Пришлось, однако, умолчать о намерении Моро устроить брак своей воспитанницы с герцогом одной из провинций. Это было, как выразился учитель, политическим делом. Если портной случайно предаст мое доверие, то расплачиваться за это придется Леонардо.

Луиджи слушал меня с живым интересом. Время от времени он кивал, вероятно, когда мои выводы совпадали с его собственными. Только после того как я закончила, он озвучил свои мысли. К моему стыду, однако, его слова касались лично меня:

— Так, сдается мне, бравый капитан стражи вытеснил великого Леонардо из твоего сердца, — подняв бровь, произнес он с хитрой улыбкой.

— Нет, даже не возражай, — перебил он меня, когда я, краснея, попыталась опровергнуть это утверждение. — Являясь знатоком этих дел, я способен услышать твои чувства в твоем голосе. Возможно, именно поэтому ты так охотно согласилась на дикий план твоего учителя. Осмелюсь предположить, что как только ты снова наденешь длинное платье, ты исхитришься повстречаться раз или два с прекрасным Грегорио.

Конечно же, мои невнятные возражения на это еще более абсурдное заявление нисколько не поколебали его снисходительную уверенность. Луиджи заулыбался еще шире и принялся перебирать части одежды, разбросанные на столе. Когда я возобновила свои попытки оправдаться, он прекратил свое занятие и достал сверток белоснежного льна с одной из полок.

— Вот, иди за занавеску и надень это, — скомандовал он, бросая мне этот сверток, оказавшийся прекрасно пошитой белой рубашкой.

Бросив на него оскорбленный взгляд, я схватила рубашку и удалилась в указанный им альков. Однако когда я с облегчением расшнуровала корсет, который носила, чтобы скрыть женские формы, и проскользнула в рубашку обнаженным телом, то мгновенно позабыла свою размолвку с портным.

Это было самое прекрасное исподнее, которое мне когда-либо приходилось надевать, более достойное знатной дамы, чем молодой женщины моего сословия. Я счастливо вздохнула, подумав, что Луиджи понял наставления учителя чересчур буквально. Я спросила себя, во сколько обойдется Леонардо одна только эта рубашка… и, если так пойдет дальше, хватит ли мешочка с флоринами, чтобы оплатить мой новый гардероб?

Я выглянула из-за занавески и увидела, что Луиджи прикрепляет бледно-зеленые рукава к корсажу того же оттенка с помощью черной кружевной ленты.

— Умоляю, не забывайте, что я всего лишь горничная, — напомнила я ему. — Будет весьма странно, если я перещеголяю саму графиню.

— Ба, я знаю, что делаю, — пробурчал он, откладывая корсаж.

После недолгого размышления он вытащил из каких-то завалов нижнюю юбку темно-зеленого цвета и отложил ее в сторону. Затем настал черед черной верхней юбки, оживленной диагональными полосками того же бледно-зеленого оттенка, что и корсаж с рукавами. Наконец, из коробки на верхней полке он извлек пару красных чулок, жизнерадостно помахал ими передо мной и бросил в ту же кучу.

Затем он сгреб всю одежду и без особых церемоний бросил ее на скамейку возле алькова.

— Надень это, — приказал он, — если что-то не подойдет, я перешью. И поторопись. Нам предстоит большая работа, и мы должны успеть до прихода твоего учителя.

Я стала поспешно одеваться, путаясь в чулках и нижней юбке и сражаясь с тесным корсажем. Я так давно уже ношу мужскую одежду, что когда-то привычная тяжесть длинных юбок и плотный обхват рукавов и корсажа показались мне теперь неестественными. Возможно, преображение будет гораздо более трудным, чем мы предполагали.

— Давай выходи, мне нужно на тебя взглянуть, — позвал меня Луиджи как раз в тот момент, когда я пыталась завязать шнурки одного из рукавов. Раздувая щеки от злости, я быстро вышла из-за занавески.

