Водитель, увидев мое замешательство, улыбнулся.
— Не беспокойтесь. В другой раз, хорошо?
Машина умчалась по следующему адресу, и, когда ее огни исчезли вдали, я повернулась к зданию, где мне предстояло жить. Из-за стеклянных дверей на меня поглядывал швейцар, и я решила не заставлять свой новый дом ждать.
Толкнув высокую дверь, я вошла в вестибюль, тускло сияющий начищенной сталью. За блестящим столом возвышался швейцар в безукоризненной красно-коричневой форме и фуражке того же цвета. Он оглядел меня с ног до головы, не скрывая усмешки.
— Квартира четырнадцать восемьдесят? — деловито спросил он.
— Да, но откуда вы… — удивленно произнесла я.
Неужели агентство оставило ему мою фотографию?
— Мисс Джонстон, верно? — перебил он меня. — Лифты на четырнадцатый этаж расположены слева.
— А разве ключ мне не нужен?
Вопрос прозвучал довольно наивно.
Он хмыкнул.
— Не волнуйтесь. Уверен, дверь не будет заперта. Попытайтесь заставить одну из девочек сделать для вас копию ключа. Удачи.
Я стояла и разглядывала номер на двери: 1480. Сделала глубокий вдох и повернула ручку — дверь действительно оказалась незапертой. Она медленно открылась, и я впервые взглянула на жилище, которое должно было теперь стать моим новым домом. Гостиная выглядела так, словно ее полностью перенесли с выставочного постамента IKEA восьмилетней давности: модные некогда приставные столики с облупившейся краской, потертый красный диван-кровать и несколько шатких деревянных табуреток указывали на приверженность агентства современному стилю. (А заодно и на его экономность.) На паласе виднелись большие пятна подозрительного вида.
Первое, на что я обратила внимание помимо мебели и испорченного ковра, была Кайли — точно такая, какой вы ее видели в самом начале. Она лениво развалилась в выцветшем мягком кресле, скрестив длинные ноги. На вид ей было столько же лет, сколько и мне, — около восемнадцати (впрочем, если ты в модельном бизнесе, то тебе каждый год исполняется восемнадцать). В руке у нее подрагивал стакан с каким-то коктейлем, грозившим в любую секунду пролиться на пол, а сама она похрапывала, отключившись перед телевизором, где показывали, как ее идол Хайди Клум демонстрирует коллекцию очередного жаждущего славы дизайнера. Мать Кайли, которая так же не могла оторваться от телевизора и стакана с мартини, назвала свою дочь в честь актрисы из «Соседей», своего любимого австралийского сериала. Рыжие волосы Кайли были тщательно уложены, а макияж на почти идеально симметричном лице с ярко очерченными скулами выглядел сногсшибательно. Позже я узнала, что в тот день она в который раз безуспешно прошла череду кастингов. После работы Кайли переоделась в тренировочные брюки, лишенные всякого гламура, и замызганную футболку, которые, как я позже узнала, были ее вечерней униформой — на такую одежку было не жалко пролить ее особый «регулирующий» коктейль.
В углу комнаты размещался неустойчивый компьютерный столик Перед ним верхом на стуле сидела другая девушка, щелкая клавишами. На ее хрупких плечах болтался незастегнутый розовый шелковый халат в цветочек. Конский хвостик на затылке подрагивал, пока она печатала и затягивалась сигаретой, без особого усердия стараясь выдуть дым в окно и стряхивая пепел в кофейную кружку. Она даже не обернулась, когда я вошла.
Дверь захлопнулась за моей спиной, и я скинула сумки на пол. Кайли, всхрапнув, проснулась, Она открыла остекленевшие глаза и уставилась на меня непонимающим взглядом.
— Привет, меня зовут Хизер, — произнесла я с улыбкой и шагнула вперед с протянутой рукой, когда увидела, что девушка прогнала сон.
Кайли поставила стакан и неуклюже поднялась, чтобы со мной поздороваться.
А, привет. Кажется, нас предупреждали насчет новенькой, — сказала она с мелодичным австралийским акцентом. — Я Кайли… Ты случайно не привезла бутылочку из дьюти-фри? По-моему, у нас ничего не осталось, кроме виски. Я не выношу бурбон. Полно сахара, знаешь ли, да и гонят его из зерна.
