— Я не считаю его глупым, тем более что все получилось так, как было задумано, — улыбнулась Николь.

Клэй, потирая руки, многозначительно взглянул на нее:

— Помнится, мы занимались чем-то интересным перед тем, как начался дождь?

Николь, широко распахнув глаза, взглянула на него с невинным видом:

— О чем ты? Объясни!

Клэй подошел к ветхому шкафчику и вытащил два пыльных, изъеденных молью одеяла.

— Это, конечно, не розовые шелковые простыни, — усмехнулся он, вспомнив, очевидно, какую-то неизвестную Николь смешную историю, — но все-таки лучше, чем голая земля. — Обернувшись, он протянул к ней руки.

Николь подбежала к нему и крепко обняла.

— Я люблю тебя, Клэй. Люблю так сильно, что даже страшно.

Он принялся вынимать из ее волос шпильки, роняя их на пол.

— Чего тебе бояться? — Он прикоснулся губами к ее шее. — Ты моя жена. Единственная, которую я хочу иметь, другой мне не надо. Думай лучше о нас и наших детях.

Когда язык Клэя прикоснулся к мочке ее уха, Николь почувствовала, что у нее подгибаются ноги.

— Дети, — пробормотала она. — Я хотела бы иметь детей.

Чуть отстранившись от нее, он улыбнулся.

— Делать детей — занятие непростое. Для этого нужно как следует потрудиться.

Николь рассмеялась, предвкушая удовольствие.

— Может быть, нам нужно немного попрактиковаться?

— Иди ко мне, бесенок! — Клэй подхватил ее на руки и осторожно положил на одеяла. От них пахло плесенью, но почему-то этот запах хорошо вписывался в общую атмосферу этого места. Это было место, где обитали привидения, и Николь казалось, что привидения благосклонно улыбаются им.

Клэй стал расстегивать пуговицы на ее мокром платье, и как только открывался маленький участок кожи, принимался покрывать его поцелуями. Он снял с нее платье. Сорочку Николь сняла сама. Ей хотелось поскорее обнажить свою кожу, чтобы он мог к ней прикоснуться.

— Как ты прекрасна! — заметил он, увидев, как отблеск огня играет на ее коже.

— Ты не разочарован, что я не блондинка?

— Замолчи! — с напускной строгостью приказал он. — Ты восхитительна!

Она стала расстегивать его сорочку. Грудь у него была гладкой, мускулистой. Живот — твердым и плоским, и Николь почувствовала волнение. Она обожала его тело. Ей нравилось наблюдать, как играют под кожей его мышцы, когда он заставляет подчиниться себе норовистую лошадь. Как грузит в телегу стофунтовые мешки с зерном. Ее охватывала дрожь, когда она прижималась губами к теплой загорелой коже на его животе.

Клэй наблюдал за сменой эмоций в ее выразительных глазах. Когда ее взгляд приобрел наконец туманно-коричневый оттенок чистого вожделения, у него по спине пробежали мурашки. Эта женщина умела воспламенить его. Слова любви становились лишними, он просто хотел ее. Он сорвал с себя одежду, в мгновение ока стянул сапоги.

Его поцелуи перестали быть нежными. Прикасаясь к ней губами, языком, покусывая зубами, он проделал поцелуями дорожку от шеи к груди.

Николь выгнулась навстречу ему. Он обласкал языком ее груди, его губы спустились вниз по животу, и она замерла в сладостном мучительном ожидании. Запустив руки в его густые волосы, она вновь вернула его губы к своим губам.

Он лег на нее, и она улыбнулась, ощутив тяжесть его тела. Он принадлежал ей — целиком и полностью.

Клэй вошел в нее.

Сначала они двигались в медленном ритме, но в какой-то момент это перестало устраивать Николь. Ее руки ласкали его спину и напряженные ягодицы, чувствуя, как работают мышцы, ощущая силу, таившуюся под его разгоряченной кожей.

Они одновременно взлетели на вершину блаженства, и Николь еще долго ощущала дрожь, сотрясавшую ее тело. Когда Клэй, скатившись с нее, придвинул ее к себе, она устроилась поуютнее и поцеловала его в плечо, ощущая солоноватый вкус пота.

Вскоре они заснули.