— Ну, с графиней тебя никто не перепутает, — язвительно заметил Луиджи, прикрепляя рукав обратно, — но кое-какой прогресс мы сделали. Все, что нам нужно, это немного ушить вот тут… и тут…

Вытащив из-под стола маленькую деревянную коробку, он заставил меня встать на нее и принялся уверенными движениями мастера подгибать и закалывать материю. Будь на его месте другой мужчина, я бы чувствовала себя неловко от того, что меня трясут и трогают в столь интимной обстановке. С Луиджи я чувствовала себя комфортно, поскольку знала, что он воспринимает меня лишь как подходящую вешалку для своих творений.

— Вот так, теперь гораздо лучше, — провозгласил он несколькими минутами позже, помогая мне спуститься вниз. — Теперь быстро снимай одежду, чтобы я мог закончить.

Я вернулась в альков и снова разделась, протянув ему одежду. На мне осталась только рубашка. Я просунула голову между занавесками, закутавшись в них, чтобы сохранять приличия, и стала наблюдать за работой Луиджи.

С грацией, необычной для человека его комплекции, портной делал стежки; быстрая игла мелькала словно молния, змейкой ныряя в черную и зеленую ткань. Не отвлекаясь от своего занятия, он пересказывал мне последние сплетни.

Как всегда, я слушала его со смешанным чувством вины и удовольствия. Я давно убедилась, что Луиджи знает все и обо всех при дворе и без колебаний готов это рассказать. У него не было ни шпионов, заглядывающих в окна, ни подкупленных слуг, подслушивающих у дверей, чтобы снабжать его информацией. Единственным источником информации были клиенты.

Среди них были и хорошо одетые жены торговцев и скучающие знатные дамы, которые делились своими самыми сокровенными тайнами, пока он подгонял на них платье, чтобы услышать от него столь же захватывающие истории о своих товарках. И хотя портной часто не называл имена лиц, фигурирующих в слухах, его не слишком завуалированные описания давали возможность догадаться, о ком идет речь.

— Очередной шедевр, — объявил он почти час спустя, делая последний стежок на юбке. — Померь еще раз.

На этот раз одежда сидела на мне словно влитая. Я затянула, зашнуровала, завязала, и наконец была готова к выходу из-за занавески.

При виде меня обычная едкая улыбка Луиджи превратилась в триумфальную. Однако он не остановился на достигнутом и затянул мой корсаж так, что я едва могла дышать. Затем он вытянул ткань рубашки через отверстия между рукавами и корсажем, чтобы придать моему платью более модный вид. Наконец, он отступил на несколько шагов назад и с удовлетворенным видом кивнул.

— Думаю, вопрос с одеждой мы решили. Она достаточно скромна и соответствует твоему положению, и в то же время подходит для служанки молодой дамы, которая не желает, чтобы ее горничные ходили в обносках. Нет, подожди, — воскликнул он, когда я кинулась к зеркалу, чтобы взглянуть на себя. — Ты забыла про волосы.

Волосы!

Я хлопнула себя по голове и рассмеялась.

— Я совершенно забыла про них, настолько я привыкла носить короткую стрижку словно мальчик. Но что вы можете с этим поделать?

Портной заговорщицки мне подмигнул и снова принялся рыться в коробках на полках. Я заметила маленький сундучок, изготовленный из прекрасного светлого дерева, который находился между корзинок с лентами. Высокий и узкий, он был бы примерно мне по колено, поставь его на пол.

Осторожно и бережно, словно в его руках было хрупкое изделие из венецианского стекла, Луиджи достал сундучок с полки и поставил его на стол. Я с растущим любопытством наблюдала, как он поднимал резную крышку. Я придвинулась, чтобы разглядеть, что находится внутри, и тут же отпрянула.

В сундучке были волосы… ряды длинных кос всевозможных оттенков, от иссиня черных до совсем светлых. Они были аккуратно подвешены на маленькие крючки, словно туши в лавке мясника.

— Они прекрасны, не правда ли? — с гордостью спросил Луиджи.

Я немного посмеялась над своей первой реакцией, хотя мне все еще было не по себе. В самом деле, содержимое сундука навевало мысли о гнезде со змеями, или об ужасной коллекции реликвий, состоящей из волос святых. Мое веселье мгновенно потухло, когда я вспомнила длинную черную косу Лидии. Я с тревогой задумалась, где Луиджи собрал столь необычный урожай. Не мог же он…