На войне без потерь не бывает. Но к ним все равно нельзя привыкнуть. Боль и горечь всякий раз так резки, как будто такое случается впервые…
Золотистая луна торчит в небе. От капонира под баян тихо доносится песня. Судя по голосам — это ребята капитана Гриба. Мотив — щемящий душу, знакомый с детства — «Раскинулось море широко»… А слова другие. Те, что родились еще в осажденном Севастополе:
Раскинулось море широко
У крымских родных берегов,
Живет Севастополь могучий,
Решимости полной готов.
И грудью прикрыл Севастополь родной
Моряк, пехотинец и летчик:
У крепкой стены обороны стальной
Могилу найдет здесь налетчик.
Несколько молодых сильных голосов подхватывают мелодию, и она крепнет, набирается силы:
Мы холод и стужу видали в боях,
Мы свыклись с дождем и ветрами,
Мы будем фашистов в боях истреблять
И знаем: победа за нами!
Так смело, друзья, в наш решительный бой,
Чтоб род весь людской мог воспрянуть,
Чтоб больше никто на родную страну
Не мог по-бандитски нагрянуть.
Что и говорить — «самодельные» слова. Но что делать! На фронте нередко в творчестве приходится обходиться «собственными словами». И не беда, что «непрофессионально». Зато все, что сказано в песне, — сказано от души!
Сколько мы не пытались узнать, кто сложил эти слова, ничего путного добиться не удалось. Безымянен автор. Но, наверное, это и здорово — если полюбилась песня, пошла по всему Черноморью. Значит, отвечает она на то, что творится в наших душах.
А подтекст к ней каждый вкладывает свой. Вот и сегодня — поют ребята, а наверняка думают о тех, кто навсегда остался лежать там, на Крымской земле в искореженных и обожженных «илах». И еще о том, что они отомстят за них.
Имя на фюзеляже
Их было немного — всего двенадцать человек, хмуро сидевших у капонира.
Молчание затянулось, потому что никто не знал, каким должно быть первое слово. Но вот поднялся замполит капитан Зубков и, решительно махнув рукой, тихо бросил:
— Говорить здесь долго нечего… Вопрос?.. Какой же вопрос?! Так и запишем: «Протокол общего собрания авиаэскадрильи». Повестка дня тоже ясна: «Отомстить за смерть нашего боевого комсомольского руководителя Игоря Васильевича Громова».
— Начинай! Верно! — послышались одобрительные возгласы.
Сохранился и этот «Протокол № 1». Приведу его целиком как ярчайшее свидетельство раздумий, которыми мы жили.
«Повестка дня: 1. Отомстить немецко-фашистским захватчикам за смерть нашего боевого секретаря комсомольской организации Громова Игоря Васильевича.
Слушали заместителя командира по политчасти капитана товарища Зубкова:
Товарищ Громов имел 113 боевых вылетов. Он воевал против фашистских варваров на Ленинградском фронте. Оттуда был переведен в нашу часть. Тов. Громов за время войны участвовал в защите г. Севастополя и до конца жизни громил врагов нашей Родины. Тов. Громов был передовым организатором комсомольской работы. Личным боевым примером показывал комсомольцам, как нужно драться. Этим примером он сплотил вокруг себя комсомольцев своей организации.
Комсомольцы должны дать клятву: мстить фашистским захватчикам за товарища Громова, показать себя честным и воевать так, как воевал Громов.
Выступили:
Жуковский. — Товарища Громова я знаю почти с начала войны как хорошего товарища, как боевого секретаря и организатора. Клянусь перед комсомольцами, что до конца своей жизни буду мстить за нашего боевого секретаря тов. Громова!