Проснувшись, Николь сначала подумала, что все еще находится в пещере с Клэем, но вскоре поняла, что она в доме Эллен. Солнечный свет, падавший на кровать, проникал сквозь кружевные занавески. Клэя рядом не было, но на подушке сохранилась вмятина от его головы.

Николь с наслаждением потянулась, и простыня соскользнула с ее обнаженного тела. Они проспали несколько часов после того, как занимались любовью в пещере. Проснувшись, увидели, что взошла луна, огонь в камине погас и стало холодно. Торопливо натянув на себя мокрую одежду, они помчались к шлюпу и медленно поплыли вниз по реке к дому Бакесов.

Когда они добрались до дома, Клэй совершил набег на кухню и вернулся к Николь с большой корзиной, в которой находились фрукты, сыр, хлеб и вино. Он рассмеялся, когда Николь, выпив всего полстакана, снова потребовала любви. Они занимались любовью, целовались, ели, поддразнивали друг друга и смеялись, а потом заснули в объятиях друг друга.

Николь извлекла из-под правого бедра кусок яблока. Она улыбнулась и положила его на прикроватный столик. Она понимала, что после их вчерашних утех простыни Эллен будут покрыты пятнами. Надо бы извиниться. Но как? Нельзя же рассказать, что она налила вино в углубление спины над ягодицами Клэя и стала его пить, но не успела допить до конца, потому что он, потеряв терпение, повернулся, и вино разлилось. Нет, нельзя. О таком вслух не говорят.

Откинув одеяло, Николь зябко поежилась. Стало прохладно, чувствовалось приближение осени. В ее гардеробе висело бархатное платье цвета того самого красного вина, которое прошлой ночью пили они с Клэем. Она быстро надела его и застегнула крошечные жемчужные пуговки. Платье было с длинными рукавами, высоким воротом и многочисленными складками ниспадало до пола. Это было простое, элегантное платье, к тому же теплое — именно то, что нужно в такой прохладный день.

Она подошла к зеркалу, чтобы привести в порядок волосы. Ей хотелось выглядеть сегодня особенно привлекательной. Клэй сказал, что в полдень объявит об их намерении совершить повторную церемонию бракосочетания, и всех собравшихся здесь пригласит на свадьбу, которая состоится на Рождество. Николь уговорила его немного подождать, чтобы получить возможность подготовиться к празднеству. Во второй половине дня гости Эллен начнут разъезжаться, и он хотел сделать объявление до их отъезда.

Заблудившись всего раз, Николь удалось найти выход в сад, где на лужайке были снова накрыты столы. Возле столов находилось несколько человек. Неспешно разговаривая между собой, они завтракали. Судя по всему, гости уже устали и подумывали о том, чтобы отправиться по домам. Николь тоже с нетерпением ожидала возвращения в Арундел-Холл — в качестве его хозяйки.

Бьянка сидела в одиночестве возле небольшого столика под вязом. Глядя на нее, Николь почувствовала угрызения совести. Ей вдруг показалось несправедливым, что англичанка, проделав долгий путь через океан, чтобы выйти замуж, обнаружила, что ее жених женат на другой. Николь нерешительно сделала шаг в ее сторону. Бьянка взглянула на нее, оторвавшись от наполненной едой тарелки. Глаза ее пылали ненавистью.

Николь отпрянула, схватившись рукой за горло. Она вдруг почувствовала себя лицемеркой. Разумеется, она могла позволить себе относиться с сочувствием к Бьянке. Ведь Бьянка проиграла. Она повернулась к столам и взяла тарелку. Но аппетит у нее пропал.

— Прошу прощения, миссис Армстронг, — сказал, подойдя к ней, какой-то незнакомец.

— Что вам угодно? — спросила Николь, оторвав взгляд от тарелки с едой, в которой нехотя ковырялась.

Перед ней стоял высокий, сильный молодой мужчина. Его взгляд настораживал. В нем было что-то неистовое.

— Ваш муж просил вас встретиться с ним возле шлюпа.

Николь сразу же поднялась, обошла стол и приблизилась к незнакомцу.

— Мне нравятся послушные женщины, — хохотнул он. — Клэй, как видно, знает, как добиться повиновения от своей жены.

Николь хотела резко ответить, но не стала этого делать.

— Я думала, мистер Армстронг на скачках, — сказала она, умышленно называя его официально, и последовала за молодым человеком через лужайку к реке.