— Так я могу взглянуть? Пожалуйста!

С легкой улыбкой он подвел меня к холсту. Мне хватило короткого взгляда — и я в изумлении перевела его на учителя.

— Но ведь это же… это мой портрет… вернее, портрет Дельфины?!

Лицо, смотревшее на меня с незаконченного холста, без сомнения, было моим собственным. Впрочем, в каком-то смысле оно было почти неузнаваемым. Спокойный, уверенный и немного задумчивый взгляд — у меня такого никогда не было. Роскошное платье было смутно знакомо, алое… когда-то принадлежавшее Катерине — она настояла, чтобы я надела его, когда моя собственная одежда была испорчена…

Леонардо пожал плечами.

— В тот день, когда ты сидел возле графини, а я рисовал ее… Я не мог отвести глаз от твоего лица. Что-то привлекло меня в твоем взгляде и задело какую-то струну в моем сердце. Тогда я сделал несколько набросков и отложил их, а несколько дней назад вернулся к ним и решил, что из этого может получиться стоящая вещь.

— Но что, если кто-нибудь узнает меня в этой даме? — с тревогой спросила я.

— Не бойся, мой мальчик! — рассмеялся учитель. — Видишь — я изменил цвет глаз с зеленого на карий, волосы светлее твоих… Я назову картину «Портрет дамы» — и никто ни о чем и никогда не догадается.

Я кивнула и тихо вздохнула.

— Что ж, мне надо вернуться к синьору Луиджи и сообщить, что я ухожу от него, — я слегка улыбнулась. — Думаю, он будет рад моему уходу, поскольку все время твердит, что я не в состоянии сделать ни одного ровного стежка.

— Передай доброму синьору Луиджи мои извинения! — сказал Леонардо, улыбнувшись в ответ. — И поторопись с возвращением. Если я правильно помню — тебе предстоит еще недели три размешивать гипс, прежде чем я позволю тебе вновь взяться за кисти.

Луиджи расстроился куда меньше, чем я боялась… или надеялась.

— Ба! Теперь ты снова — проблема Леонардо! — буркнул он на прощание, но сердитых ноток я в его голосе не расслышала.

Не протестовал он, и когда я благодарно обняла его, отдавая назад голубую тунику подмастерья и забирая узелок со своим пожитками.

Когда я вернулась, большая мастерская была пуста, и у меня осталось немного времени, чтобы собраться с духом перед встречей с моими товарищами. Вскоре они должны были вернуться на трапезу. Пользуясь их отсутствием, я распаковала свои вещи, припрятав платья и некоторые мелочи в сундук, стоявший в ногах моей старой кровати.

Последнее, что я положила в сундук — мой дневник. Я уже и не помнила, когда писала в нем последний раз; не хотелось мне и перечитывать его — слишком свежи и болезненны были воспоминания о тех днях. Но когда я уже клала дневник в сундук, четыре большие игральные карты вылетели из него и упали лицом вверх.

Аккуратно закрыв сундук, я подобрала карты и отправилась в мастерскую. Опустилась на колени перед небольшим очагом.

Почти вся колода Катерины погибла в огне. Возможно, мне стоило бы попытаться восстановить оригиналы и собрать колоду заново?

Глядя на эти маленькие шедевры, я приняла решение. Эти четыре будут лишь напоминать мне о страшной трагедии, которую они же и напророчили. Так пусть колода воссоединится — но воссоединится в огне.

Одну за другой кидала я карты в очаг, и они вспыхивали ярким цветным пламенем, чернели и съеживались. На мгновение мой взгляд задержался на последней… разрушенная Башня и летящие с нее тела людей… Совпадение ли это было — или карты знали будущее и пытались предупредить нас?

Увы, у них все равно не получилось.

Я прикрыла на мгновение глаза, чтобы прогнать воспоминания, а затем медленно открыла их вновь. Последняя слеза — слеза по Катерине и Грегорио — скатилась по моей щеке… Последняя слеза по всему, что было и чему не суждено было сбыться никогда.

Затем я вздохнула — и бросила последнюю карту в огонь.

Одна из самых характерных черт человеческой натуры — желание узнать будущее. Мы не умеем смиряться и принимать вещи такими, какие они есть, мы жаждем заглянуть вперед, чтобы беды, опасности и болезни не застали нас врасплох. Однако прозревать будущее дано немногим, лишь некоторые из нас обладают знаменитым «шестым чувством» — и потому мы часто приписываем неодушевленным предметам способность заглянуть в будущее вместо нас. Мы бросаем кости или камешки — и делаем вид, будто они способны дать нам знание о том, что случится — раз уж мы сами им не обладаем.

Карты Таро — один из таких инструментов «предвидения», хотя сегодня большинство ученых, занимающихся историей тайных учений и мистерий, сходятся во мнении, что эти карты изначально не были предназначены для гадания и предсказания судьбы. Первые колоды Таро — а они появились, насколько нам известно, примерно в XIV веке — использовались для карточной игры, которую в Италии называли «триумфы», «трионфи» — или «тарокки». В этой игре, как и в сегодняшних карточных играх, использовалась колода карт, которые можно считать предками и прародителями нынешних тузов, дам и королей, хотя масти (арканы) назывались по-иному: мечи, жезлы, пентакли и кубки. Во времена Леонардо к общепринятой колоде добавилась пятая масть из 22 карт — старший аркан, или «козыри». Каждая карта — отдельное изображение, среди них — Маг, Колесница, Умеренность. Все эти изображения были глубоко символичны и связаны с религией; они представляли собой своего рода путешествие героя по разным мирам и ситуациям — мотив, очень близкий мироощущению людей того времени. К середине XVI века «триумфы» перестали быть карточной игрой, все больше соотносясь с эзотерическими учениями. Они больше не изображали священные символы Церкви древности — они символизировали новые и куда менее благочестивые образы. К восемнадцатому же столетию карты Таро полностью превратились в непременный атрибут и инструмент того, кто гадает и пытается при помощи символизма карт заглянуть в будущее — или силой собственной воли это будущее изменить.

Когда я работала над «Королевским гамбитом», я впервые наткнулась на упоминание о колоде Таро середины XV века. Ее нарисовал придворный живописец Бонифацио Бембо — для миланских герцогов Сфорца и Висконти. Колода сохранилась, хотя и в плохом состоянии, до наших дней. К сожалению, она неполная. В ней не хватает четырех карт: Тройки Мечей, Рыцаря Пентаклей, Дьявола и Башни.

Что случилось с этими четырьмя картами, никто не знает. Предполагают, что две из них — Дьявол и Башня, вообще принадлежали к другой колоде… И были добавлены в нее намного позднее. Однако эта маленькая загадка породила пространные спекуляции и домыслы — и стала импульсом для создания этой книги. И если кто и знал, что случилось с этими картами, — так только Леонардо и Дино, так мне кажется!

Еще несколько замечаний и опровержений. Хотя я и старалась изобразить эпоху Леонардо максимально достоверно, некоторые художественные допущения, вымысел, все же пришлось использовать. Поэтому если вы посетите роскошный дворец Лодовико, особенно его башни и крепостные стены — а также кафедральный собор Милана, Иль Дуомо, — не рассчитывайте найти там тайные ходы и таинственные покои, в которых побывал Дино. Как и многие великие изобретения Леонардо, они существуют только на бумаге…