— Джеймс и Бет, — тихо произнесла она, усаживаясь рядом с ним. — Это из-за их гибели ты всегда печален и редко улыбаешься?

Он сердито взглянул на нее:

— Пока ты не будешь со мной откровенна, не жди откровенности от меня.

Николь растерялась. Она-то думала, что ловко избежала ответов на вопросы о своей семье, а он, оказывается, был достаточно проницателен и понял, что она что-то скрывает. Видимо, ему было так же больно говорить о своем прошлом, как и ей — о своем.

— Прости меня, — прошептала Николь. — Я не должна была задавать этот вопрос. — Наступило молчание. — Ты сказал, что хочешь поговорить со мной о чем-то, — напомнила Николь.

— Я думал о Бьянке, — сказал он, и глаза его потемнели. — Планируя похищение, я написал также письмо, которое должны были доставить ее отцу после того, как пакетбот будет уже неделю находиться в открытом море. Я не хотел, чтобы он беспокоился о ней, но он мог воспрепятствовать нашему браку. Поэтому я организовал брак по доверенности. Правда, все произошло не так, как я планировал.

Николь почти не слушала его. Она и не подозревала, что его слова могут причинить ей такую боль, поэтому заставила себя отвлечься и стала думать о мельнице. Она могла бы управлять этой мельницей. Может быть, смогла бы найти в Америке работу или же работала бы на Мельнице… и была бы рядом с Клэем.

— Помнишь фрегат, который подошел к причалу чуть раньше вашего судна? — продолжал Клэй. — С ним я отправил письмо Бьянке. Я объяснил ей все. Рассказал, что по ошибке заключил брак с другой женщиной, но что этот брак будет немедленно аннулирован. Конечно, все это произошло до того, как я получил письмо от судьи.

— Естественно, — сказала Николь.

— Я также послал ей деньги на проезд до Америки. Сказал, что по-прежнему хочу ее, умолял простить меня и приехать в Америку. — Он вскочил на ноги и принялся расхаживать по лужайке. — Ну почему, черт возьми, все это случилось? Я не мог вернуться в Англию, потому что мне приходилось одному управлять плантацией. Написал ей несколько писем, умоляя ее приехать, но она всегда находила какие-то отговорки. Сначала был тяжело болен ее отец, потом она боялась оставить его. Я понял, что она не хочет уезжать из Англии. У некоторых англичан странные представления об американцах. — Он взглянул на Николь, словно ожидая, что она объяснит ему эту странность. Но она промолчала. И Клэй продолжил: — Пройдет какое-то время, прежде чем она получит мое письмо, потом пройдет несколько месяцев, прежде чем я узнаю, принимает ли она мое предложение. И тут появляешься ты, — сказал Клэй, глядя на Николь с надеждой в глазах. Но Николь по-прежнему молчала. — Не знаю, как ты относишься ко мне. Сначала я думал, что нравлюсь тебе, но за последнее время… Ведь я почти тебя не знал. Но ты завоевала мое уважение. В моем доме снова стало приятно находиться, близнецы любят тебя, слуги — слушаются. У тебя отличные манеры, и, я полагаю, ты смогла бы с успехом выполнять кое-какие социальные функции. Было бы неплохо, если бы у нас снова стали бывать люди.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он сделал глубокий вдох.

— Если Бьянка мне откажет, я не хотел бы расторгать брак с тобой.

— И, как я полагаю, в результате этого брака могли бы родиться дети?

Губы Клэя дрогнули в улыбке.

— Конечно. Должен признаться, я нахожу тебя очень привлекательной.

Николь едва сдерживала гнев.

Она медленно поднялась и с напряжением произнесла:

— Нет. Думаю, это невозможно.

Он схватил ее за руку и повернул лицом к себе.

— Почему? Может быть, Арундел-Холл недостаточно хорош для тебя? Возможно, с твоей внешностью ты могла бы получить что-нибудь получше?

Звук увесистой пощечины, которой Николь ответила на его слова, эхом отозвался в лесу.

Он замер на месте, крепко держа ее за руку.

— Будь любезна объяснить, что все это значит, — холодно произнес он.

Она вырвалась из его рук.

— Cochon![2] Невежественный, тщеславный мужлан! Как ты смеешь делать мне такое предложение?!

— Чем я тебя обидел? Я просто предложил не расторгать наш брак, причем, надеюсь, за последние несколько недель проявлял к тебе, черт возьми, большое уважение! Как-никак ты все-таки являешься моей законной женой!

