиниться за то, что вообще подняла эту тему.

— Послушай, Робер, прости, что напомнила тебе о нем, я не думала, что для тебя это будет так… болезненно, — пробормотала я, чтобы хоть как-то исправить положение.

— Не извиняйся, все нормально, ты ведь не знала, — ответил он искренне. — Просто мне давно не приходилось вспоминать об этом человеке и его… делишках.

Делишках? Биллем вел дела чрезвычайно скрупулезно — так неужели я была для него еще одной потенциальной победой, которую он приберег на потом? Маловероятно, но Робер был так серьезен, что заронил в мою душу зерно сомнения.

Я просто места себе не находила от любопытства, что же все-таки произошло между этими двумя мужчинами, но не свойственная Роберу серьезность не позволила мне продолжать расспросы.

Мы закончили ужин, и к нам подошел официант, принес меню десертов и ликеров.

— Думаю, будет лучше отказаться от десерта. Я сильно устал. В последнее время слишком много работал — наверное, потихоньку превращаюсь в американца, — сказал Робер, и я послушно закивала.

Дура, какая дура! И зачем только я заговорила о Виллеме, ведь я же догадывалась, что Роберу эта тема будет неприятна! Я чувствовала себя ужасно. Кто знает, какое тяжелое воспоминание я пробудила в Робере, испортив идеальный вечер?

На улице меня все еще не покидала слабая надежда завершить монашеский период моей жизни. Я ждала, что Робер пригласит меня к себе, но это было глупо.

— Поедешь домой на такси. Я сейчас поймаю машину, — сказал он, и в ту же секунду к обочине подкатил черный седан.

Небо прояснилось, стало гораздо холоднее. Мои щеки горели от обжигающего ветра, под ногами хрустел снег.

— Хизер, прости, я не хочу, чтобы ты все превратно поняла, — хмуро произнес Робер.

Сердце куда-то упало, внутри все сжалось. «Превратно поняла?» Ой-ой-ой…

— Я имею в виду сегодняшний вечер. Все было великолепно, не думай, будто я был не рад провести с тобой время.

Ладно…

— Но когда мы заговорили о месье Клюстере, на меня накатили дурные воспоминания, — сказал он. — И я не смог стряхнуть тот мрак, что пришел вместе с этим именем.

— Прости, Робер, я не хотела…

— Шшш, — нежно успокоил он. — Ты ни в чем не виновата. Видишь ли, была одна женщина…

Ему не пришлось больше ничего говорить. Я поняла.

— Прости, — сказала я, рисуя в своем воображении, чем Биллем мог насолить Роберу, который, хоть и был воплощением уверенности, теперь демонстрировал мне уязвимую сторону.

— Тебе пора домой. Сегодня, как, впрочем, и всегда, ты была прелестна, — сказал он и легонько поцеловал меня в щеку.

Пожалуй, это все-таки лучше, чем в лоб, но не намного.

Он усадил меня в машину и захлопнул дверцу. Как только я оказалась одна, мой мозг лихорадочно заработал — кому верить? На меня произвела впечатление боль Робера. И в отличие от Виллема он хоть как-то разъяснил ситуацию. Биллем же вообще отказался об этом говорить. Я дала себе слово повнимательнее приглядеться к бельгийцу и не дать себя провести. Но до тех пор, пока его чеки оставались платежеспособными, я не могла себе позволить бросить работу только потому, что, возможно, он дурно обращается с женщинами.

Я раздумывала над этим, пока такси увозило меня, оставляя позади высокого француза, чей темный силуэт, освещенный одиноким уличным фонарем, уменьшался с каждой секундой.

Следующий день принес две неожиданные доставки: одну в виде огромного букета цветов и вторую в виде новой соседки по комнате — хотя, строго говоря, она не была «доставлена», бедняжку грубо вышвырнули на обочину, словно пачку газет из почтового грузовика.

Утром снова повалил снег, а так как в тот день у меня не было кастингов, ничего не оставалось, как остаться в общаге и переждать метель. К счастью, и в галерее у меня был выходной, так что появилось время переварить услышанное от Робера. Я тогда здорово расстроилась. Неужели Биллем и в самом деле обманщик? Мне хотелось обдумать все это наедине, но, как назло, у Светланы тоже не было кастингов, или она просто решила пропустить их из-за чересчур сильного похмелья. Я была уверена, что она обрушит на меня миллион вопросов о вчерашнем вечере. С кем я виделась? Куда ходила? Было ли весело? А потом, скуля, как брошенный щенок, примется сетовать, что не нашла Робера, в то время как я весь вечер провела с ним.