— Разумеется. Я же лично беседовал с Дьенеи.

— Так вот, наберись терпения и выслушай до конца. Вчера ночью в Лишко прибыла венгерская делегация из трех человек. Они пробрались к нам через Словакию. Руководит ею некий барон Ацел, этакий важный хлыщ. Хорти поручил им сделать нам сообщение, что он, Хорти, в самые ближайшие дни отдаст приказ прекратить военные действия, порвет с немцами и начнет переговоры о перемирии. Генерал-полковник осведомился у Ацела, какими силами располагает Хорти, чтобы отстоять Будапешт от гитлеровцев. Должен тебе сказать, этот Ацел лишь с большим трудом понял, о чем его спрашивают, и уже никак, видимо, не уразумел всего значения подобного вопроса. По всей вероятности, до сих пор не только он, но и само правительство Хорти даже не задумалось над тем, что Венгрию Гитлер так просто не выпустит из рук и что немцы по сравнению с ней все еще достаточно сильны. Когда генерал-полковник изложил все это Ацелу, тот только плечами пожал.

— Того и жди, — продолжал Давыденко, — что Хорти начнет подготовку к перемирию столь же легкомысленно и глупо, как начал в свое время войну. Он тогда видел исключительно конъюнктурный момент, совершенно не учитывая реальных факторов. Теперь же он не учитывает временного соотношения сил, которое для Венгрии складывается не вполне благоприятно. Если раньше Хорти недооценивал наши силы, то сейчас он недооценивает всю подлость Гитлера. Этот барон Ацел что-то там лепетал о рыцарстве… Только вообрази, рассчитывать на рыцарские чувства Гитлера! Наш генерал-полковник попробовал было объяснить Ацелу подлинную обстановку и что именно следует исходя из нее предпринять, но вскоре был вынужден сей бесполезный разговор прекратить. Вопросы и замечания Ацела с абсолютной недвусмысленностью показали, что доверенные люди Хорти даже теперь, в самом конце войны, не знают, что представляет собой в действительности война. У нас совершенно не укладывается в голове, как взрослые люди могут серьезно верить, будто Гитлер из простого великодушия без боя выпустит из своих лап Венгрию, а они никоим образом не могут взять в толк, почему мы стремимся строить свои планы отнюдь не в расчете и уповании на подобное рыцарское благородство. На чем порешили? Ни на чем! Генерал-полковник принял к сведению сообщение Ацела, а тот в свою очередь пропустил мимо ушей все, о чем ему толковал генерал-полковник. Очевидно, Хорти убедился в том, что им совершена большая ошибка. Но понять, что продолжает ошибаться и поныне, — до этого он еще не дошел. Все говорит за то, что при сложившихся обстоятельствах Гитлер может пуститься на такую авантюру: организовать в стенах Будапешта, в самом сердце Венгрии, оборону Австрии и Вены.

Давыденко смолк, ожидая, как отзовется на его сообщение Балинт.

Тот долго молчал, потом спросил:

— Писать об этом можно?

— Ни звука! Но о чем бы вы ни писали, вам неизменно следует иметь в виду, что Хорти и сегодня поступает по-прежнему глупо и подло. Дело идет к тому, что тяжелые бои за освобождение Венгрии разыграются на самой венгерской земле.

— Ничего другого нельзя было и ожидать от Хорти и его политики, — заметил в раздумье Балинт. — Я не верю даже тому, что он на самом деле ищет перемирия… Всего вероятнее, хочет только одного: чтобы все в Венгрии оставалось по-старому.

На рассвете следующего дня вся редакция «Венгерской газеты» встала на колеса. По приказу генерал-полковника газета перебиралась в Галич — не ближе, а дальше от хребтовины Карпатских гор, где проходил фронт. Это обстоятельство сильно огорчило Балинта.

К десяти часам вечера редакция уже въехала в новое, отведенное для нее помещение. Это была большая, в шесть комнат, вилла в обширном запущенном саду. Ее окружали со всех сторон пожелтевшие осенние дубы и стройные, с наступлением осенней свежести облегченно вздохнувшие ели.

