Когда Николь обернулась, чтобы взять рубаху, перед ней стояли трое мужчин с обнаженными торсами и каждый протягивал ей рубаху.

— Спасибо, — прошептала она, смахнув слезы. Хорошо все-таки снова вернуться домой.

Николь замерла с иголкой в руке, в сотый раз взглянув на окно. Слез больше не было. Она все их выплакала. Прошло почти два месяца с тех пор, как она в последний раз виделась с Клэем. Первый месяц она пребывала в смятении, была озадачена, ошеломлена. Потом неделями плакала. А теперь словно отупела от горя.

Забрав Николь с острова, Клэй отвез ее на мельницу. Они долго плыли вниз по реке до плантации Армстронгов, и все это время Клэй держал ее в объятиях, так крепко прижимая к себе, что ей было трудно дышать. Но она не возражала. Напротив, была счастлива.

Когда добрались до плантации, Клэй попросил Трэвиса сначала пришвартоваться к мельничному причалу. Николь удивилась, потому что предполагала, что вернется вместе с ним в дом. Клэй же, в отчаянии сжав ее в объятиях, повернулся и снова прыгнул в лодку, ни разу не оглянувшись, пока они переплывали на другой берег.

Николь в течение нескольких дней ждала Клэя. Когда он не появился, она придумала ему кучу оправданий. Она знала, что Бьянка все еще живет с ним в его доме. Возможно, ему оказалось не так просто посадить ее на судно, отправляющееся в Англию.

Когда прошел месяц, а от него по-прежнему не было ни слуху ни духу, она целыми днями плакала. Неужели он лгал, когда говорил, что любит ее? Может быть, власть Бьянки над ним была сильнее, чем он полагал?

— Николь, — тихо сказала Джейни (теперь в доме все говорили тихо), — почему бы тебе не взять с собой близнецов и не нарезать остролиста для гирлянд? Ведь скоро выпадет снег. А когда придет Уэс, мы могли бы украсить дом к Рождеству.

Николь нехотя поднялась. Настроение у нее было отнюдь не предпраздничное.

— Я не позволю сносить восточную стену моего дома, — категорически заявил Клэй.

Бьянка презрительно фыркнула:

— Но дом слишком мал! В Англии он мог бы сойти лишь за коттедж привратника.

— В таком случае почему бы тебе не вернуться в Англию?

— Я не потерплю оскорблений. Или ты забыл о моих кузенах?

— Не забыл, ведь ты ежеминутно о них напоминаешь. А теперь убирайся отсюда. Мне надо работать.

Вздернув нос, Бьянка выскочила из кабинета.

Когда она ушла, Клэй налил себе бренди. Бьянка его раздражала. Такой бездельницы, как она, он еще никогда не видывал. Она постоянно злилась, потому что слуги отказывались ей подчиняться. Сначала Клэй без особого энтузиазма пытался заставить их повиноваться, но вскоре отказался от этой затеи: Зачем повергать их в такое же уныние, в каком пребывал он сам?

Выйдя из кабинета, он пошел в конюшню. Он провел с этой мерзавкой целых два месяца! Каждый день пытался думать о благородстве своего поступка и о том, что своим мученичеством, возможно, спасает Николь от неминуемой смерти. Но такого утешения ему было мало. Теперь, когда у него было больше времени для размышлений, он пытался найти выход из создавшейся ситуации. Они с Николь могли бы уехать из Виргинии. Выбрать время, когда их не хватятся в течение нескольких дней, и уехать на запад. На территории вплоть до реки Миссисипи осваивались новые земли. Ему хотелось посмотреть на эту реку своими глазами.

Бьянка была права в одном. И года не пройдет, как она разорится. Он мог бы договориться с Трэвисом, чтобы тот выкупил плантацию после того, как Бьянка погрязнет в долгах. Трэвис и Уэс могли бы прогнать Бьянку с земли. Это можно было бы сделать, когда Николь будет находиться вне пределов досягаемости этой жирной мерзавки.

Подъехав к реке, он остановился и стал смотреть на дом Николь на противоположном берегу. Из трубы вился дымок. Сначала Клэй старался держаться от нее подальше, потому что видеть ее было невыносимо тяжело. За последние месяцы он частенько стоял на холме и наблюдал за тем, что делается на противоположном берегу. Ему очень хотелось повидаться с ней, но он не мог этого сделать, пока у него не было плана. Теперь план у него был.