— Нет, не привезла… Я из Виргинии, поэтому летела внутренним рейсом.
— Ладно. Через пару минут сама схожу вниз и раздобуду что-нибудь. В любом случае добро пожаловать.
Теперь она полностью пришла в себя и с подозрением оглядела меня с ног до головы.
Закончив беглый осмотр, Кайли, видимо, успокоилась. Я прошла ее тест на соперничество, о чем узнала позже. Кайли была низкорослой моделью (всего пять футов десять дюймов), а потому больше подходила для фотосессий высокой моды, тогда как я, по мнению агентства, годилась для более коммерческой работы — различных каталогов и мужских журналов вроде «Maxim» или «FHM». Явно почувствовав облегчение, что я не очередная девушка, с которой придется выяснять, кто лучше, она в знак дружбы протянула мне своей тонкой нетвердой рукой стакан.
— Глоточек водки? — предложила она.
Не желая показаться грубой, я взяла стакан, пригубила и чуть не выплюнула обратно, а Кайли расхохоталась.
— В первый раз всегда так с метамуциловым коктейлем, особенно если его смешала я, — сказала она и, выхватив у меня стакан, сделала глоток. — Ничто так не раскрепощает, но при этом ты всегда в форме. Можешь мне поверить.
Из угла раздался озлобленный вопль, заставивший меня подпрыгнуть. Девушка за компьютером принялась колотить ладошкой по корпусу монитора, всячески его, обзывая на родном русском. Потом она повернулась к нам и, так и не представившись, обратилась ко мне на ломаном английском с ужасным русским акцентом:
— Ты знать компьютер?
Когда она обернулась, ее халат распахнулся, обнажив идеально округлую грудь — всего лишь часть того, что было, по моему мнению, идеальной фигурой модели, спрятанной под розовым шелком. Высокая девушка, по меньшей мере шести футов, с ногами, которым, казалось, нет конца. Запоздало спохватившись, но вовсе не из соображений приличия, она плотно запахнула полы халата, прижав руку к выступающим ключицам. Ее волосы, туго стянутые в хвост, давали ей полное право называться платиновой блондинкой. Что касается лица, то оно было словно вылеплено по классическим канонам, которые так высоко ценятся у европейцев, сведущих в моде, — не обязательно хорошенькое, но с четкими яркими чертами и высокими скулами, почти суровое, словно сошедшее с полотен экспрессионистской живописи.
— Компьютер? — переспросила я.
— Починить для Светлана? — спросила она, указывая на застывший монитор.
До меня не сразу дошло, что когда она говорит «Светлана», то имеет в виду себя — иначе представляться она не стала.
— Не знаю, можно попробовать…
— Да, попробовать, — сказала она, нетерпеливо подзывая меня к столу.
Сигарету она бросила в чашку.
На экране зависла страничка чата, как мне показалось, хотя я ничего не могла прочитать, так как все было набрано кириллицей. Вверху страницы красовалась фотография двух обнаженных женских фигур, покрытых блеском для тела.
— Друзья Светлана, — сказала девушка, показав на экран.
Я ткнула в несколько клавиш, но безрезультатно. Нажала пробел: ничего. На экране, словно угодив в ловушку, по-прежнему висели бог его знает какие слова, которые она печатала минуту назад. Я прибегла к последнему средству, нажав Ctrl- Alt-Delete, и экран тут же погас.
Я ойкнула, а Светлана, увидев черный экран, запаниковала, но через секунду успокоилась.
— Прости, так не должно было случиться. Сейчас он просто перезагружается. Подожди немножко, — сказала я.
Но Светлана с безразличным видом уже закуривала следующую сигарету и, глядя на свое отражение в окне, приглаживала блестящие светлые волосы.
— Светлана скучать, все равно, — сказала она. — И Светлана проголодаться. Ты? Как твое имя?
— Имя? Я Хизер. Приятно позна…
Она не дала мне договорить.
— Хизер, ты и Светлана, мы сегодня вечером делать «Две семерки».
— «Две семерки»?
— Да-да, «Две семерки»! Мы вместе здорово повеселиться! Очень хорошо! — провизжала она со своим русским акцентом, тряся мою руку.