В одной из комнат с тремя высокими окнами редакцию уже ждала отлично оборудованная типография: специально привезенные из Львова печатные станки, а также венгерские шрифты, присланные для «Венгерской газеты» московским Издательством литературы на иностранных языках.

На новом месте работники редакции узнали интересные новости относительно событий в Венгрии. Встретивший их на пороге нового жилища молодой офицер в первую очередь осведомил Балинта, что Салаши устроил в Будапеште с помощью гитлеровцев путч. Дальше он рассказал, что еще до этого будапештское радио по поручению Хорти и якобы от его имени передало декларацию о том, что правитель Венгрии заключил перемирие с русскими.

Балинту потребовалось неотложно переговорить с Давыденко. Он позвонил в Лишко, но не мог его нигде разыскать. Тогда лысый майор обратился к адъютанту генерал-полковника. Тот сообщил, что подполковник Давыденко только что сел в машину и отправился в Галич, как раз чтобы встретиться с Балинтом.

— Он поехал за вами, товарищ майор! Вам придется немедленно прибыть сюда.

В ожидании Давыденко Балинт, Пожони и Тольнаи сидели у радиоприемника и слушали Будапешт.

До их ушей доносился истошный вой Салаши.

Потом они услыхали приказ начальника генерального штаба Хорти генерала Яноша Вёрёша: «Всякий, кто вздумает сложить оружие и перейти на сторону русских, кто без приказа оставит свой пост или не пожелает повиноваться приказу о мобилизации, будет предан смертной казни».

Давыденко привез Балинту приказ тотчас выехать в Лишко. Руководство редакцией принял на себя Пожони.

Из Галича Давыденко прямиком направился в Стрый. После откомандирования Юлии Сабо в редакцию «Венгерской газеты» руководство стрыйской антифашистской школой перешло к Шебештьену.

Собрав слушателей и преподавателей, Давыденко обратился к ним с речью, в заключение которой сказал:

— Учеба закончилась. Наступило время действий.

16 октября 1944 года

Я взялся писать дневник вовсе не затем, чтобы перечитывать его много лет спустя и вновь пережить то, что переживаю сейчас. Нет, я намерен предать его гласности. Возможно, он не возбудит любопытства у широкой публики, но для венгерских историков будет небезынтересно ознакомиться с рассказом очевидца и свидетеля того, как вели себя в поворотные для судеб Венгрии дни генералы и военные дипломаты Хорти.

Вчера ночью меня вызвали в Лишко, где в настоящий момент размещены штаб и политуправление 4-го Украинского фронта. Генерал-полковника я пока не видел. Один из руководителей политуправления, полковник Тюльпанов, сообщил мне по его поручению, что я должен задержаться на несколько дней в Лишко.

Тюльпанов пригласил меня на ужин, после которого проинформировал о событиях. Он обладает свойством с величайшим хладнокровием рассказывать о самых волнующих вещах.

Сначала Тюльпанов сообщил то, что я успел узнать еще от Давыденко. 11 октября представители советского и венгерского правительств заключили в Москве соглашение о перемирии. Венгерское правительство обязалось обеспечить переход своих войск на сторону Красной Армии и открыть военные действия против оккупировавших Венгрию немецко-фашистских частей. Хорти огласил эту декларацию по радио, не позаботившись предварительно о том, чтобы обеспечить безопасность Будапешта. Его легкомыслие, глупость и безответственность опрокинули все намеченные планы: немцы арестовали Хорти и сформировали правительство из нилашистов.

— Таково положение, — сказал Тюльпанов. — То, о чем я сейчас говорил, вы уже знаете и без меня, но я счел нужным ради полной ясности все это повторить. Хорти свою роль отыграл. Своим последним шагом он выдал Венгрию на растерзание Гитлеру.

Полковник Тюльпанов моложе меня года на два. Он высок, строен, у него русые волосы и гладко выбритое лицо. Это кадровый военный. До Октябрьской революции Тюльпанов работал шофером, в гражданскую войну вступил рядовым бойцом, а закончил ее командиром полка. Демобилизоваться он не захотел и, окончив высшее военное училище, оставался в нем преподавателем истории военного искусства вплоть до начала второй мировой войны. Полковник свободно владеет немецким и английским языками.