Оплетин. — Товарищи комсомольцы, это первое собрание, на котором нет Громова. Не один Громов погиб от фашистской руки. От этих врагов погибли миллионы ни в чем не повинных советских людей. Поклянемся же, товарищи, что беспощадно будем мстить за нашего друга. Гитлеровцы заплатят сотнями своих солдат за нашего секретаря. Товарищи, я предлагаю на одном из боевых самолетов написать лозунг: „Отомстим фашистским варварам за нашего боевого секретаря товарища Громова!“
Постановили:
Заслушав сообщение капитана Зубкова о героической смерти экипажа старшего лейтенанта Евстифеева, в состав которого входил секретарь лейтенант Громов, общее комсомольское собрание выражает глубокую скорбь по случаю гибели нашего секретаря и друга. Проклятые гитлеровские разбойники вырвали из наших рядов отважного борца и авторитетного руководителя, до конца преданного коммуниста, секретаря комсомольской организации. Поклянемся отомстить за смерть своих товарищей.
Будем бить врага так же метко, как Громов. Сохраним же о нем светлую память в наших сердцах и понесем ее как знамя смертельной ненависти к врагу, как знамя окончательной победы над врагом.
Комсомольское собрание предлагает написать лозунг на одном из боевых самолетов: „Отомстим за товарища Громова!“»
Голосовали молча. Молча и расходились. А через полчаса их машины уже выруливали на старт.
Я не позавидовал тем фашистским летчикам, которые встретятся им в этом полете…
* * *
Солнце палило немилосердно. Травы пожухли, и все поле подернулось пепельным белесым цветом.
Даже фюзеляжи самолетов, казалось, раскалились докрасна: дюраль жег пальцы.
Спасительная тень — только под крылом. Но разве под ним спрячешься, если ты не один, и не двое… Гимнастерки взмокли. На лицах — крупные капли пота.
— Пожалуй, начнем! — капитан Демидов жестом подзывает лейтенанта Нужина. — Давай карту.
Карту расстилают прямо на земле.
Летчики усаживаются кружком.
— Вот так орлы… — в голосе Демидова озабоченность. — Штурмовка на этот раз серьезная. Будем бить по кораблям в водах Дуная. Здесь и здесь… — Карандаш стремительно летает по карте.
— Что известно о зенитной обороне?
— У холмов — батарея. Это точно. Но точно и то, что такие «объекты», как Дунай, одной батареей не охраняются. Значит, встретим еще что-нибудь. Замаскированное, а потому, видимо, и не обнаруженное… Еще вопросы есть?
— Вопросы будут на месте. — Нужин поднимается с земли. — Только решать их придется самим.
— А ты с Гитлером посоветуйся. На крайний случай — с Герингом.
— Пробовал. Не соединяют. Обюрократились, сволочи. Я им лично «пожалуюсь». Когда в Берлин приду!
— Вот-вот. Наведи у них там порядок.
— Сегодня и начнем «наводить»…
Давыдов улыбнулся. Это хорошо, что у ребят перед полетом отличное настроение. А шутки? Это не беззаботность. Без шуток в их деле нельзя. Скорби на войне и так хватает.
— За штурмовики, хлопцы, головой отвечаете!
— А мы всегда головой отвечаем…
Вот тяжело нагруженные штурмовики поднялись в воздух. Через считанные секунды стартовали «яки». Построились в боевой ордер. Истребители на сей раз вели Локинский и Кологривов.
Под крылом блеснула широкая гладь Дуная. «Куда же делись корабли?» — озабоченно думает Локинский.
— Шеф, смотри — они у пирсов замаскировались! — в наушниках голос Кологривова.
Локинский уже сам различает сторожевики, катера, баржи. Неуклюжим сундуком в них вклинилась землечерпалка.
— Начинайте!..
Первая волна штурмовиков проходит над кромкой берега.
И сразу — взрывы, огонь, дым.
— Следи за воздухом! — Локинский знает, что и Кологривову «не терпится». Но они договорились атаковать «по очереди». Конечно, ежели «мессеры» не появятся.
Три баржи пылают. Это поработали штурмовики Давыдова.