— Уважение! Ты даже не понимаешь значения этого слова. Правда, ты предоставил мне отдельную спальню, но почему? Потому ли, что уважаешь меня, или для того, чтобы иметь возможность сказать своей разлюбезной Бьянке, что не прикасался ко мне?

Ответ на этот вопрос был написан на его физиономии.

— Посмотри на меня, — почти кричала Николь. Акцент ее заметно усилился. — Я Николь Куртелен. Я живой человек со своими чувствами и эмоциями. Я не просто не «твоя» Бьянка! Ты говоришь, что делаешь мне предложение, но что именно ты предлагаешь? Сейчас я хозяйка плантации, и все называют меня миссис Армстронг. Но мое будущее висит на волоске. Если Бьянка примет твое предложение, меня выбросят за ненадобностью. А если она откажет, тебе придется удовольствоваться мной как чем-то второсортным. Нет! Даже не второсортным! Меня даже не выбирали. Просто я оказалась тогда, когда не следовало, в неподходящем месте. — Она сделала глубокий вдох. — Ты наверняка решил, что, если Бьянка приедет в Америку, я останусь здесь в качестве гувернантки близнецов.

— А что в этом плохого?

Николь от злости лишилась дара речи. Она пнула его, больно ударив по голени, но ей было все равно. Пробормотав по-французски какие-то ругательства, она свернула на тропинку.

Но он снова схватил ее за руку.

— Я тебя не понимаю. Если Бьянка мне откажет, я смог бы выбрать любую женщину этого графства, но я сделал предложение тебе. Не понимаю, что в этом ужасного.

— Может, ты считаешь, что оказал мне честь? И я должна быть польщена, что ты позволяешь такой бедняжке, как я, остаться с тобой? Думаешь, мне хочется всю жизнь быть объектом благотворительности? Возможно, это вас удивит, мистер Армстронг, но я хочу, чтобы в моей жизни было немного любви. Я хочу мужчину, который любил бы меня, как ты любишь Бьянку. Я хочу выйти замуж не потому, что это кому-то удобно, а по любви. Я ответила на твой вопрос? Я предпочту голодать с мужчиной, которого люблю, чем жить в роскоши с тобой в твоем прекрасном доме, зная, что ты страдаешь из-за отвергнутой любви.

Клэй как-то странно посмотрел на нее. Интересно, о чем он думает?

— Я не хотел оскорблять тебя, — тихо произнес Клэй. — Ты потрясающая женщина. Ты умудрилась превратить невыносимую ситуацию в такую, которая доставляет удовольствие если не тебе самой, то всем окружающим тебя людям. Все мы, а больше всех я сам, использовали тебя. Почему ты раньше не сказала, что чувствуешь себя здесь несчастной?

— Я не чувствую себя несчастной… — начала она, но остановилась, потому что говорить мешали слезы. Она была близка к тому, чтобы обвить руками его шею и сказать, что готова остаться с ним на любых условиях.

— Пора возвращаться, — сказал он. — Дай мне подумать, и, возможно, я найду какое-то более приемлемое для тебя решение.

Она молча последовала за ним по тропинке.

Клэйтон оставил ее в конюшне. Николь и сама не знала, как добрела до дома. Едва закрыв за собой дверь спальни, она дала волю слезам. В тот год, когда пришлось скрываться, она овладела искусством плакать беззвучно. Она бросилась ничком на постель, и ее тело сотрясали рыдания.

Все, что она сказала, было неправильно. Он не имел в виду предложение вступить с ней в брак в том смысле, в каком она его понимала. И теперь он говорил о «приемлемом решении». Много ли времени осталось до того, как он прогонит ее прочь? А если приедет Бьянка, сможет ли она спокойно наблюдать, как Клэй прикасается к ней, целует ее? Не станет ли она каждую ночь засыпать в слезах, увидев, как они закрывают двери своей общей спальни?

Мэгги и Джейни стучались в ее дверь, спрашивали, все ли с ней в порядке. Николь сказала, что подхватила простуду, боится их заразить. Ее голос, охрипший от слез, звучал так, словно она и впрямь была больна. Потом она услышала, как за дверью шепчутся близнецы. Решив, что пора перестать жалеть себя, Николь встала. Она умылась и сняла платье. В коридоре послышались шаги Клэя, и она затаила дыхание. Она еще не была готова встретиться с ним, понимая, что все, что у нее на сердце, будет видно по ее глазам. Во время ужина она, наверное, попросит его позволить ей остаться рядом с ним — если потребуется, то даже в качестве чистильщика его сапог.