В воздухе кружились снежинки. С противоположного берега донесся стук молотка. Клэй заметил одинокую фигуру на крыше мельницы, прибивающую разболтавшиеся деревянные планки.

Клэй с улыбкой спешился и, хлопнув коня по лоснящемуся черному крупу, отправил его в конюшню. Затем прыгнул в лодку и переехал на противоположный берег.

Взяв молоток из ящика с инструментами, стоявшего у основания стремянки, прислоненной к мельнице, Клэй взобрался на крышу. Уэсли удивленно взглянул на него, ухмыльнулся и молча протянул ему пригоршню гвоздей. Клэй сложил их шляпками в одном направлении и принялся вколачивать, подавая гвозди левой рукой быстро, как машина. После стычки с Бьянкой физический труд был отличным лекарством.

Почти стемнело, когда мужчины, усталые и вспотевшие, спустились по стремянке на землю. Но ощущать усталость от совместной работы с другом было приятно.

Они вошли в дом, где было тепло и где их ждал приготовленный ушат воды. Снег повалил еще гуще.

— Давненько мы тебя не видели, — сказал Уэс весьма неодобрительно. Клэй, не ответив, снял рубаху и принялся мыться. — Джейни говорит, что Николь неделями плакала по ночам, — продолжал Уэс. — Может быть, тебе это безразлично. Тебя, видимо, греет эта раздувшаяся копия Бет?

— Не говори о том, чего не знаешь.

— Ну так объясни!

Клэй медленно вытирался полотенцем.

— Мы знаем друг друга всю жизнь. По-моему, у тебя нет причин относиться ко мне с неприязнью.

— Конечно, нет. Пропади все пропадом, Клэй. Николь — прекрасная женщина. Она добра, мила…

— Как будто я не знаю, — перебил его Клэй. — Думаешь, я по ней не скучаю? Но я не волен в своих поступках.

Уэс замялся. Напрасно он не верил другу. Положив руку на плечо Клэя, он сказал:

— Почему бы нам не войти в дом? Николь обещала приготовить пончики, и близнецы будут рады тебя видеть.

— Ты, кажется, здесь желанный гость? — сухо заметил Клэй.

Уэс усмехнулся:

— Узнаю прежнего Клэя. Должен же кто-то о ней заботиться, если ты этого не делаешь.

Клэй направился к дому. Он не был здесь с тех пор, как Николь сюда перебралась. Как только он переступил порог, на душе у него потеплело.

Зимнее солнце проникало сквозь чисто вымытые окна. Мебели было мало, и Клэй без труда узнал отдельные предметы, хранившиеся у него на чердаке, которые он недавно прислал сюда. Даже посуда, стоявшая на шкафчике возле камина, была надколотая и разномастная. Кухонной утвари было очень немного.

Но несмотря на всю примитивность этого жилища, Клэй сейчас ни за что не променял бы его на свой великолепный дом. Джейни склонилась над чугунной сковородкой с кипящим маслом, переворачивая пончики. Стоя у нее за спиной, близнецы не сводили с нее глаз и не заметили стоявших позади мужчин.

— Мэнди, — сказала Джейни, — прежде чем есть пончики, надо их остудить, ты же знаешь.

Мэнди хихикнула и, схватив пончик чуть ли не со сковородки, откусила кусочек. Глаза ее наполнились слезами, однако она не подала виду, что обожглась.

— Упрямая, как твой дядюшка! — возмущенно воскликнула Джейни.

Клэй хохотнул, и Джейни резко повернулась.

— Прежде чем говорить о человеке, проверь, не слышит ли он тебя.

Не успела Джейни ответить, как близнецы с криками «Дядя Клэй!» бросились к нему в объятия. Схватив Мэнди под одну руку, а Алекса — под другую, он принялся кружить их. Они засыпали его вопросами:

— Почему ты так долго не приходил? Хочешь посмотреть новорожденных щеночков? Хочешь пончик? Они вкусные, но очень горячие.

Клэй рассмеялся и прижал детей к себе.

— Вы скучали по мне?

— Да, очень. Николь сказала, что сами мы не можем навестить тебя, а должны ждать, когда ты приедешь. А эта толстая леди все еще там?

— Алекс, — сказала Николь, спускаясь с лестницы, — ты забыл о приличиях! — С бешено бьющимся сердцем Николь медленно подошла к Клэю. Она едва сдерживала гнев. Видимо, она слишком мало значила для Клэя, если он с такой легкостью бросил ее. — Не присядете ли? — официальным тоном предложила она.